– Считаю большой удачей, что удалось сохранить лошадей. Это значит, совсем без транспорта не останемся. Я уже не говорю о кавалерии. Вот только их очень мало, нужно найти кого-то, кто в них разбирается, и наладить конное производство.

– Долго это, – отозвался кто-то.

– Зато надежно. Это же лошади, не верблюды какие-нибудь, – сказал Достальский.

Ростик заподозрил, что в училище у них, как у пограничников, например, был курс конно-спортивной подготовки. Хотя за верблюдов почему-то стало немного обидно.

– А может, мустангов где-нибудь тут найдем? – спросил кто-то.

Но дискуссия о мустангах не удалась, ее прервал Рымолов.

– У нас мало времени. Кто может сказать что-нибудь о насекомых?

Снова доложил Достальский:

– Я был там вчера. Саранча уничтожила рой.

Рымолов вдруг посмотрел на Ростика.

– Это похоже на то, что ты говорил, вернувшись из Чужого города?

– Похоже, – кивнул Ростик. – Возможно, насекомые начали готовить защиту от саранчи, но опоздали.

– И победили те, у кого оказалось больше сил, – поддержал его Достальский. – С этой стороны угрозы пока не видно.

Рымолов повернулся к нему.

– Лейтенант, металл нашли?

– Не только рельсы или колеса, но и пули, гильзы, обломки инструментов – все спрессовано и спаяно в небольшие чушки.

– Тогда тебе, лейтенант, придется позаботиться о том, чтобы все это вернулось на территорию завода. Соберешь все в одном месте, как прежде, выставишь охрану.

– Таскать все придется на руках, – сказал Достальский. – Нужны люди.

– Людей пришлем, если есть пища, эта проблема отпадает, – отозвался Кошеваров. – За паек многие будут только рады мобилизоваться.

– А почему нужно таскать на руках? – спросил, подумав, Рымолов. – Попробуй найти мастеров, пусть склепают тачки какие-нибудь. Или хотя бы носилки… В общем, проследи, чтобы не надрывались…

Доклад следовал за докладом. Как ни удивительно это было, но положение их оказалось совсем не безнадежным. Ростик даже стал опасаться, что в этом проявляется магия начальственного кабинета, из которого жизнь по ту сторону стен представляется вполне спокойной, ровной и неопасной.

Или действительно существовала окопная правда и правда штабов? Ростик потряс головой, он уже плохо понимал, зачем тут оказался.

– Гринев, – позвал его Рымолов.

Ростик поднял голову, людей осталось меньше половины, остальные, экономя время, разошлись работать. Дел и вправду было немало.

– Подумай, не говорил ли тебе твой высокоинформированный триффид о том, как часто случаются тут…

– Он назвал это – борым, – подсказал Ростик.

– Да, именно. Когда нам следует ждать следующее нашествие?

О чем он спрашивает, подумал Ростик. О том, что действительно говорил триффид, или о том, что мне в моих видениях являлось? Но разве об этом так вот переспросишь?

– Если нужно, я смотаюсь туда и спрошу его.

– Мне не только его ответ нужен, но и твои комментарии.

Теперь понятно, признал Ростик. Ладно, тогда так:

– Я не очень хорошо понял ситуацию, но… Нужно быть готовым встретить тех, кто придет за саранчой.

Кошеваров уронил свой карандаш, который держал, подобно Рымолову, словно указку.

– Кого? Кто это?

– Вообще-то, – Ростик колебался, он не знал, как это выразить, – они с саранчой мало связаны, но что-то общее у них есть. Я даже не думаю, что их следует называть мародерами… Не знаю, ни в чем не уверен.

Видение о тех, кто придет после саранчи, у него было кратким, слабым и совершенно неинформативным. Он не смог его интерпретировать даже для себя. Рымолов спокойно, изучающе посмотрел на него и предложил:

– А конкретней что-нибудь сказать можешь?

– Это кто-то большой и слегка похожий на людей, – сказал Ростик. – Обдумав переговоры с Марамодом в Чужом городе, я решил, что нас даже приняли за них, когда мы там появились первый раз. И лучше их ждать, чем надеяться, что они не появятся.

– В таком случае, круг внешнего наблюдения нужно расширить. И как можно дальше.

– Всего лишь наблюдения? – спросил Кошеваров.

– Не только. Пусть наблюдатели охотятся, топографируют местность, делают прочие наблюдения. Это, конечно, работа для понимающих, поэтому… Гринев, придется начинать с тебя.

– Понимаю, – кивнул Ростик.

– А ты не знаешь, откуда могут появиться эти твои мародеры? С саранчой знание направления позволило обойтись единственным постом, – спросил Достальский.

– Они не мои, – пробурчал Ростик, поднимаясь. – Я не понял, мне в Чужой город наведаться или самому разведку организовать?

– Это на твое усмотрение. – Рымолов осмотрел встающих людей. – Так, что мы забыли?

Внезапно Ростик вспомнил.

– Вчера вы обещали повесить вечевой колокол.

Все замерли. Рымолов посмотрел на Ростика разом повеселевшими глазами.

– В самом деле, некрасиво получается, первое и единственное предвыборное обещание чуть не забыл. Спасибо, что напомнил.

– Но у нас нет колокола, – сказал Кошеваров.

– Помнится, – Рымолов подумал, посмотрел в окно, опять пошлепал карандашом по бумагам, – в подвале обсерватории остался один, снятый с церковной колокольни, – хотели использовать в музее атеизма, да так и не собрались. Вот только где его вешать?

– Перед райкомом, – предложил Ростик. – Где вчера митинг прошел.

– Митинг? – Рымолов хмыкнул. – Потом прикинем, может, в самом деле, склепаем арку и водрузим все сооружение на том самом месте. Но повесить колокол нужно сегодня… Ростик, полагаю, эта задача тебе по плечу.

Ростик кивнул. Это было несложно.

– И все-таки, где вы будете вешать колокол? – подался вперед слегка сонный Вершигора, главред «Известки». Как оказалось, он все время был рядом.

– А на вытянутую руку памятника Ленину, – решил Ростик. – Он стоял без дела столько лет, пусть хоть сейчас немного поработает.

– Одобряю, – кивнул Кошеваров, и довольная улыбка появилась на его бледном, перебинтованном, но неравнодушном лице.

Ростик возвращался домой незадолго до темноты. За день он набегался так, что только звон в ушах стоял да круги плыли перед глазами. Помимо колокола, он начал подготовку к первой разведывательной экспедиции с самыми широкими задачами, и это оказалось делом весьма хлопотным.

Город оживал после нашествия летающих крыс, звенели пилы, тюкали топоры. В недалеком от них дворе, кажется, у Кошеварова, гавкала собака. Это было странно, раньше у них псины не было.

И все-таки Октябрьская выглядела почти нежилой. Снег лежал сплошным сугробом на проезжей части, много домов стояли пустыми, деревянные сараюшки, выходящие в проулки между палисадничками, рассыпались, уж очень здорово их погрызла саранча… Зато из трубы его дома поднимался дымок. Ростик обрадовался, значит, мама уже пришла из больницы. Еще бы догадалась воды для помывки согреть, и вовсе…

Знаменитая отцова лавочка была не пустой. На ней, прямо на обледенелых досках, сидела Люба Ворожева. Она выглядела озабоченной, но и спокойной.

– Мама говорила, что девушкам на холодном сидеть… – начал было Ростик, но запнулся. На Любане были солдатские ватные штаны и очень толстая материнская дубленка, сделанная отцом из зимовочного тулупа. В этом наряде она казалась матрешкой, неуязвимой для холода и даже слегка деревянной.

– Много ты о девушках знаешь, – улыбнулась она. – Может, посидишь рядом?

Ростик смел снег с лавочки, сел. Тулуп и у него был что надо, сегодня только со склада получил. Как и солдатский сидор с пайком на ближайшую неделю. Не зря же бегал по всем складам, разнося записки от разных начальников, от Кошеварова и тети Тамары Ворожевой.

К тому же, как теперь почему-то стало казаться, и акацию крысы объели меньше других, и день был с намеком на весну. По крайней мере, снег определенно стал грубее – верный признак скорых оттепелей.

– Что делал сегодня? – спросила Любаня.

– Колокол вешал, экспедицию готовил.