И в конце концов, положив в снегах чуть не легион, на них плюнули. Оставили на давно выстроенной базе дивизион охранения и улетели. Да только и дивизион тот прожил недолго. Сумели бородатые преодолеть тысячелетний страх перед равниной. И через силовой купол пройти тоже смогли. Не сами, наверняка, но теперь это не имеет значения. Что показательно, имперские гуманисты их все-таки цивилизовали: со временем у ребят уже и мушкеты появились.
«Ну, ничего, – мрачно подумал Виктор. – С тех пор воды утекло… ой-ой сколько. Сейчас вот и стволы у нас покруче, и сами мы поумнее стали. Не хотите миром, – спалим к черту. Нас уже научили, у нас были прекрасные учителя, они умели лечить сопливость раз и навсегда. Мы долго жили в уютном и комфортабельном мире, мы долго рождали великие идеи – по сто штук в год на душу населения, а потом заплатили за них чуть ли не четвертью этого самого населения. Если ты не можешь победить, ты погибаешь – вот единственная идея, вокруг которой вертится сама Вселенная. Все остальное, увы, просто жалкий треп…»
Он вспомнил отчаяние недавних, кажется, п е р в ы х д н е й, когда не приученные воевать экипажи бросались в бой и гибли, гибли один за другим. А эсис перли, как на параде, раз за разом перемалывая лучшие, прекрасно оснащенные легионы. Это потом уже, когда выжившие получили под свою руку новые, наспех сформированные подразделения, когда они вдруг снова выжили и научились сперва этому – еще не побеждать, но уже выживать, это тогда только все вдруг увидели, что былая слава человечества не пустой звук, и мы еще можем показать, чего стоит наш заржавленный меч. А сначала!.. и куда подевались все прекраснодушные идеалисты? Именно они почему-то менее всех рвались гореть в железных коробках.
За них горели другие… как жаль!
– Цель – минута, – раздался в шлеме голос Чечеля.
Катер неощутимо провалился на пятьсот метров вниз и начал заход. Моня вел машину так, словно под ним действительно была цель, по которой нужно ударить и тотчас же, не ожидая, пока по тебе заработают спящие почему-то зенитные системы, форсажным зигзагом, выматывая нервы до ломоты в костях, уйти вверх и в сторону. Ланкастер потянулся и вырубил обзор – больше он ему не требовался. Вот катер завис на месте, потом Моня сдвинул его несколько левее, заработала опорная тяга, выдерживая машину, пока пилот не выпустит лапы шасси, и наконец, моторы смолкли.
– Створ, – произнес Виктор.
Капсула развернулась и встала почти вертикально. Генерал Ланкастер шагнул в глубокий снег.
Вокруг него выпрыгивали из катеров фигуры в темном снаряжении, которое тут же белело, приспосабливаясь к окружающему миру. По орлиным крыльям на шлеме он различил Рауфа, спешащего с обязательным в таких случаях докладом.
– Ох-х… – вздохнул кто-то.
Они находились на крохотной, не более ста метров в поперечнике, относительно ровной площадке. С двух сторон ее окружали пятнистые скалы, с третьей полого уходил вниз сверкающий заснеженный склон, а за спиной у Виктора темнела пропасть.
– Кайтесь, грешники! – утробно заговорил Чечель. – Кайтесь, сучьи дети, ибо истинно реку вам: вам здесь жить. И, возможно, умирать.
– Всем проверить отопление! – приказал Ланкастер и повернулся к Рауфу: – Как думаешь, эмиттер даст здесь купол?
– Сомнительно, – вздохнул начштаба. – Разве что Р-третий, так а что с него толку? Десять метров?
Ланкастер мрачно кивнул и двинул в шлеме подбородком, включая нужный сенсор.
– Барталан? – позвал он.
От группы десантников тотчас отделилась белая фигура и, утопая в глубоком снегу, бросилась к машине командира.
– Орбитер нас видит?
Начальник разведки – правая часть внутреннего проектора его шлема уже показывала картинку, согласно кивнул и сообщил номер канала.
– Так, – хмыкнул Ланкастер, оставшись доволен увиденным, – подними свою машину и каждую щелочку обшарь сенсорами. Радиус тебе пятьсот метров. Ты, Раф, берешь людей и лезешь во-он туда, на скалу. Там нужно поворошить камни и как следует замаскироваться. С секторами, я полагаю, ты уже определился?
– Проблема только там, – начштаба махнул рукой в сторону обрыва. – По сути, придется брать девяносто градусов сверху… если увидим: я не в состоянии был экстраполировать высоту по картинке. Кто знал, что эти олухи выдадут нам голую плоскость!
– Согласен, – отмахнулся Ланкастер. – Работайте, работайте…
Ему здесь совсем не нравилось. Слишком высоко, а он уже знал, что аборигены редко нападают выше трех тысяч – очевидно, пещеры располагались большей частью в низинах. Скорее всего, вся эта возня без толку. Хотя – когда там был последний эксцесс? Почти месяц назад? Пожалуй, парни уже засиделись. С их-то охотничьими инстинктами этак тронуться можно. Если, конечно, они смогут услышать бур.
– Орбитер, – позвал он, – расстояние до ближайшего населенного пункта?
– По прямой? – уточнил робот.
– Да.
– Двести двадцать три тысячи семьсот метров.
Учитывая высоту… ну нет, за трое суток им никак не успеть, так что данную площадку можно считать условно-безопасной.
– Рафаэль, что у нас дальше?
– Двести к югу, – отозвался с вершины скалы Рауф.
– Заканчивайте определяться, здесь дела не будет. Пускай оболтусы поставят себе эмиттер и ковыряются под куполом: тут все равно никто не появится. Просто не успеют, даже если услышат. Разложи им на десять персон, да и хватит с нас – поехали.
– То есть, отделение? – педантично уточнил начштаба.
– Именно так. По машинам, господа!
Теперь катера скользили вниз. Вторая точка, запланированная Скоттом под очередное бурение, находилась на высоте чуть больше тысячи метров. Переориентированный Барталаном орбитер сместил фокус и сейчас показывал мрачную холмистую равнину: меж многочисленных гранитных валунов там и сям виднелись проплешины серо-зеленого кустарника. Ланкастер куснул губу. Этот пейзаж он уже видел среди материалов, предоставленных Скоттом, но то был плоский снимок геологического робота, не дававший почти никакого представления о рельефе, – сперва ему даже показалось, что вторая база будет стоять среди частокола скалистых клыков.
«Хорошенькое местечко, – подумал Виктор. – Интересно было бы просчитать коэффициенты распространяемости шума бура в зависимости от почв. Вот только по какой, интересно, методике? И почему в академиях не читают хотя бы основы планетологии? Хотя, впрочем, я же „сапог“, а не инженер…»
– Вторая машина, подготовить подробную обработку рельефа – вплоть до каждой мышиной норы. Рафаэль, тут будет много работы.
– Я думаю, – согласился Рауф. – Может быть, удастся замаскировать стрелков в гнездах между камней? Сделать для них что-то вроде индивидуальной норы, чтоб только камера торчала?
– Где садиться? – влез в разговор Чечель.
– В геометрическом центре, – машинально ответил Ланкастер, занятый обдумыванием предложения начштаба. – Впрочем, – сказал он ему, – здесь, похоже, можно установить эмиттеры.
Моня опустил машину на ковер толстенного серого мха, и Виктор едва не упал, шагнув из створа в мягкую, почему-то заскрипевшую под ним губку.
– Зараза, – сказал он, с любопытством поднимая ногу. – Но не рвется… однако. Моня, мать твою, ты можешь объяснить мне, почему от моих восьмидесяти кило на этом дерьме не остается следов?
– Фактура у него такая, – безразлично пожал могучими из-за брони плечами начмед. – Да и весишь ты сейчас не восемьдесят а по коэффициенту 0,86. Ланкастер махнул рукой и пошел к ближайшему нагромождению бурых, покрытых, как ему казалось, какой-то слизью, валунов. Приблизившись, он понял, что ему казалось в них странным.
Груда камней высотой в два ему роста не была естественным образованием – нет, они лежали по ранжиру, внизу крупные, весом, пожалуй, не в одну тонну, а выше более мелкие и легкие. Из-за коричневатого налета, оказавшегося не слизью, а густым, шерстистым мхом издалека загадочное строение выглядело почти монолитным. Ланкастер поправил бронеперчатку – так, словно она могла свалиться с его кисти, – и с силой провел пальцем по округлому боку камня. Мох отдираться не желал.