Дженнак ответил, подняв свой шест с перьями кецаля, а затем с миром сошел на пристань, воткнул древко в уриесскую землю, возблагодарил богов, преподнес и получил дары, разглядел коней — и восхитился, разглядел туземцев — и ужаснулся.
Разумеется, все в руках Шестерых, думал он, но можно ли считать людьми этих странных созданий? Выглядели они крепкими и широкоплечими, были повыше кейтабцев, примерно такого же роста, как одиссарцы, имели две руки, две ноги и одну голову на плечах, но на этом сходство, пожалуй, и кончалось. Кожа их была неприятного бледно-розового оттенка с россыпью желтоватых пятен, носы — красными, глаза — блекло-голубыми, водянистыми; волосы, лохматые или туго заплетенные в косы, были цвета огня, а подбородков и ртов не замечалось вовсе, ибо на месте их пламенела густая и длинная, жуткого вида шерсть — точь-в-точь как лисья! Даже чернокожие демоны Лизира больше походили на нормальных людей, чем это племя! Теперь Дженнаку стало ясно, отчего Та-Кем, нефатец, утверждал, что населяют земли за Длинным морем уродливые чудища, и от вида их даже у демонов Мрака случаются судороги и недержание мочи.
Кейтабцы и одиссарцы были потрясены не меньше своего вождя, и лишь трое участников экспедиции, Чолла, Синтачи и Чоч-Сидри, разглядывали огненновласых с любопытством, превосходившим отвращение. Для Чоллы они являлись тем же, чем морской змей или горбатый верблюд — то есть невидалью и диковинкой; для лекаря Синтачи — весьма забавными тварями, которых полагалось изучить, измерить и если уж не разрезать на кусочки, так хотя бы зарисовать; что касается Чоч-Сидри, то у него, как мнилось Дженнаку, был некий особый интерес. Он посматривал на волосатых варваров, кивая головой и щурясь, будто видел их не в первый раз и будто они оказались в точности такими, какими им и положено быть, — страшней медведей с длинными когтями, что водятся, по слухам, в Мглистых Лесах и Краю Тотемов. Глаза жреца то светлели, отливая нефритовой зеленью, то темнели, превращаясь в шарики агата, и выглядел он таким довольным, словно хитроумный Одисс шептал ему прямо в ухо.
Однако по прошествии месяца вид иберов уже не казался Дженнаку столь отвратительным. Разумеется, не стоило сравнивать их с величественными конями, чей облик ласкал глаз, но выглядели они вполне терпимо. Вскоре выяснилось, что у них имеются подбородки и рты — широченные пасти, куда лили они хмельное вино; что космы, торчавшие на нижней губе и щеках, называются бородой, а то, что свисает под носом, будто два лисьих хвоста, — усами; что дикую эту растительность можно удалить, если воспользоваться острым кинжалом, и тогда лица волосатых выглядят почти по-человечески. «Боги наказали этих ублюдков к нашей пользе, — заметил как-то по сему поводу О’Каймор, — ибо им нужны железные ножи, чтоб отскоблить лишнюю шерсть. И мы их продадим!» «За хорошую цену», — с ухмылкой добавил Ар’Чога.
Цена и в самом деле была хорошей — за стальной нож уриесцы давали равное по весу количество серебра, а в соседних владениях, Аваге, Логрисе, Лагаре, Варве и других, удавалось взять и того больше. Островитяне блаженствовали; чтобы обчистить этих волосатых дикарей, требовалось не оружие, а лишь купеческое искусство! Конечно, кейтабцы были и оставались грабителями, но грабителями разумными, полагавшими, что лучше взять свое торговлей, а не войной.
Одним из самых приятных открытий явилось то, что у девушек Иберы шерсть на лице не росла, и хоть цвет их глаз и волос казался непривычным, предприимчивых оcтровитян это не отпугнуло. Вслед за ними потянулись и одиссарцы. Дженнак не препятствовал им в таких делах, памятуя, что сами боги не должны становиться между мужчиной и его избранницей, но, посещая Умберов хольт, присматривался, кто с кем стелет шелка любви. Вскоре выяснилось — к немалому его удивлению — что кейтабцы, не столь видные, как люди Саона, с легкостью находят себе подруг. Затем он сообразил, что женщины хольта всего лишь соблюдают привычную иерархию, согласно которой мужчины делились на свободных воинов и тех, кто потерял сей статус, кто был захвачен в бою или в набегах на соседние Уделы. Их называли рабами, и занимались они тем, что трудились на земле, ухаживали за лошадьми и делали всю остальную работу, для воинов считавшуюся зазорной. Одиссарцы, рослые и мощные, ходившие всегда с оружием, явно были воинами и пользовались благосклонностью свободных женщин; кейтабцы же спали с невольницами. Был ли тому виной невысокий рост островитян или их постоянные хлопоты на причале, на корабельных палубах и у складов, но уриесцам они представлялись людьми подчиненными, пусть не совсем рабами, но и не теми, чьи руки касаются лишь оружия.
Кончался месяц Дележа Добычи, наступал месяц Покоя, еще тихий и теплый в этих краях. Постепенно, по мере того как отряды Дженнака и торговые партии кейтабцев, сопровождаемые воинами Умбера, уходили все дальше в горы, странствовали по долинам и побережью, навещали соседние владения, пешими или на кораблях, — так, постепенно, день за днем, копилось знание об этой земле, о ее людях, их обычаях, их богах. То был странный мир, совсем не похожий на цивилизованную часть Эйпонны с ее обширными державами, древними городами, Кодексами законов, крепкой властью и верностью заветам богов; если и существовали какие-то аналогии, то искать их надо было в Крае Тотемов, Стране Озер и в Мглистых Лесах. Как и там, иберы делились на множество племен, хоть говорили все на одном наречии, поклонялись одним и тем же богам и жили оседло; как и там, племена эти, управляемые сахемами-князьями, то ссорились, то мирились, то заключали союзы, то пускали друг другу кровь, более всего дорожа воинской доблестью и честью своего клана; как и там, люди были грубы, кровожадны и дики, не имели понятия о мудрой умеренности, не ведали письменных знаков и языка сигнальных барабанов, не знали Священных Книг — и книг вообще, не умели строить корабли и каменные дворцы, прокладывать дороги на высоких насыпях, пробивать тоннели в горах и воздвигать мосты.
Имелись, впрочем, отличия; в одном иберы превосходили эйпоннских варваров из северных лесов, в другом им уступали. Так, например, были они знакомы с тремя металлами, золотом, серебром и медью, умели добывать их и делать орудия и примитивные украшения. Медь они ценили превыше всего, ибо шла она на клинки и топоры, на наконечники стрел и копий, на шлемы и пластины, коими обшивали кожаные доспехи и боевые пояса. Еще они разводили лошадей и всякий скот и сеяли злаки, совсем не похожие на маис, с более мелкими зернами, дававшими, однако, превосходную муку. Еще они строили на скалах бревенчатые поселения, называемые хольтами, — пока что не города, но уже предвестник городов, ибо собиралось в них до тысячи и более народу, и жил этот народ не в кожаных шатрах и не в плетенных из прутьев лачугах, а в настоящих прочных домах, с полами, усыпанными соломой, и очагами, топившимися, правда, по-черному.
Все эти достижения иберов не перевешивали, однако, их недостатков Власть их сахемов была наследственной, а не выборной, как в Крае Тотемов; князем становился не самый доблестный и лучший, а тот, кто получил от родителя дружину, землю, десяток хольтов и табуны лошадей. Были у них прочные дома и очаги, а семейного очага не имелось; все воины, помимо князя, обитали в Длинных Домах, и если хотелось кому провести ночь с женщиной, то шел он в Женский Дом и выбирал себе подругу из свободных, а она могла принять его или отказать. Кроме Длинных Домов Воинов и тех, где жили женщины с детьми, строились в каждом хольте склады, конюшни, гостевое жилье и Общинный Дом — для сборищ, судилищ, свершения обрядов и жертвоприношений. В нем не было ни лож, накрытых шкурами, ни кольев на стенах, чтобы развесить оружие и доспехи, ни столов, ни сундуков с посудой и утварью; только четыре очага по углам, жертвенный камень посередине да рядом с ним вырубленные из дерева идолы. Воздвигали хольты по одному и тому же плану, без всякого разнообразия: в центре — Общинный Дом, Гостевой и жилище князя, затем конюшни и склады с припасами, женские жилища и Длинные Дома, окружавшие селение со всех четырех сторон. За ними, в землянках, хижинах или пещерах, ютились рабы, первые жертвы любого вражеского нашествия.
