– Ничего не надо. Это… неважно. Благодарю вас, а теперь идите!

Анжела удалилась, бесшумно закрыв дверь, и Мелани почувствовала некоторое облегчение. По крайней мере обстановка ее комнаты осталась прежней и помогала ей бороться с отчаянным чувством полной заброшенности. Ей захотелось немного вернуться назад, скова вжиться в обстановку и найти себя. Она открыла шкаф, где хранились игрушки и куклы, которые ей привозил дядя Юбер из своих путешествий по стране, по Европе, и даже из заморских стран. Она достала что-то, погладила и снова аккуратно поставила на место. Далекое прошлое…

Ей захотелось пойти в свою классную комнату, расположенную между ее спальней и комнатой Фройлейн, но дверь была заперта. Она сильно трясла ее, но дверь не поддалась. Отчаявшись, она вновь уселась на стул возле окна, предварительно открыв его. Окно выходило в сад. Ей повезло, что на него не поставили решетку.

Здесь и застала ее мать. Мелани не пошевелилась и продолжала следить за полетом ласточек. Тогда мать подвинула к окну кресло и села напротив дочери.

– Нам надо поговорить, Мелани, – сказала она с неожиданной нежностью. – Все это смешно. Ты ведешь себя так, как будто мы враги тебе.

– А разве это не вы задаете тон нашим новым взаимоотношениям? Зачем вы заманили меня сюда, играя на тех чувствах, которые я еще сохранила к вам?

– Потому что так нужно! Ты ведешь себя глупо: жить в этом огромном мрачном доме на Елисейских полях одной!.. Ведь тебе только шестнадцать… Это безрассудно.

– Не думаю. Тем более, что дедушка предусмотрел, что мне когда-нибудь потребуется это убежище. Там я чувствую себя дома.

– Ты забываешь, что ты замужем перед богом и законом. Замужем, ты слышишь меня? И твой супруг имеет право привести тебя домой хоть с жандармами…

– К счастью, он не дошел до такого… Но разве вы забыли о том, что я сказала вчера? Я хочу развестись…

– В нашем мире не разводятся…

– Если ты не принц Монако! Значит, есть два измерения?

– Да. Там речь идет о главе государства. А на тебя станут показывать пальцем.

– Ну и что? Вы думаете, меня это волнует? Наш мир, как вы говорите, меня не интересует. К тому же я потребую аннулировать…

– Как недействительный? Ты и впрямь хочешь подвергнуться освидетельствованию! Умоляю тебя, Мелани, вернись на землю, перестань играть роль героики романа! Ты любила Франсиса, когда выходила замуж. Я признаю, что он вел себя не должным образом…

Мелани подскочила на стуле, как пружина.

– Не должным образом? Он с самого начала нашего свадебного путешествия стремился избавиться от меня. Единственное, чего я не знаю, хотел ли он меня убить или упрятать в клинику, как безумную. История с танцовщицей всего лишь прикрытие, так, шалость, которую в вашем мире легко прощают, зато это алиби: молодой супруг выпил лившего и задержался у девицы легкого поведения, а в это время его жену похищают. Превосходно! Весь поезд мог подтвердить его невинность.

– Не знаю, кто вбил тебе в голову такую мысль?

– Никто. А вы что, забыли о той, другой женщине, заранее подготовленной, которая в Ментоне должна была играть мою роль? Мне ничего о ней не известно, кроме того, что она рыжеволосая, но, может быть, и вы и я ее знаем.

– Как?

– Вспомните! Когда в Динаре мы с вами впервые говорили о Франсисе, я сказала, что видела его с красивой молодой девушкой с рыжими волосами на террасе миссис Юг-Алле. Я бы на вашем месте постаралась узнать, кто такая эта псевдомадам де Варенн. Она, видно, очень привязана к этому человеку, раз согласилась ради него броситься ночью в озеро! Если, конечно, она не перешла просто из одной лодки в другую, заранее приготовленную. Молодой и спортивной женщине не трудно грести. Та, которую я видела, именно такал, и мне подумалось, бог знает почему, что она американка…

На этот раз Альбина слушала свою дочь, не прерывая. Но, по мере того как она говорила, казалось, что она становилась меньше и даже старше, ибо подлинное горе искажало ее красивое лицо.

– Я задавала такие вопросы, – вздохнула она, ища свой носовой платок. – Ответ был прост: он ничего не предусматривал заранее, просто у Франсиса на Лазурном берегу много друзей. Он был в отчаянии, и одна молодая женщина, сохраняя анонимность, согласилась на несколько дней побыть мадам де Варенн.

– И вы в это поверили? Как это правдоподобно! Нет, Франсис – отъявленный лжец без совести, и я не понимаю, почему вы так настаиваете, чтобы я жила с ним. Я больше не люблю его и думаю, что даже боюсь.

– Ты все еще под впечатлением своих переживаний, но это пройдет. Совсем не обязательно любить, чтобы жить счастливо…

– Если нет любви, то должно быть хотя бы уважение, – возмущенно воскликнула Мелани. – А этого вы не можете от меня потребовать. Вы же прекрасно знаете, что его интересует одно: мое состояние!

– Возможно. Ты видишь, я пытаюсь понять тебя, и все-таки прошу тебя больше не думать о разводе и согласиться жить вместе… с нами.

– Но объясните мне, почему вы этого хотите!

На минуту воцарилась тишина. Альбина сидела, опустив полные слез глаза, комкая носовой платок побелевшими пальцами. Потом, зарыдав, призналась:

– Я люблю его и… не могу даже подумать о том, чтобы жить без него. Мне нужно его присутствие, мне нужен…

Впервые Мелани почувствовала некоторую жалость к этой женщине. Любовь ее была столь сильна, что она унижалась перед дочерью, вымаливая у нее своего любовника. Она вдруг опустилась перед ней на колени и впервые за многие годы прошептала те нежные слова, которые никогда не говорила матери:

– Мама! Не отчаивайтесь! Мне кажется, я всегда знала, что вы его любите, и он вас, наверняка, тоже любит, но в таком случае сделайте так, чтобы я обрела свою свободу, ведь тогда вы оба тоже станете свободны и можете даже пожениться…

В ответ она услышала лишь смех. Альбина встала и подошла к окну.

– Пожениться? Ты в своем уме? Если у него не будет надежды на наследство, разве он будет мной интересоваться? Я прекрасно знаю, что он сразу бросит меня, ведь я совсем не такая богатая, какой будешь ты. Он и сам небогат… Но я не хочу, чтобы он бросил меня! – закричала Альбина.

– А он все равно вас бросит. Разве вы забыли о том, что только что произошло? Если бы не вы…

Альбина учащенно задышала.

– Ну что… ну что… Я ошиблась. Мне не следовало ему мешать исполнить свой супружеский долг.

– Но я отказываю ему в этом! Он должен был выполнить свой супружеский долг раньше. А сейчас слишком поздно… Позвольте мне уехать…

– И не рассчитывай! Я никогда на это не соглашусь. Это подорвет нашу репутацию.

– Нашу репутацию? На что нам она, если он нас обеих убьет? Потому что он это сделает, если я соглашусь на то, что он нам навязывает. Конечно, несчастный случай – а это будет несомненно несчастный случай! – произойдет не сразу. Через несколько месяцев. Я погибну первая, но вы последуете за мной довольно скоро. Он погорюет? Может быть. А потом Франсис, ваш дорогой незаменимый Франсис счастливо заживет со своей таинственной красавицей.

– Выдумки! Воображение девчонки с неустойчивой психикой! И где ты только болталась эти два месяца, раз набралась таких ужасных мыслей? А может, ты действительно помешалась?

– Это было бы так удобно, не правда ли? Потому что с сумасшедшей не разводятся? Эта мысль принадлежит не вам, мама. Это он подсказал вам… и знаю, почему.

Альбина вдруг преобразилась. Жалкая удрученная женщина вдруг превратилась в уверенную в своем будущем и своих силах особу. Отвернувшись от окна, она направилась решительными шагами к двери, затем остановилась на мгновение.

– Ты действительно потеряла рассудок, но я хочу тебе сказать: я предпочту погибнуть в катастрофе, но ни за что не откажусь ради тебя от человека, которого люблю.

Она гордо подняла голову, как это делала на сцене Сара Бернар, и вышла из комнаты дочери.

Мелани посмотрела ей вслед с гневом, но и с некоторой долей жалости. Она всегда знала, что мать была недалекой женщиной, но сейчас поняла, что в нее вселился какой-то злой дух: она отказывалась видеть опасность, вся поглощенная своей страстью, и даже самые отталкивающие черты пассии казались ей привлекательными. Сказать, что сожалеет, что помешала своему любовнику изнасиловать свою дочь! Приступ ревности прошел, как только она поняла, что может потерять этого человека, и в эту ночь она может сама открыть дверь ключом, который якобы хранила у себя.