– Пожалуйста, сеньоры… но я вас прошу забыть о моем присутствии. Я подумаю над продолжением партии, а вы сможете спокойно поговорить, сидя на этом сундуке. Так, – добавил он с королевским высокомерием, – мы не будем мешать друг другу.

– Монсеньор очень добр. Эй, солдат, узнайте, что это нам никак не принесут кувшинчик вина. Проследите, чтобы нам его сейчас же подняли!

Солдат вышел. Катрин последовала за Руссе к указанному сундуку, ее низкий поклон не удостоился даже взгляда пленника. Дверь закрылась с тем же грохотом задвижек и замков, что и раньше. Чтобы убедиться в полной безопасности, Руссе подошел к окошечку, затем вернулся, улыбнувшись Катрин, которая не отрывала от него глаз. В порыве она бросилась на колени перед узником, срывая перчатку с левой руки, чтобы показать заветный изумруд.

– Сир, – прошептала она, – да соблаговолит ваше величество уделить мне минуту для беседы! Меня послала ваша августейшая мать.

Рене д'Анжу вскочил. Он повернулся к Руссе, все еще стоявшему у двери.

– Но… что это значит?

Капитан улыбнулся:

– Я бы не осмелился, сир, допустить к вашему величеству моего кузена, каким бы хорошим он ни был… и вот у ног вашего величества прелестный посланник от королевы Иоланды, вашей матери.

– Моей матери?

– Да, сир, – горячо ответила Катрин, – ваша мать оказала мне честь своим доверием, дав мне это кольцо со своим гербом… и послание!

В ее руках появилось письмо. Рене жадно схватил его, сорвал печать, развернул лист, наклонившись поближе к свече, чтобы лучше видеть.

Катрин увидела, как дрожат его руки. Это были первые новости за несколько месяцев, которые он получил от матери. Его сильное волнение растрогало молодую женщину.

Закончив чтение, он нежно поцеловал подпись, сложил письмо и сунул его за ворот камзола. Затем он повернулся к коленопреклоненной Катрин, посмотрел на нее долгим взглядом, не произнося ни слова.

– Сир… – начала было она вопреки этикету. Одно это слово возымело действие. Рене д'Анжу вздрогнул, как будто проснувшись, и покраснел.

– О! Простите меня! – воскликнул он, наклоняясь к ней, чтобы помочь подняться. – Вы решите, что я мужлан, – добавил он с улыбкой, которая сразу напомнила о его молодости. – Женщину! Такую молодую и красивую я держу у своих ног!

– Вы знаете, кто я?

Он рассмеялся. Смех его был таким звонким и заразительным, что сразу развеял мрачную обстановку.

– Не такое уж это чудо. Королева, моя мать, называет вас госпожой де Монсальви и узнаваемо описывает, несмотря на этот нелепый наряд. Не могли бы вы на минуту снять эту мантию и капюшон, чтобы я мог лучше вас разглядеть? Я так давно не видел красивых женщин, а моя мать пишет, что не найти красивее вас…

– Сир, – вмешался обеспокоенный Руссе, – ваше величество не должно забывать, что сейчас принесут вино и госпожа Катрин должна для всех остаться моим кузеном. Как только она разденется, вскроется подлог.

– Хорошо, подождем вино, но потом, я вас умоляю, доставьте мне радость увидеть настоящее женское лицо, волосы… Нет ничего прекраснее женских волос!

Снова открыв двери, вошли охранники, пропуская вперед камердинера, который осторожно нес оловянный поднос с кубками и уже откупоренной бутылкой.

– Каждый раз, когда король играет со мной, он любезно соглашается отведать вино из моих личных запасов, – не без гордости заметил Руссе.

– Я не хочу быть невежей, – ответил Рене. – Это настоящее вино, достойное короля. Капитан знает в нем толк!

Камердинер подошел к столу и поставил поднос. Катрин оказалась напротив него, и взгляд ее непроизвольно упал на его лицо. При свете свечей оно казалось обыкновенным и ничем не примечательным. У Катрин создалось впечатление, что она уже где-то его видела.

Пока он заученными движениями наливал бургундское вино в кубки, она напрасно силилась вспомнить, где раньше встречала это бесцветное лицо. Она была уверена, что оно не было связано с приятным событием, но каким, ей вспомнить не удалось. Мужчина ушел. Дверь закрылась. Жак подошел к столу, взял кубок и, поклонившись, подал его королю.

Тот не стал пить сразу. Он грел вино в своих ладонях, любуясь отблеском свечей в темной жидкости и вдыхая его аромат.

– Райский запах, – заметил он через минуту, – а цвет ада, цвет крови, которую я однажды видел в церкви на полу…

Страшный образ, вызванный Рене, разбудил в памяти Катрин поток воспоминаний. Она вдруг снова увидела церковь Монтрибура, лесную деревню близ Шатовиллена, отданную на разграбление головорезам Дворянчика под командованием капитана Грома, или Арно де Монсальви. Она вспомнила несчастных девушек, которых пьяные грабители заставляли танцевать голыми, угрожая острыми шпагами, добычу, наваленную у алтаря, и солдата, производящего учет награбленного. Она вспомнила. Теперь он был в ливрее герцога Бургундского, наливал вино в кубок пленного короля.

С ужасом она взглянула на ярко-красную жидкость, которую держала в руке, к которой ни она, ни Руссе еще не притронулись, почтительно ожидая, пока выпьет король. Она посмотрела на короля. Улыбаясь, прикрыв глаза, он поднес кубок к губам, готовый насладиться прекрасным вином. Край оловянного кубка уже коснулся его губ. Вскрикнув, Катрин бросилась к нему, с силой отбросив кубок, который покатился по полу, забрызгав одежду короля.

– Задержите слугу, который только что вышел, – крикнула она севшим от волнения голосом. – Найдите его и приведите сюда!

– Вы сошли с ума? – произнес король, с удивлением глядя на красный ручеек у камина. От шума падающего кубка проснулась собака.

– Я умоляю вас простить меня, сир, но это вино… Я почти уверена, что оно таит опасность.

– Опасность? Какую опасность, кроме дурмана?

– Госпоже де Монсальви грезятся повсюду яд и отравители, – смущенно улыбаясь, объяснил Руссе, что еще больше разозлило Катрин.

– Что вы ждете и не делаете, что я вам сказала? Бегите, ради Бога! Человек, который только что вышел отсюда, – из отряда Дворянчика! Я в этом уверена. Я его узнала! – Катрин схватила с подноса нетронутый кубок и протянула его капитану. – Отведайте это вино, друг мой! В конечном итоге ведь это ваше вино!

Он взял кубок, понюхал его, затем поставил на место и, ни слова не говоря, вышел из комнаты. Слышно было, как он позвал охрану. Катрин и король остались наедине. Рене, не глядя на Катрин, машинально взял с сундука салфетку и вытер ею лицо и руки. Казалось, он забыл о ее присутствии. Глубокая морщина обозначилась на его лбу, он размышлял.

– Вы сказали – Дворянчик? – спросил он через минуту. – О ком идет речь? Он ведь не из Коммерси?

– Да, монсеньор. Роберт де Сарбрюк, чтобы быть точнее.

– Это невозможно! Он ведь находится в Баре у меня под стражей за бесконечные мятежи и злодеяния, которые причинил моим жителям в Лотарингии.

– Он больше не в плену. Сир, поверьте мне, не так давно я с ним столкнулась при обстоятельствах, которые не смогу забыть. Он убежал, сир, или его отпустили.

– Это невозможно. Королева Изабелла, моя добродетельная супруга, не допустила бы такой оплошности. К тому же его сын был у нас в заложниках и…

– С ним не было детей, и я бы удивилась, если бы он обременял себя детьми, так же, впрочем, как и угрызениями совести. Я держу пари, что он убежал, не заботясь о ребенке, цинично рассчитывая на известную доброту вашего величества, чтобы не пожалеть о своем побеге. И наконец последнее. Он руководил осадой Шатовиллена, откуда я держу свой путь. Там он полностью показал свою сущность: бродяга, головорез и бандит. У меня есть все основания полагать, что он сейчас в Дижоне, готовится к убийству его величества, которое, как он считает, поможет освободить его сына.

Вдруг жалобно заскулила собака. Катрин и Рене одновременно повернулись к камину. Животное уткнулось мордой в пол, его светлая шерсть была запачкана красным вином, из пасти текла слюна, глаза закатились, лапы судорожно сжимались. Король с криком бросился к собаке и осторожно дотронулся до остывающего тела.