Общественное мнение и в Советском Союзе, и за рубежом отметило начавшиеся у нас в стране неожиданные и бессмысленные гонения не только на художников-абстракционистов, но и против православной церкви. Последние затрагивали уже не столько определённые круги интеллигенции, сколько значительные массы простых людей, жителей провинции, стариков и пожилых женщин. Эта антицерковная кампания не имела никакого разумного объяснения и определения и являлась актом произвола и злоупотребления властью со стороны Хрущёва и части лиц из его окружения.
Как известно, после продолжительного периода самых жёстких преследований православная церковь была до известной степени легализована Сталиным осенью 1943 года. Сталин разрешил восстановить патриаршество, церковь смогла вернуть себе некоторые храмы, открыть духовные учебные заведения для подготовки священников. Стал выходить в свет «Журнал Московской патриархии». Хотя ограничения и разного рода утеснения религиозной жизни сохранялись, церковь всё же сумела в послевоенный период значительно укрепить своё влияние на простых людей и в городе, и в деревне, а также свою «материальную базу». Невероятные лишения и небывалые жертвы, понесённые народом в годы второй мировой войны, заставляли многих людей искать утешения в религии. В Москве, например, более 50 % родителей крестили при рождении детей. В праздники в церквях собиралось множество верующих. И хотя преобладали пожилые, немало встречалось здесь и молодёжи.
Трудно сказать, какие именно решения принимались по поводу этого возросшего после войны влияния церкви и принимались ли вообще какие-либо формальные решения. Но как показали события начала 60-х годов, речь шла не только о мерах идейного и воспитательного характера, но и административных. Широкую огласку получила, например, история, связанная со сносом в Москве церкви Преображения на Преображенской площади. Местные власти сообщили церковной общине, что храм подлежит сносу в связи со строительством линии метрополитена. Все просьбы об изменении проекта отвергались. Тогда в последний день отведённого срока верующие заперлись в церкви во время службы. Пришлось прибегнуть к помощи милиции и дружинников. Церковь была снесена.
Действующие церкви сносили не только в Москве, но и во многих других городах и сёлах, хотя многие из сносимых храмов считались памятниками старины. В этой связи большая группа известных представителей московской интеллигенции обратилась к Советскому правительству. Письмо передал Хрущёву известный писатель и поэт С Михалков. Но Хрущёв встретил его не слишком любезно и упрекнул: «О десятке церквей жалеете, а о сотнях тысяч людей, нуждающихся в жилище, не подумали?»
Особо широкий размах антицерковная кампания приняла на Украине. Так, например, Полтавская епархия насчитывала до
1958 года 340 храмов, и все они не могли удовлетворить потребностей верующих. К концу 1964 года в этой епархии осталось только 52 действующих храма, что вызвало недовольство не только верующих, но и интеллигенции. Одна из скандальных историй о сносе собора на Украине послужила сюжетом Олесю Гончару для его известного романа «Собор». Хотя Олесь Гончар являлся председателем Союза писателей Украины и членом ЦК КПУ, его роман вызвал нелепые претензии и долго не был напечатан. Вся эта развернувшаяся в начале 60-х годов антицерковная кампания не делала чести и лично Хрущёву.
Общий толчок, который получила общественная мысль нашей страны после XXII съезда, оказался слишком сильным, чтобы развитие общественного сознания прекратилось из-за начавшейся кампании против художников-абстракционистов. К тому же общественность не осталась безучастной ни к гонениям на церковь, ни к гонениям на художников. Под письмом к Хрущёву в защиту неофициальных художников поставили свои подписи такие известные деятели официальной советской культуры, как И. Эренбург, К. Чуковский, К. Симонов, Д. Шостакович, В. Каверин, К. Паустовский, Е. Евтушенко, С. Коненков, В. Фаворский и др. Сам Хрущёв чувствовал какую-то неловкость от происшедшего. И хотя он не отказывался от нападок на абстракционистов или на «формалистическую» музыку, одновременно он пытался как-то сгладить произведённое скандалом в Манеже отрицательное впечатление.
17 декабря 1962 года в Доме приёмов на Ленинских горах состоялась встреча руководителей партии и правительства с деятелями литературы и искусства. На приёме царила непринуждённая атмосфера, гостей ждало обильное угощение, и большая вступительная речь Хрущёва содержала примирительные нотки и ничем не напоминала разносные речи Жданова. На приём пригласили не только Твардовского, но и Солженицына, которого Хрущёв тепло приветствовал и знакомил с другими членами партийного руководства. После неофициальной части некоторые из подписавших упомянутое выше письмо Хрущёву получили возможность выступить. Здесь-то и произошёл тот диалог между Е. Евтушенко и Хрущёвым, который получил затем широкую известность среди интеллигенции: «. Евтушенко: … Хотелось бы сказать несколько слов об абстрактной живописи и наших художниках. Я считаю, что неправильно поступили наши молодые художники, организовав подпольную выставку и пригласив на неё иностранных корреспондентов. Это было сделано непродуманно и должно получить всеобщее осуждение… Но я хочу сказать, что к абстрактному течению в нашем искусстве надо относиться с большой терпимостью и не прибегать к давлению, ибо результат может быть обратным. Я знаю художников, о которых идёт речь, знаю их творческую манеру и хочу подчеркнуть, что они, наряду с абстрактной, увлекаются и реалистической манерой письма. Я убеждён, что некоторые формалистические тенденции в их творчестве будут со временем исправлены.
Хрущёв: Горбатого могила исправит.
Евтушенко: Никита Сергеевич, прошли те времена, когда у нас горбатых исправляли только могилой; ведь есть и другие пути. Я считаю, что лучший путь — это проявить терпимость и такт и дать времени поработать на наше искусство. Я считаю, что нужно допустить существование различных школ в живописи. И пусть в спорах между ними развивается все наше искусство. Художники, как и литераторы и музыканты, весьма чувствительны ко всякому нажиму, поэтому лучше к нему не прибегать. Всё станет на своё место.
Хрущёв: Я не верю, что вам лично нравится абстрактное искусство.
Евтушенко: Никита Сергеевич, абстракционизм абстракционизму — рознь. Важно, чтобы не было это шарлатанством. Я допускаю, может возникнуть такая ситуация, когда невозможно передать новые веяния нашей эпохи старой манерой письма. Я должен откровенно признаться, что не люблю нашу портретную живопись, хотя она и является реалистической. Я очень уважаю тех людей, которые изображены на этих портретах. Но сами портреты представляются мне обыкновенными цветными фотографиями, неспособными волновать зрителей. Я не могу допустить мысли, что вам, Никита Сергеевич, может понравиться безвкусно нарисованная картина «Н. С. Хрущёв среди рабочих». Последний период моей жизни тесно связан с Кубой. Мне очень нравится кубинское абстрактное художество. Хорошо бы у нас организовать выставку кубинских художников. Кубинское абстрактное художество пользуется большой популярностью среди кубинского народа и руководителей. Им увлекается Фидель Кастро. Кубинское абстрактное художество помогает революции. Я призываю не к умиротворению. Я призываю к выдержке и углублённому изучению теории и практики современной живописи, а в конечном счёте к консолидации сил деятелей литературы и искусства на благо народа»[102]
8 марта 1963 года в Свердловском зале Кремля состоялась ещё одна встреча руководителей партии и правительства с деятелями культуры. Эта встреча имела подчёркнуто официальный характер, и здесь не выставлялось никаких угощений. Большой доклад сделал секретарь ЦК Л. Ф. Ильичёв. Выступления писателей и художников оказались очень различными: одни ораторы полностью поддерживали тезисы докладчика, другие косвенно или же прямо и открыто возражали Ильичеву. С большой и очень путаной речью выступил и Н. С. Хрущёв. Похвалив скульптора Е. Вучетича, и без того не обделённого похвалами и наградами, он вновь стал ругать «тошнотворную стряпню» Эрнста Неизвестного. Резко обрушился он и на интересный фильм М. Хуциева «Застава Ильича», но тут же начал хвалить творчество Твардовского, Солженицына, Чухрая и Евтушенко. Очень грубыми были его реплики в адрес других писателей и художников. В полном противоречии со своими выступлениями на XXII съезде КПСС Хрущёв неожиданно стал распространяться насчёт «заслуг» Сталина перед партией и коммунистическим движением и о «преданности» Сталина марксизму и коммунизму. Все главные преступления Сталина он попытался объяснить тем, что Сталин к концу своей жизни был тяжело больным человеком и страдал манией преследования. Неожиданно Хрущёв выступил против современных танцев, которыми увлекалась молодёжь. О теме сталинских репрессий в литературе Хрущёв сказал, что это — опасная тема и трудный материал. В его высказываниях явно звучал призыв к ограничению публикаций на подобные темы, что скоро и произошло.
