Кьолл тоже являлся линейным миром, зажатым между неприступными горами и пустыней, да еще разорванным на клочки. Каждый такой клочок существовал за счет скудных источников горькой и сладкой воды, был ограничен песками и скалами, так что все население Кьолла равнялось двадцатой части от египетского [25]. Города ядугар и туфан походили на кьолльские оазисы, только вытянутые вдоль побережья; с одной стороны их подпирала пустыня, с другой – плескались моря, хоть неширокие, но довольно бурные. Инанту понимал, что такие линейные структуры особенно ранимы при всяких бедствиях, как природных, так и создаваемых людьми; двигаясь в узкой полосе обитаемых земель, неприятель мог полностью выбить коренных жителей и уничтожить плоды их многолетних трудов. Правда, у морских народов имелся выход: уплыть к другим материкам и спасти хотя бы часть населения. Примерно восемь-десять процентов, по подсчету Юэн Чина.
Внизу промелькнуло разоренное владение, стена с проломами, полные мутной жижи арыки, пепелища на месте домов, и Инанту подумал, что кьоллам, в отличие от ядугар и туфан, плыть некуда. Они не могли даже объединиться, создать небольшую армию из двух-трех тысяч опытных солдат – ни один оазис не прокормил бы такое воинство. Но если бароны востока уйдут к туфан – уйдут вместе людьми, стадами и урожаем дигги, – шанс оборониться все же есть. Во-первых, Трубач не найдет пропитания в опустевших землях, а во-вторых, города туфан укреплены и выходят к морю – значит, можно перебрасывать на кораблях продовольствие и воинскую силу. Инанту рассчитывал, что его визит в Саенси – тот решающий эстап, который переломит ситуацию. За несколько минувших дней весть о набеге могла уже добраться до Фартага, Ниммы и даже до Негерту. До Киита – вряд ли… Хотя кто знает? При попутном ветре галеры туфан проходили под парусом и веслами сто пятьдесят километров от белого рассвета до красного заката… Если гонцы плывут днем и ночью, и если недавний шторм не сбил их с пути, они через сутки-двое увидят Киит.
Планер миновал лагерь кочевников, скопление шатров и повозок, людей и животных, бурлившее, как закипающий котел. Инанту был бы не прочь тут задержаться, но превозмог это желание. За лагерем бдительно следили приборы спутника, так что ценность его наблюдений равнялась нулю – любопытство, и ничего более. «Где Тревельян?.. Не здесь ли?..» – подумалось ему, но разыскать координатора в этом хаосе было невозможно. К тому же Тревельян сейчас – шас-га, такой же, как тысячи мельтешивших внизу фигурок. Связаться с ним?.. Но по какому поводу?.. Еще решит, что он, Инанту, напрашивается на благодарность за поимку того дикаря… Или отругает за непрофессионализм…
Инанту пощупал еще заметный шрам на шее, буркнул: «Чертов вампир!» – и полетел дальше.
Первое пепелище к востоку от лагеря было совсем недавно владением барона Уммизака. Теперь ветер, врываясь в проломы в стене, заносил его песком, кружил пыль и прах среди сгоревших хижин, печных труб и развалин башни. Следующий оазис тоже лежал в запустении и разоре. Пролетая над ним, Инанту попытался вспомнить имя владетеля, но не смог – в Кьолле имелось сотни три баронов, и, разглядывая их в видеозаписи, он отличал лишь самых выдающихся. Самых толстых, самых уродливых, самых жестоких или тех, у кого росли усы и борода, что вообще-то было для кьоллов нехарактерным.
Он миновал несколько владений, где, готовясь к обороне, тоже суетился народ. Но в семистах-восьмистах километрах от лагеря Трубача все было спокойно: сельский люд трудился на полях, воины на стенах не торчали, и по дороге шли караваны купцов. То ли весть о шас-га сюда не добралась, то ли ей не поверили, то ли сочли, что так далеко злодеи не продвинутся… «Опасное заблуждение! – подумал Инанту. – Кочевники могли нагрянуть в эти края через десять дней, а если поторопятся, то и еще быстрее».
Не долетев до моря и северных городов туфан, он повернул на юго-восток. Теперь планер мчался над Великой Южной Пустыней, и дремавшие внизу песчаные равнины и серые дюны сменялись то бескрайними россыпями щебня, то невысокими трещиноватыми скалами, то сплошным монолитом – там, где древние, давно исчезнувшие вулканы растеклись по земле потоками огненной лавы. В пустыне гуляли смерчи, иногда небольшие, в рост человека, но временами – километровой высоты, черные, грозные, страшные. Силовой экран защищал Инанту от ветра и песка, а заодно и от зноя – температура по Цельсию была за пятьдесят, а южнее, в экваториальной зоне, жара стояла такая, что свертывался и горел белок. На экваторе импланты не спасали, там приходилось облачаться в скафандр, но посещался тот район довольно редко и лишь планетологами. Для этнографов там работы не имелось по причине полного безлюдья, а палеонтологи и археологи, если и появлялись на Пекле, выбирали для раскопок более приятные края. Хотя, разумеется, понятие «приятный» было здесь весьма относительным.
В первые годы, когда база ФРИК на Шенанди еще обустраивалась, земляне сочли южную пустыню необитаемой. Ошибочное мнение! Лет через пять-шесть наблюдатели, трудившиеся в Кьолле, выяснили, что в областях у торгового тракта живут дикари, немногочисленные, зато опасные и почти неуловимые. Они кормились воровством и убийством, но в оазисы, как правило, не лезли, предпочитая грабить караваны и мелких торговцев, странствующих небольшой компанией. По словам кьоллов, немногие выжили после встречи с ними, ибо к жертвам своим они подбирались незаметнее, чем хищник Четыре Лапы. Этот народ, скорее всего, не походил на шас-га ни видом, ни обычаями, но сходство кое в чем имелось: как и шас-га, они пожирали любую тварь, от ящериц до человека. Впрочем, в силу скудости ресурсов каннибализм на Пекле был весьма распространен.
Срезав юго-восточный край пустыни, Инанту приземлился среди прибрежных скал. Красное солнце стояло в зените, ослепительный белый диск Ракшаса виднелся чуть ниже, и по морю тянулись две дорожки, алая и серебристая. Море тут было не шире Средиземного где-нибудь между Францией и Алжиром, и за солеными водами лежал материк Намучи, населенный племенами хеш. У всех крупных морских бассейнов на Раване поверхность выглядела темно-серой с фиолетовым отблеском, и поэтому казалось, что море угрюмо хмурится. Шумный рокот волн и посвист ветра усугубляли это впечатление.
Вызвав Юэн Чина, Инанту доложил, что находится у склада-18 и приступает к следующей фазе операции. Включив инфракрасный сканер, он убедился, что живых тварей крупнее ящериц и крабов здесь нет. Тогда он покинул свою машину, тут же взмывшую в небеса, и направился к искусственной пещере в скалах, одному из хранилищ со всякой всячиной, которые были разбросаны по континентам планеты. Вход маскировался щитом из пластика, неотличимым от скалы, покрытым наслоениями соли и мелких ракушек. Инанту нажал завиток на своем браслете, пластиковая крышка сдвинулась, вспыхнули светильники. Вдоль стен квадратного помещения ряд за рядом громоздились контейнеры, в центре висели над каменным полом резервный гравипланер и неуклюжий баркас местного производства – такой, какие брали на борт галеры туфан. Посудина, рассчитаная на шесть человек, могла идти под парусом и веслами и, в случае гибели корабля, была единственным спассредством.
Но на этом баркасе имелся гравидвижок. Инанту вытащил невесомое суденышко из пещеры и, спустив на воду, отрегулировал тяготение на четверть земного. Мачту поднимать не стал, к веслам тоже не прикоснулся; запустил двигатель и направил баркас сначала в открытое море, а потом вдоль берега. Шел кораблик быстро, перелетая с волны на волну, а над ним плыла в небе туманная дымка, скрывавшая планер. Инанту находился сейчас между Буррой, ближайшим к Кииту портом на севере, и скалой, где стоял Киит. Подобно некоторым древним финикийским городам, его возвели на крохотном островке километрах в трех от берега; за проливом лежала пустыня, раскаленный солнцами песок, но морские воды защищали остров от ее знойного дыхания.
