Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

– Ты чего это? Сказал же: надо, Федя. Надо! Когда тебе надо, я же всегда как штык, как пионер, готов к труду и обороне! Скажешь, нет? Короче! – Голос друга становится категоричным, как приговор высшей инстанции. – Короче, там-то во столько-то. Некогда мне с тобой лясы точить, бежать надо. И не волнуйся, Родя… – Тут друг многозначительно умолкает, а потом продолжает с торжеством: – Ни в какой криминал я тебя не втравлю!

Вслед за этим он испускает противненький хохоток и бросает трубку, убежденный, что является величайшим юмористом всех времен и народов, рядом с которым отдыхает даже Задорнов-младший. И юмор не только в том, что ты теперь надолго призадумался, кто же ты есть, в конце концов, Родя (Родион) или Федя (Федор). Штука (и шутка) в том, что друг твой, по имени Николай Мыльников, работает в районной милиции, в отделе борьбы с экономическими преступлениями, и это в самом деле игра слов высокого полета – насчет того, что он не втравит тебя ни в какой криминал. То есть ты заранее знаешь, что именно в это дело и вляпаешься, но, поскольку времени на возражения и на обдумывание тебе уже не отпущено, начинаешь быстро одеваться, вытаскивая из гардероба первые попавшиеся одежки и размышляя, что тебя ждет на сей раз.

Был случай год назад, когда Коляша высвистел тебя из дома таким же внезапным образом, и ты тогда здорово лоханулся с этими самыми одежками! Дело было в начале февраля. Коляша точно так же законспирировался: «Прием на высшем уровне, прикинь!» Ну, Родион решил, что ему придется ради друга Коляши последить за кем-нибудь на каком-нибудь светском рауте в заведении высшего класса, типа в «Русском льве», и явился, учитывая необычайно теплый для зимы день, как последний дурак, в темно-синей, в чуть заметную серую полосочку тройке и при галстуке, свежебритый и свежестриженый, в кашемировом пальто, без шапки и в ботиночках на рыбьем меху. Дико нервный Коляша не обратил на его внешность никакого внимания, только с отвращением потянул носом и спросил: «Фаренгейт», что ли?», – но ответа ждать не стал, затолкал друга на заднее сиденье своей побитой, некогда белой, а теперь серо-буро-малиновой «девятки» и ударил по газам. В компании с Родионом оказались трое утомленных боевыми буднями Коляшкиных товарищей по оружию. Один из них немедленно уронил голову на плечо Родиону и захрапел с посвистом и тяжкими придыханиями, причем то и дело дергал во сне конечностями, словно гончий пес, которому снится охота, а двое других принялись страшными, непотребными, непечатными словами и идиомами костерить городскую администрацию, всю, от мэра до последнего охранника на входе в здание этой самой администрации, а также какую-то неведомую мегеру.

Отделяя на слух зерна от плевел в этих изощренных образцах народного творчества, Родион постепенно докопался до смысла их бурного негодования. Какая-то мегера, схваченная Коляшей за руку во время наглых махинаций в Фонде занятости (баба увеличила себе зарплату в справке, предоставляемой в фонд, чтобы получить максимальное пособие по безработице), решила отбояриться от заслуженного наказания (а ей грозила статья хоть и не расстрельная, но все же достаточно позорная). Пока Коля вел с ней душеспасительные беседы, искренне тронутый ее житейской глупостью и неверием в то, что все тайное рано или поздно становится явным, она решила перевести стрелки, свалить все с больной головы на здоровую. Взяла да и ворвалась в кабинет к начальнику отдела по борьбе с экономической преступностью тов. Васильеву М.И., да и оклеветала перед ним опера этого же отдела Мыльникова Н.Н., который применяет при дознании недозволенные методы, вплоть до того, что склоняет несчастную женщину к оказанию ему некоторых (!) услуг, после чего обещает закрыть глаза на ее мелкое мошенничество. Уж неизвестно, чем она так очаровала начальника, только отпустил он ей все грехи и саму ее отпустил восвояси, а оперу Мыльникову вставил тако-о-го пера… Именно поэтому он в компании с товарищами по оружию отправился на выходные зализывать раны на дачу к одному из оных товарищей, прихватив с собою друга Коляшиного детства Родиона Заславского.

Учитывая то, что дача находилась за 150 кэмэ от Нижнего, в какой-то богом забытой деревеньке Ковернинского района, где из всех жителей осталось только замороженное пугало на огороде, а также что «девятка» трижды буксовала по пути и один раз, заюзив, съехала в кювет, а также что внезапно ударил мороз и теперь февраль полностью оправдывал свое старинное название «лютый», поэтому грелись и унимали ретивое на полную мощь, – короче, учитывая все это, можно с уверенностью сказать, что тройка и галстук Родиона пришлись как нельзя кстати. Прием состоялся на самом высоком уровне, ящика водки и четырех пива хватило только-только, чтобы не умереть от жажды, и ежели б, к примеру, у Родиона в барсетке, кроме расчески, имелся пресловутый «Фаренгейт», дело непременно дошло бы и до него, даром что он аэрозоль. Костюм после этого «приема» потребовалось сдавать в чистку, но даже «Лавандерия» не справилась со всеми пятнами, поэтому тройка из разряда выходных плавно перекочевала в повседневную одежду, а прожженное у буржуйки серое кашемировое пальто реставрации, увы, больше не подлежало, поэтому пришлось его и размякшие в кашу туфли отдать, как писали в старинных романах, «бедным людям». Попросту выкинуть на помойку.

Сегодня Родион был умнее. Он надел серый пуловер на голубую рубашку, незаменимые джинсы, накинул черную кожаную курточку (апрель нынче выдался совершенно непотребный), прошелся по волосам щеткой, соорудив что-то вроде «политического зачеса», весьма популярного в 30-е годы прошлого (уже прошлого! С ума сойти, как время-то летит!) ХХ столетия, и отправился на дружескую встречу, которая назначена была рядом со Всероссийской академией гуманитарных и естественных наук. Вот так, не больше и не меньше.

Академий подобного рода расплодилось нынче – не счесть, и обучение в каждой стоит немалых денежек. Поскольку высшее образование теперь приобрело былую престижность, заветные «корочки» желает получить огромное количество народу. Но вполне в духе прежних, совковых времен качество знаний, подтвержденных этими «корочками», принципиального значения не имеет. От сессии до сессии студенты живут по-прежнему весело, сессия, как и раньше, всего два раза в год, все остальное время ребятишки филонят и волынят, не подозревая, что работодатели, воспитанные еще в старых традициях, смотрят на «корочки» и «поплавки» всех этих «академиев» очень даже пренебрежительно, предпочитая надежные дипломы государственных университетов и институтов. Надежды, впрочем, юношей (а также девушек) питают, как питали и встарь, а потому дефицита студентов в учебных заведениях такого рода не наблюдается. Даже несмотря на то, что все они платные. Весьма!

Серо-буро-малиновая «девятка» уже стояла на обочине, недалеко от академического крыльца, Коляша топтался рядом, от нечего делать пиная колесо. Увидав его, Родион невольно усмехнулся: друг был одет в синие мятые джинсы и черный кожанчик, распахнутый на груди, так что виднелся серый пуловер и воротничок голубой рубашки, туго облегающий шею.

– Мы с тобой сегодня как близнецы-братья, – сказал он, протягивая Коляше руку.

Тот небрежно тиснул его ладонь.

– В масть! Хоть пиши с нас полотно «Будни уголовного розыска». Вернее, отдела по борьбе с экономистами. Что-то ты долгонько добирался. Пошли, экзамен уже идет.

– Ты б еще позднее позвонил, – огрызнулся Родион. – Я вообще уходить собирался. А что сдаем?

– Какую-то ветеринарную хреновину, для которой нужна латынь, – ответил Коляша. – Что-нибудь смекаешь в этом предмете?

– Ну… – Родион чуть напрягся, а потом радостно сообщил: – In vino veritas! [1]

– Святая правда! – потирая виски, кивнул Коляша. – А что-нибудь поприличнее знаешь?

Родион призадумался, и, пока они шли коридорами академии, прохладными, полутемными, какими и положено быть коридорам вуза, мимо высоких белых дверей с номерами, он периодически выпаливал что-нибудь этакое, выплывающее из бездн памяти:

вернуться

1

Истина в вине! (лат.)

2
{"b":"31805","o":1}