Такер решительно положил медальон на столик в прихожей. Что это там говорил Билли про судьбу? Как ни пытайся изменить свою жизнь, все равно от судьбы не уйдешь.

Да, ничего не изменилось, подумал Такер, выходя из дома. Что бы там ни произошло между ним и Джуди, он остался все тем же одиноким волком. Видно, так ему на роду написано.

Джуди смотрела в окно, сжимая в руке медальон и не зная, хочет ли она увидеть Буна на подъездной аллее или боится этого. Да откуда ему взяться — прошла ведь почти неделя с тех пор, как она прогнала его, неделя бесконечных разговоров с полицией и прочими официальными лицами. Но теперь наконец вина Бафорда окончательно установлена юридически. И Джуди постепенно начинала сознавать, что она, может быть, навсегда распрощалась с Такером Буном.

«Я не знаю, что думать», — сказала она ему в тот последний вечер и до сих пор не знала, что думать, хотя все дни и ночи напролет перебирала в памяти все, что между ними было. Здравый смысл говорил ей, что Бун лгал ей и с ним не следует иметь больше дела. Но когда она вспоминала выражение его лица в тот день на ферме, вспоминала жар их объятий, ей хотелось верить, что у него были веские причины поступить так, как он поступил. «Ты тоже захотела бы отомстить за смерть матери», — твердило ей сердце, но разум тут же возражал: если он такой благородный, зачем он увез сумку с деньгами? И если он взял деньги, чтобы выкупить свою ферму, почему он до сих пор не прислал за братьями?

Сонм мыслей роился у нее в голове, гордость боролась с сердечной тоской, надежда тлела в груди, несмотря ни на что. Она твердила себе, что поступила правильно, что жизнь с Буном могла принести ей только горе, но в глубине души знала, что до самого смертного часа не забудет выражение его лица, когда она назвала его лжецом. Он сказал ей однажды: «Есть люди, которые не стоят того, чтобы их спасать». И, отвернувшись от него в тот вечер, она словно признала, что он один из таких людей.

Джуди сжимала медальон, и слезы катились у нее по щекам.

— Ну почему, Бун? — шептала она. — Разве мы не могли бы вместе отстроить твою ферму?

Не говори глупостей, одернула она себя. Чтобы жить вместе, им надо выговориться, как-то преодолеть разделяющую их пропасть — ас каждым днем эта пропасть становится все шире. Раз Бун не пытается ее вернуть, значит, он предпочитает и дальше жить так, как жил прежде, — одиноким волком, не обремененным никакими привязанностями.

— Я помню, как я подарила тебе этот медальон, — сказала вошедшая в комнату Гинни. — Что случилось? — мягко спросила она, садясь рядом с Джуди. — Отчего у тебя такой грустный вид?

— Я не знаю, о чем ты говоришь.

Гинни улыбнулась, вспомнив, что в эту игру в словесные прятки они не раз играли и прежде.

— Ты поклялась беречь этот медальон и потом передать его своей собственной дочке. Видимо, Такер Бун немало для тебя значил, если ты отдала ему медальон.

— Ты знаешь?

— Я твоя мать. Неужели же я не замечу, что моя дочь подарила кому-то свое сердце? — ласково произнесла Гинни.

И тут Джуди не выдержала. Слишком много на нее обрушилось: тоска одиночества, страх, что она больше никогда не увидит Буна. Она с рыданиями бросилась в объятия матери.

— О, Гинни, я так его люблю! Почему я полюбила такого неподходящего человека?

Гинни молча гладила ее волосы, выслушивая исповедь дочери. Джуди рассказала ей все, начиная с момента их встречи, кроме того, что она отдалась Буну. Она была счастлива излить душу, но, кончив, ощутила какую-то пустоту.

— А теперь, — всхлипнула она, отодвинувшись от Гинни, — я не знаю, чему верить. Ты слышала, что говорил Ланс. Мне не хочется думать, что деньги для Буна важнее всех нас, а как еще истолковать его поведение?

— Это ты должна решить сама — сердцем, — сказала Гинни.

— Как странно, Бун всегда внушал мне, что думать надо не сердцем, а головой.

— Естественно, он же мужчина, — со смешком проговорила Гинни. — Мужчины боятся доверять своим чувствам.

— Раф же доверяет.

Гинни покачала головой, подумав, как ее упрямый муж настоял сегодня утром на поездке в Новый Орлеан, чтобы решить все дела с юристами, хотя сам пока ходит с трудом, опираясь на палку.

— Раф делает успехи, однако работы еще предстоит много. — Гинни погладила Джуди по руке. — Но он все же признал бы, что тебе следует верить. Ты прекрасно разбираешься в людях.

— Но с Рустером мне не сравниться, — с улыбкой сказала Джуди — А что говорит Рустер? Что надо немедленно ехать в Миссури?

Рустер каждый день уговаривал Джуди ехать к Буну, уверяя ее, что тот без них ужасно страдает.

— Рустер и без того пилит меня день и ночь, и близнецы тоже. Неужели он и тебя уговорил?

— Меня незачем уговаривать. Я знаю, что ты хочешь туда поехать. — Гинни улыбнулась. — Не бойся, детка. Любовь — это большой риск. Нам с Рафом тоже было нелегко, но если бы мы очертя голову не бросились друг к другу в объятия, то не нашли бы своего счастья.

— Как я могу ему верить? Он мне лгал.

— Позволь ему по крайней мере объяснить, почему он это делал. Мы все уверены, что ты не могла полюбить плохого человека. Дело не в том, веришь ли ты ему, а в том, веришь ли ты сама себе.

Джуди посмотрела на медальон. Да, надо верить себе. Гинни права, она полюбила Буна, не вдаваясь в рассуждения. Она с первой минуты разгадала в нем порядочного человека. И она знает, что нужна Такеру Буну. А он нужен ей.

Джуди обвела взглядом спальню, где провела много лет, посмотрела на свою приемную мать, которая помогла ей преодолеть немало трудностей.

— Но, Гинни, как же я уеду из Камелота? У Гинни тоже навернулись на глаза слезы.

— Конечно, нам тебя будет не хватать, но мы с Рафом всегда мечтали, чтобы наши дети нашли свое счастье. Если твои мечты зовут тебя в Миссури — ну что ж, это не так уж далеко. Мы будем навещать друг друга.

— Так едем или нет? — спросил внезапно возникший в дверях Рустер. — Коб и Джерми лопаются от нетерпения.

Джуди торопливо вытерла слезы и сказала с напускной строгостью:

— Рустер, у ребят есть имена. Зачем ты придумал им клички?

— Пускай, — сказал Джекоб, сунув голову в дверь. — Раньше нам не придумывали кличек — никому не было до нас дела. Правда, Джерми?

Рядом возникла улыбающаяся физиономия Джереми.

— Правда. Мне так даже больше нравится. Вроде как мы все — одна большая дружная семья.

— Тогда найдите и мне кличку, — раздался голос Кристофера, появившегося в дверях позади мальчиков. — Не воображайте, что я отпущу Джуди одну.

— Ты же ненавидишь Буна, — с удивлением произнесла Джуди. — Сколько раз ты говорил, что не доверяешь ему.

Кристофер пожал плечами и сказал, опустив глаза:

— Не хочется признаваться, но, кажется, я просто ревновал тебя к нему. И к Рустеру тоже. Мне хотелось плохо думать о них обоих. — Он посмотрел на Джуди. — Я наблюдал за Буном, когда Бафорд лил на него грязь. Бун делал все, чтобы защитить тебя. И я подумал: раз уж он так заботится о благополучии моей сестренки, он заслуживает хотя бы того, чтобы его выслушали.

— Ты серьезно, Кристофер? — Джуди с трудом скрывала свою радость. — Ты вправду поедешь со мной в Миссури?

— На время. Надо же кому-то оберегать тебя от Рустера. Видя, что Рустер собрался огрызнуться, Джуди захлопала в ладоши.

— Тогда чего вы тут стоите разинув рты? Идите собирайтесь в дорогу!

Мальчики разразились восторженными воплями.

— Знаешь, как я тебя буду звать? — услышала она из коридора слова Рустера, обращенные к ее брату. — Я придумал тебе кличку — Кип.

— Через мой труп. Тогда я буду звать тебя Майки.

— А в лоб хочешь?

Джуди закатила глаза — ну парочка! Потом с широкой улыбкой повернулась к Гинни:

— Будешь молиться за меня? Кажется, я еду в Миссури со всей своей дружной семьей.

Бун вошел в кабинет адвоката с тяжелым сердцем. У него с собой была лишь половина нужной суммы, и он почти не надеялся, что кто-нибудь посочувствует ему и пойдет навстречу. Но выхода у него не было. Или он убедит суд дать ему отсрочку, или через шесть часов он навсегда лишится фермы.