– А ты разве куришь? – удивилась она. – Я не заметила.

– Так, вечерами иногда, – объяснил он. – Осталась привычка со студенческих лет. Сидели вечно до утра с ребятами, говорили… Спокойной ночи! Я позвоню на днях.

Простившись с ним, Лиза вошла в подъезд. Лифт остановился где-то вверху, и она ждала, когда погаснет кнопка. Вдруг чьи-то руки обхватили ее сзади, и на мгновение у нее мелькнула мысль, что это какая-то невообразимая Юрина шутка. Но, конечно, это был не он – отвратительный запах перегара ударил ей в лицо.

– Деньги вытаскивай, – прохрипел голос у нее за спиной. – И паспорт.

Это было так неожиданно, что Лиза даже не успела испугаться.

– А паспорт тебе зачем? – воскликнула она, вырываясь из этих вонючих рук. – В нем прописка не московская!

Наверное, грабитель не ожидал такой фразы. Руки его слегка разжались, и Лиза отпрянула в сторону. Перед ней стоял верзила неопределенного возраста и довольно мрачного вида. Он был пьян и слегка покачивался, тупо глядя на нее. Впрочем, он быстро оправился от неожиданности.

– Деньги, говорю, давай, пас-с-куда, – повторил он. – Давай сама, пока не придушил!

Денег у нее с собой было немного, но ей вдруг стало противно самой отдать их этому мерзкому типу.

– А ну, пусти! – Она попыталась оттолкнуть его, но он, разозленный сопротивлением, действительно схватил ее руками за шею.

«Задушит! – в ужасе подумала Лиза. – С кем вздумала спорить?»

Верзила сжал пальцы, и она вскрикнула.

– Я тебе поору! – прохрипел он.

Кажется, он уже забыл о своей первоначальной цели, ему просто доставляло удовольствие сжимать пальцы. В глазах у Лизы потемнело.

«Господи, как глупо!» – мелькнуло в голове.

Она закричала насколько хватало сил, забилась в руках верзилы. Неожиданно хлопнула входная дверь, она услышала стремительные шаги в подъезде.

В следующее мгновение пальцы верзилы разжались, раздался глухой удар, и Лиза увидела, как он покатился со ступенек. Юрий уже стоял рядом с ней, плечом отодвинув ее к самому лифту.

Наверное, потому, что верзила был пьян, он тут же поднялся и, угрожающе покачиваясь, пошел на них снизу. Следующий, двойной, удар остановил его, когда он был совсем рядом. Верзила сломался пополам, взвизгнул.

– Ты, мужик, сдурел? Я ж ниче…

Он попятился, снова упал вниз и быстро, на четвереньках, выполз из подъезда.

Юрий часто дышал – то ли от усилия, то ли от гнева. Лиза испуганно вцепилась в его рукав.

– Ох, Юра, я так перепугалась! Не понимаю, откуда он взялся?..

– Я же говорил, подъезд какой-то мрачный.

В тусклом свете лампочки Лиза увидела, что он уже улыбается.

– Да нет, я тысячу раз здесь ходила, и вечером тоже, все было нормально. И вдруг вот… Как хорошо, что ты услышал!

– Я же должен защищать своих сотрудников, да? – Он смотрел на нее весело и ободряюще. – Но, конечно, это я расслабился. Хожу себе один, как в Германии…

Лицо его стало серьезным, и Лиза вспомнила, каким безжизненным было это лицо, когда она впервые увидела Юрия – в больнице… Юрий открыл дверь подъезда, выглянул на улицу.

– Быстро как смылся, – сказал он. – Считай, повезло нам.

– Ты так хорошо дерешься, – заметила Лиза с детским восхищением.

– Да? Приятно слышать. Это я боксом увлекался когда-то. Самоутверждался, пока не понял, что удары по голове вредят интеллекту. Но с этим-то ублюдком мне драться ведь не пришлось. – Он брезгливо тряхнул рукой. – Вот что, давай я тебя наверх отвезу, а то мало ли…

Они вместе поднялись наверх, и, не выходя из лифта, Юрий дождался, пока Лиза откроет дверь.

– На этот раз – спокойной ночи? – Он помахал ей рукой. – До скорого, Лиза!

Взволнованная тем, что с ней случилось, Лиза только кивнула.

Полина Ивановна уже спала, в квартире было тихо. Лиза включила свет в коридоре, на кухне, в своей комнате. Только сейчас ей стало по-настоящему страшно. Как же она будет теперь входить в этот проклятый подъезд?

Она выглянула в окно. Ратников стоял внизу у машины и, увидев ее, еще раз помахал ей снизу.

Сергей Псковитин не мог вспомнить, сколько лет знает Юру Ратникова.

Первое воспоминание о нем было: они дерутся из-за новой Юркиной лопатки, тот пыхтит, краснеет, но никак не может вырвать из рук Сергея свое сокровище. Но, конечно, их знакомство началось не в тот день, а гораздо раньше, потому Сергей и не мог вспомнить…

Потом: первое сентября, они пошли в первый класс, и Сергей после уроков ждет, когда Юра выйдет из школы, чтобы вместе идти домой. Наконец Юрка показывается в дверях, но в руках у него два портфеля – свой и Юли Студенцовой. Юля идет рядом с ним, вид у нее независимый, но и Юрка держится небрежно, как будто это не ее портфель он безропотно тащит.

Сергей смотрит на них и вздыхает: придется идти домой одному, он уже знает, что третий – лишний. Что ж, Юлька хоть и девчонка, но зато самая красивая девчонка не только в классе, но и во всей школе, и во всем их дачном поселке.

Они выросли на одной улице и даже были соседями. То есть это только называлось так – соседи, потому что дома стояли рядом. Но дом, в котором жил Юрка, принадлежал его отцу, начальнику Союза художников и академику Владимиру Сергеевичу Ратникову, а мать Сергея просто сторожила дачу, в которую летом приезжала семья покойного профессора Лукина.

Накануне приезда Лукиных из Москвы Сергей вместе с матерью переходил жить в летний домик, похожий не то на кухню, не то на сторожку, который стоял тут же, в саду. Правда, Лукины никогда не задерживались позже сентября: вдова профессора где-то преподавала, и ей неудобно было жить не в городе. И вообще, она не любила дачной жизни и не чувствовала в ней никакой потребности, так что Сережка долго считал себя настоящим хозяином дачи.

Ратниковы жили здесь постоянно – в огромном деревянном доме, не похожем ни на один дом в поселке. Дом Ратниковых был похож на корабль, и Сергею все время казалось, что он вот-вот оторвется от фундамента и устремится куда-то вперед.

Эльвира Павловна, мать Юрки и его нудной сестры Инги, говорила, что обожает деревенскую жизнь. Но, конечно, та жизнь, которую вели обитатели «поселка академиков», вовсе не была деревенской. Их дети лазали по деревьям, коленки у них постоянно были разбиты, штаны разорваны, и ходили они в ту же школу, что и ребята из соседней деревни. Но на этом сходство и заканчивалось.

Несколько раз в неделю за Эльвирой Павловной приезжала из Москвы черная «Волга», а Владимир Сергеевич ездил в город каждый день. А когда Юрка подрос, к нему стали привозить из Москвы учителя какой-то особенной математики, три раза в неделю.

– Ребенок должен получить приличное образование, – объясняла Эльвира Павловна Сережкиной маме, и та кивала.

Они дружили. Они не просто дружили – все свое детство Сережа помнил как вечное подражание Юрке. Конечно, не потому, что тот был профессорский сынок и у его папаши была персональная машина. Он был не такой, как все, ни один мальчишка ни из деревни, ни из «академки» не был на него похож. Сергей не понимал, в чем состоит эта непохожесть на всех, как никогда не мог с уверенностью сказать, что придет Юрке в голову в каждую следующую минуту.

– Оторви да брось, – укоризненно говорила о Юрке Сережкина мать. – Из такой приличной семьи, а вот надо же, оторви да брось!

Двенадцатилетний Сергей не спорил с матерью, но и не верил ей. Все, что делал Юрка, было необыкновенно. Казалось, он и не представлял, что жизнь может быть обыкновенной, все вокруг него вертелось колесом.

Однажды он зазвал Сережку кататься на льдинах.

– Пойдем, – решительно заявил Юрка, вызвав его на улицу как-то в выходной. – Там же нешироко, сам знаешь. Даже Юлька не боится, с нами пойдет.

«Ну конечно, – подумал Сергей. – Как же Юрка не пойдет, если Юлька там будет!»

Он немного ревновал друга к этой красивой девочке, потому что знал: только она дороже Юрке, чем он, Сергей…