– Мадам, – произнесла она резким тоном, – королева Испании не смеется. Королева Испании не поет.

Мария-Луиза смотрела на герцогиню широко открытыми, полными изумления глазами.

– Королева Испании, – продолжала статс-дама нравоучительно, – не разговаривает с кем попало… Королева Испании не выглядывает из дворцовых окон и уж тем более в окошко кареты…

Статс-дама так увлеклась, что молодая королева с первой же встречи навсегда невзлюбила герцогиню Терранова, окрестив ее в душе «пыльным пугалом».

Но не одной только принцессе не понравилась ее статс-дама. Очень скоро между прибывшими французами и испанцами, с самого начала косо смотревшими друг на друга, вспыхнула ссора. А все из-за того, что одна из служанок нечаянно сболтнула, будто брачная церемония, которая должна была пройти в соборе Бургоса, на самом деле состоится в никому не известной крохотной деревушке Кинтанапалле в четырех лье от города… Именно туда король прибудет на свидание с невестой, там и женится на ней.

Эта новость взбудоражила французских посланников, которые сочли поведение испанцев оскорбительным. Выбор столь странного места для бракосочетания королевской пары объяснялся очень просто – плачевным состоянием испанской казны; но зачем было держать это решение в тайне от французского монарха? Ведь ни для кого не было секретом, что королевская свадьба в большом городе наносила ощутимый ущерб государственным финансам, поскольку жители по такому случаю на год освобождались от уплаты налогов. Другое дело – деревушка в несколько домов…

Что ж, финансы есть финансы, но французы узнали к тому же, что из-за тесноты в местной церкви их не допустят на церемонию. Возмущению посланников Людовика XIV не было предела, и они отправились выразить свое негодование возглавлявшему испанскую свиту герцогу Инфантанадо. По пути им встретилась герцогиня Терранова. Верхом на осле, украшенном цветастой попоной, она поспешала к юной королеве, для которой отвели жилище в более чем скромном домике. Французы в надежде выяснить, правдивы ли дошедшие до них слухи, бросились за герцогиней, но статс-дама не соизволила ответить ни на один вопрос. Раздосадованные французы, схватив животное за хвост, принялись осыпать герцогиню бранью, после чего несчастного осла так огрели хлыстом, что он рванулся вперед, как антилопа.

– Скажите вашему Инфантанадо, – крикнул вслед дуэнье герцог д'Аркур, – что, если для послов Его Королевского Величества Людовика XIV не хватит места в храме и мы не будем присутствовать на свадьбе, наш король заставит Испанию ответить за это оскорбление!

Герцогиня, с трудом удерживаясь на ослиной спине, ни жива ни мертва добралась наконец до дома, где отдыхала принцесса. Но до этого она успела сообщить герцогу Инфантанадо о требованиях «проклятых французов».

– Они готовы поубивать нас всех! – хватая воздух открытым ртом, заявила дуэнья. – Бог мой, что за люди! Вот несдержанный народ! – возмущалась статс-дама.

– Ничего, ничего, положитесь на меня, я все устрою должным образом, – успокоил дуэнью герцог Инфантанадо. – Ступайте к королеве и поторопитесь с ее одеванием. Скоро прибудут король и архиепископ Толедский.

Герцогиня отправилась к принцессе – но при виде Марии-Луизы просто за голову схватилась. Юная королева, напуганная известием о приближении Карла, которого она боялась как огня, плакала так, что слезы смывали с ее щек пудру и румяна, оставляя на лице темные потеки.

Вне себя от возмущения, первая статс-дама начала отчитывать несчастную:

– Королева Испании не плачет… Королева Испании ведет себя подобающим образом… Королева Испании… – Схватив Марию-Луизу за плечи, герцогиня Терранова принялась трясти девушку, точно грушу, и этим остановила истерику.

Кое-как Марию-Луизу одели в парчовое платье, усеянное драгоценностями, и набросили ей на плечи огромную мантию, подбитую горностаем, под тяжестью которой у принцессы подогнулись колени. Заново напудренная и нарумяненная, в наряде из золотой парчи невеста стала похожей на истукана, но наконец-то она была готова…

И тут в комнату, с грохотом распахнув двери, влетел Карл II. На нем был костюм черного бархата с таким количеством золотой вышивки, что он напоминал пелену, которой покрывают ковчежец с мощами святых.

– Моя королева! Моя королева! – прокричав это раз двадцать, Карл принялся осыпать безумными поцелуями Марию-Луизу, в ужасе застывшую на месте. Не в силах пошевелиться, принцесса смотрела на супруга со смешанным чувством жалости и страха, ибо увиденное оказалось хуже самых страшных ее опасений.

Перед Марией-Луизой стоял восемнадцатилетний юноша с мертвенно-бледным лицом; на кончике его длинного носа висела прозрачная капля, а подбородок походил на галошу – как и у всех Габсбургов. Пресловутый подбородок так выдавался вперед, что нижняя губа оставляла верхнюю далеко позади, поэтому рот Карла был вечно полуоткрыт. От возбуждения король дрожал и пускал слюни…

В этот первый миг их встречи Мария-Луиза не заметила, что он еще и горбат. Несчастной принцессе, принесенной в жертву этому выродку королевских кровей во имя государственных интересов, все происходящее казалось кошмарным сном. Ошеломленная девушка была не в состоянии произнести даже те несколько слов, которые нашептывала ей на ухо герцогиня Терранова. Положение спас ловкий царедворец Виллар, который, щадя испанскую гордость, любезно и умело объяснил смятение невесты.

Бракосочетание состоялось в маленькой деревенской церквушке, наспех украшенной расшитыми золотом тканями. После церемонии, которая успокоила тревогу испанских казначеев, все покинули Кинтанапаллу – к вящему облегчению юной королевы, с содроганием думавшей о том, что, возможно, ей придется провести брачную ночь на соломенном тюфяке в доме, где она впервые увидела Карла…

Испанцы пустили коней галопом: король, желавший поскорее остаться наедине с прекрасной девушкой, чей портрет он уже несколько недель носил на шее на шелковом шнурке, торопил их.

В Бургосе, жители которого еще не совсем обнищали, королевскую чету ожидал прием. Здесь же им отвели покои, достойные испанской королевы. Вскоре молодых проводили в роскошный дворец архиепископа.

Пока фрейлины готовили Марию-Луизу к брачной ночи, принцесса с ужасом думала о том, что ей предстоит. Неужели ей и в самом деле придется терпеть ласки этого монстра, которой при виде ее пускает слюни?!

Ждать ей пришлось недолго, так как супруг проявлял нетерпение. Едва новобрачную уложили в постель, дверь в спальню распахнулась и на пороге показался Карл II. Он был в халате, надетом на голое тело, но со шпагой на боку, которая должна была придать ему мужественный вид. Кроме шпаги, молодой человек прихватил с собой и другие, по его мнению, необходимые ему предметы.

Круглыми от изумления глазами юная королева смотрела на супруга, несущего в одной руке большой зажженный фонарь, а в другой – круглую ширму и ночной горшок.

Этот комичный выход испанского монарха возымел неожиданное, но благотворное действие: королева, забыв о своем страхе, громко расхохоталась. Ее смех, как утверждали неусыпные свидетели этой кошмарной свадьбы, звучал большую часть ночи. Никогда еще ни одна испанская королева столько не смеялась – однако этот надрывный смех был горше слез… К счастью для Марии-Луизы, все закончилось обмороком, и самого ужасного она даже не почувствовала.

Король Карл хотя и не способен был иметь потомство, но овладеть женщиной вполне мог. Красота Марии-Луизы придала ему решимости, так что наутро его с превеликим трудом оторвали от жены и едва ли не силой заставили заняться государственными делами.

На следующий день жители Бургоса устроили юной королеве прощальный прием, а затем королевская чета отправилась в Мадрид. Кортеж двигался медленно. Путешествие продолжалось целых шесть недель, и молодая королева провела их, сидя рядом с королем в обитой черной кожей карете, напоминавшей похоронные дроги. Чтобы народ мог всласть налюбоваться новобрачными, экипаж был все время открыт. Продуваемая ледяными ветрами сьерры, карета то и дело застревала в глубоких ямах, подскакивала на колдобинах и несколько раз едва не рухнула с обрыва. К вечеру все настолько уставали, что рано ложились спать. Однако король не желал терять ни малейшей возможности насладиться супружеской близостью, отчего королева была чуть жива. С каждым днем она становилась все бледнее и таяла на глазах.