— А кто этот Рур-Ху-Гррху, учитель?

— Властелин южной пустоши и племени Ху. Лучший воин из всех, что я видел, — при этом Ху-Рарк поморщился. — А еще он мой старший брат. И я тебе скажу, повезло тебе, что ты орк, ибо Рур-Ху-Гррху собирает племена для великого похода. От вашего Тулурка и жалких людишек скоро ничего не останется. Так что забудь о том, чтобы стать легионером, или мы однажды встретимся на поле боя, и я разорву тебя на две половинки, маленький брат. Новость о войне для Ферро не была новой. Орки, особенно южные, больше грозятся, нежели действуют — говорили менестрели. Но кое-что Ферро хотел прояснить прямо сейчас:

— Война? Но почему же Учитель ходит вместе с человеком?

— Человеком? — Ху-рарк хрипло засмеялся. — В леди Калиль человеческого намного меньше, чем в тебе. Увидишь как-нибудь, как она бегает голышом по ночному лесу — поймешь, о чем я.

— Но хватит пустой болтовни, слабак, — Рарк снова сменил милость на гнев. — Поднимай меч и повторяй вслед за моим топором. Помни: настоящий бой всегда заканчивается одним ударом.

Лицо Тигля Римуса горело огнем. Здесь, в тронном зале, держали военный совет: Мориус, Тигль, Император и горы пыли.

— Это ваша судьба, мой император! Тигль возбужденно ходил из стороны в сторону. Его седая борода длиной почти до пола, как у какого-нибудь гнома, едва не подметала грязь под военными сапогами. На нем был доспех, древнее его самого.

О как долго советник императора не надевал эту приятную тяжесть. Как же долго.

— Ректор пропала, о ведущий легионы! Механический Гибург под властью древнего подземного монстра. Весь Тулурк скоро погрузится в анархию! Римус в буквальном смысле испускал потоки жара, нагревая комнату лучше всякой печки.

— Сир! Необходимо выступать немедленно! Сами Мастера даруют возможность вернуть достоинство вашему роду!

— Выступать? Как же выступать? — встрял было Мориус, но Тигль раздраженно замахал на него руками. Стормо Торрий задумчиво вращал фламбергом, тем самым, что был подарен еще в детстве, но так и не был сменен на что-нибудь поприличнее. Его гарда слишком изящна и тонка, на лезвии слишком много узоров и украшений. С таким оружием только на дворянские балы ходить, а, к слову сказать, на балы его уже давно никто не приглашал.

— А легионы? — поправил очки Стормо.

— Легионы верны вам, Сир! Отряды с востока присутствуют прямо в осажденном Рейнгарде. Остальные рассеяны, но могут быть мобилизованы… Если только придете вы, мой император! Стормо Торрий горько усмехнулся. Неужто Тигль столь стар, или просто не понимает?

— Да какой я император, Тигль? Одно название. Магистрат давно лишил наш род всякой власти… Лучше бы переворот, в самом деле. А это что? — лицо Стормо наполнилось привычной ему бессильной печалью, — позорище!

— Не говорите так, господин, — утешающе положил руку на его болезненное худое плечо дворецкий Мориус. Военный советник Римус, когда-то звавшийся бесстрашным, яростно перешел в наступление:

— Магистрат? Тьфу, на этих книжных червей! Да, ваши предки были мягки и отдали то, что принадлежит вам по праву без боя! Но сейчас, сейчас мой император, совсем не тот момент, чтобы думать о прошлых обидах и новом переделе власти! Южные орки переходят границу, они давно забыли телеги с золотом, что заплатили им под конец столетней войны. А что творится под Рейнгардом?! Там Гули, ваше величество!

Третья сторона подняла свою темную голову… Речь уже даже не о достоинстве рода, речь о защите Тулурка. Римус в полном боевом параде распалялся все сильнее, думая прогнать с императора его обычную хандру.

— Магистрат лишел воли без Ректора, значительные силы его разбиты в Гибурге. И я вам скажу это тоже работа третьей стороны! Мой император, во все времена ваше звание никогда не было почетно и не приносило простой жизни его обладателю. Вслушайтесь в то, что говорит ваша кровь. Никогда положение Тулурка не было так шатко, со времен древних, — советник наконец передохнул, подобрав бороду, — Гордыня магистрата, Сир, уже привела к разрухе в легионах, а новые силы стрелков и артилерии не смогли собладать с одним единственным жалким подземным паучком! Победа куется мечом, а не пулей, мой император!

— Легионы не пойдут за мной, советник Римус, — качал головой Стормо, — они не признают императора в жалком нищем, подобного любому из них.

— Оставьте самобичевание, Сир, — на этот раз начал увещевать Мориус.

— Ха, именно, мой император! — поддакивал советник, присоединясь с жаром к дворецкому, — Чтоже нам лечь на пол и спокойно умереть?

Легионы помнят что такое идти по зову императора! Как помнит Тигль Римус! — Лицо его как будто молодело на глазах, плечи расправились, мысленно он уже был там, на столетней войне, вел кавалерию в бой, рубил направо и налево во славу господина. Как тогда, когда он потерял свою левую ногу. Тогда снова били барабаны и он, Тигль, мчался вперед на слепом кавалерийском коне. Так поступают с каждой лошадью, что несет на себе всадника в броне — выкалывают глаза раскаленной спицей, чтобы не видел он, туда куда мчится. А то помрет от страха или взбесится, сбросив кавалериста на землю. Ряды неопытных пехотных легионеров разбили на голову, они скакали прямо по ковру своих мертвых соратников, тяжелая четырехметровая пика рвала ударную руку, тряслась как на пружине, но неумолимо неслась к цели. Лошади спотыкались о камень и доспех. Римус выбрал себе целью молодого тролля, что не достиг еще полного роста и силы, но эта груда дикой мощи — единственное, что может остановить жуткую кавалерийскую атаку. Тень громадины загородила солнце. Но Тигль Бесстрашный лишь вонзил шпоры покрепче в могучие взмыленные бока боевой лошади. «Давай же» — шепнул он ей, прижавшись к торчащему черепу, и лошадь прыгнула из последних сил. Взмыла подобно крылатому пегасу. Слева ухнула дубина, ствол королевской ели, но удар уже невозможно было остановить. Белесые слепые глаза лошади забрызгивает кровью. Пика пробила торс тролля, увязая в груде мяса, пробивая ее, словно штопор хилую пробку. Молодой Рах-Гор-Клохл начал валиться назад. Пика сломалась. Лошадь врезалась в жуткого горного зверя, и сломалась также как оружие кавалериста, переворачиваясь в полете. Нога Римуса запуталась в стремени, он вылетал из седла, а нога оставалась на месте. Кости треснули, а сухожилие порвалось.

Захлестала кровь. Римус терял сознание. И тогда разнеслось то дикое «Даааа» по всему полю. Дикий крик легионера. Он был совсем рядом. Убил пещерного льва голыми руками.

Размазал его по земле силой духа. Вот что такое Легион. Мой император… Вся война промелькнула огненным пламенем в глазах старика. Борода взметнулась вверх. Легионер отдавал честь своему господину.

— Ну хорошо, Римус, — казалось проняло Стормо Торрия, — но они не пойдут со мной, сам увидишь.

— Выдвигаемся немедленно, Сир? — просиял Тигль.

— Никак не могу позволить, Советник! На улице гроза вы разве не слышите? Не хватало, чтобы император простудился, — грозно нахмурился уже второй старик. Дворецкий Мориус. Но радость Тигля уже мало, что могло разрушить. Не сегодня, так завтра. Заколотив деревянной культей в пол, он заспешил на кухню, готовить все необходимое к долгой дороге. А что это, как не походный котелок и приправы, припомнил советник простые легионерские мудрости.

За окном бушевала осенняя гроза. Стучали капли по расставленным на полу ведрам. Крыша и вправду была в ужасном состоянии. Бледная луна ходила по ночному небу. Ее видно и отсюда. «Во что втягивает меня этот Римус» — тягостно размышлял император

— «Безумие». Достоинство рода. Понятие столь абстрактное, что даже сами представители рода толком не понимали что это. Он слышал до эпохи Роко Злосчастного, древние императоры выходили перед Легионом и обнажали меч. И все, кто хотел обнажали свой меч в ответ. А тот должен был доказать, что имеет право вести величайшую силу континента вперед. Это не детским фламбергом по вечерам махать. Не редко древний император благополучно помирал прямо там, даже не начав походов. «Какое варварство» — считали в магистрате. Но только так лидер получал уважение перед воинами. Стормо с сомнением посмотрел на свои руки. «Я император!» — кричали древние варварские короли и вызывали все свое войско на бой. Искусные воины, они били мечами тех кто осмелился выйти до изнеможения, рубили их на куски без всякой жалости. Начиная с самого рассвета и до заката. И завоевывали честь вести легионы своей собственной силой. Корона тех императоров — не золотая побрякушка, а окровавленная шипастая оскалившаяся сталь боевого шлема. Дорн Рокката Третий не потерпел ни одного поражения в дуэлях.