О ней французскому монарху поведал аббат Гийом из монастыря Святой Женевьевы, часто бывавший при датском дворе и восторгавшийся красотой Ингеборги. Приехав во Францию, аббат, человек опытный и осмотрительный, поговорил прежде с советником короля братом Бернаром де Венсенном и без труда убедил его в том, что эта прелестная молодая женщина, к тому же с неплохим приданым, просто создана для Филиппа Августа.

Вскоре Гийом снова отправился на север, однако на этот раз во главе достойного посольства. Вместе с ним в Данию поспешили епископ Нойонский Этьен де Турне, господин де Монморанси и граф де Невер. Им было поручено договориться о приданом и привезти принцессу во Францию, где ее с нетерпением ожидал жених.

С не меньшим нетерпением ждали принцессу подданные французского монарха. Все пребывали в радостном волнении. Совсем скоро их король обретет жену, а народ – новую королеву. И знать, и простолюдины сгорали от любопытства: какая она, эта загадочная принцесса из далекой северной страны?

– Говорят, красавица! – толковали люди. – Уж так хороша, что и описать невозможно.

– Она дочь прежнего короля Дании и сестра нынешнего государя, Кнута. Стало быть, воспитание получила, приличествующее высокородной девице…

– Но датчанка… Никогда еще на французском престоле не было датчанок, – качали головами старики. – Да и зачем королю жениться? Наследник-то у него уже есть…

Так говорили простолюдины, но и во дворце брак короля с Ингеборгой устраивал далеко не всех. Прежде всего свадьбе противилась мать короля Аделаида де Шампань, вдова короля Людовика VII. Женщина властная и своенравная, она после смерти супруга даже пыталась сама править Францией, и Филиппу не без труда удалось отстранить родительницу и настоять, чтобы она больше не вмешивалась в дела государства.

Хотя аббат Гийом клялся и божился, что Ингеборга – это воплощение нежности и милосердия, королева-мать весьма сомневалась в добродетелях девушки. Однако Филипп не внял ее увещеваниям. Ему обещали привезти рыжеволосую зеленоглазую красавицу, и он нетерпеливо ждал свою невесту.

И вот солнечным августовским днем 1193 года в Амьен на взмыленной лошади прискакал гонец. Рухнув к ногам короля, но прохрипел:

– Принцесса Датская приближается к Амьену!

Король, надев свою кольчугу с серебряными колечками, сел на скакуна и выехал ей навстречу в окружении знаменосцев.

Чужеземная карета, доверху набитая мехами, остановилась у городских ворот, и из нее вышла Ингеборга.

Филипп, пораженный красотой девушки, спешился и поклонился невесте. Никогда еще он не видел столь привлекательной женщины! Аббат Гийом нисколько не преувеличивал: стройная, грациозная, она была в расцвете юной женственности. Восхитительное лицо обрамляли две золотисто-медных косы, толщиной с руку ребенка, спускавшиеся на пышную грудь. На фоне белоснежной кожи изумрудные глаза принцессы казались огромными и бездонными. Не оттого ли, однако, взгляд красавицы был странно пустым? Королю даже стало не по себе, и он на мгновение прикрыл веки, будто его ослепило полуденное солнце. Смутная тревога закралась ему в душу… Красота Ингеборги была красотой статуи без единого изъяна, красотой морской богини!

Очнувшись от оцепенения, Филипп протянул руки, чтобы заключить невесту в объятия. Король стал говорить ей любезные слова, но она лишь непонимающе улыбалась в ответ, а потом все же что-то прошептала на языке, звучавшем для французского уха довольно грубо. Филипп удивленно посмотрел на Гийома.

– Разве принцесса совсем не говорит по-французски? – спросил он.

– Она знает только несколько фраз по-латыни, – ответил аббат.

– Но у нее живой ум, – быстро вставил епископ Нойонский, – и она скоро научится…

Очарованный красотой юной датчанки, король пожелал венчаться немедленно, не дожидаясь завтрашнего вечера. Смущение Ингеборги делало ее еще более желанной, а потупленный взор говорил, что она согласна. На ее бледных щеках расцвел стыдливый румянец. О, она, конечно же, подчинится своему повелителю. К тому же ни от кого не укрылось, что он ей понравился…

Принцесса так долго мечтала о своем прекрасном рыцаре, что, едва завидев его, уже отдала ему свое сердце. Высокий, статный, с волевым лицом и ясным взглядом, король и в самом деле казался воплощением ее героя. Разве может она возражать ему?

– Коронация королевы состоится завтра, сегодня уже не успеть, – заявил Филипп, обращаясь к епископу. Тот лишь кивнул в ответ.

Посадив Ингеборгу на коня, Филипп тоже вскочил в седло, и кортеж двинулся к собору. По дороге король, ехавший между Ингеборгой и Этьеном де Турне, решил расспросить посланника об условиях брака. Хотя датская принцесса ему очень понравилась, Филипп хотел как можно скорее узнать, удалось ли послам договориться с Кнутом о том, чтобы начать борьбу за английскую корону.

Венец уже давно плохо держался на голове английского монарха, в этом Филипп не сомневался. Ричард Львиное Сердце предпочитал воевать в Святой земле, мечом добывая себе славу, а не заботиться о благе своих подданных. Хуже того, каждый его приезд в страну оборачивался для англичан непосильными поборами и новыми налогами, так что подданные всякий раз ждали его с содроганием.

Вспоминая, как ответил ему хитрый Кнут, епископ склонил голову в раздумье.

– А хватит ли у вашего короля воинов, чтобы отправиться в Англию и отстаивать свои права? – лукаво улыбаясь, сказал тогда датский король.

– Хватит, если он сможет рассчитывать на поддержку датского флота, – ответил посланник.

Однако Кнут намерен был держать свое войско поблизости, чтобы оно всегда могло дать отпор Генриху VI, поэтому французы получили отказ: датчанин не обещал помощи их королю.

– По возвращении из Англии Филипп Август поможет вам обезопасить себя от императора! – не отступали послы.

Но датскому королю это обещание показалось ненадежным, и он отрицательно покачал головой…

Разумеется, французский король вовсе не собирался воевать с римским императором – тем более что Генрих выполнил просьбу Филиппа и задержал Ричарда Львиное Сердце на обратном пути из Палестины, заточив его в одну из своих крепостей на Рейне. Епископ об этом знал, поэтому его ответ королю Филиппу прозвучал весьма уклончиво:

– Дело это сложное, государь, и требует времени…

Филипп Август не скрыл своего недовольства, и советник поспешил перевести разговор в другое русло.

– Что же до приданого, – сказал он, бросая на короля испытующий взгляд, – то датчанин предложил выплатить его серебряными монетами. И мы потребовали десять тысяч серебряных марок…

Филипп с трудом сдержал возглас изумления. Радостная улыбка тронула его губы. На такую сумму он никак не рассчитывал!

– Однако король Кнут – государь бережливый, – продолжал Этьен де Турне. – Наше требование показалось ему чрезмерным, и он даже начал сомневаться, заключать ли брачный договор. Но аббат Гийом, которому датчанин доверяет и к советам которого прислушивается, убедил его в том, что Дании не стоит ссориться с французским монархом из-за горсти монет…

– И где же она? – Филипп оглянулся на тянущийся за кортежем обоз.

Смущенно кашлянув, епископ тихо произнес:

– Учитывая размеры приданого, нам пришлось согласиться на рассрочку…

Король помрачнел и уже готов был взорваться, но тут взгляд его упал на Ингеборгу, и Филипп успокоился. Ради такой красавицы стоит пойти на уступки! К тому же епископ славится искусством вести трудные переговоры: через какое-то время все уладится…

И Филипп снова улыбнулся. Сегодня ему хочется думать только о любви!

А вот и ворота храма… Свежевыстроенное здание сияло белизной. На ступенях в окружении многочисленной свиты будущую невестку ждала Аделаида де Шампань. Женщины сдержанно приветствовали друг друга, после чего Филипп, взяв Ингеборгу за руку, повел ее в собор.

Брачная церемония была недолгой, и вскоре молодые опять показались на пороге. Они двинулись между рядами ликующих горожан, и до самого замка их сопровождал торжественный перезвон колоколов Амьена. До поздней ночи жители радостно отмечали королевскую свадьбу. Вино лилось рекой. На всех перекрестках стояли бочки, и каждый мог пить из них сколько хотел. Танцуя и веселясь, люди предвкушали торжества по случаю завтрашней коронации. Поистине, королевская женитьба для Амьена – просто дар божий…