Вздохнув, девушка отвернулась от нового знакомого. Рациональный ум ее не задержался на бесполезном размышлении о его странной внешности, прекрасных глазах и причинах столь постоянной печали; он занялся совсем иным. Почему на Тротби простая одежда? Куда он ехал с Лоблом и железными воинами? Кто он? Соня намеревалась непременно получить от него ответы на все свои вопросы, ибо яд подозрения уже давно, много лет назад, проник в ее душу и не давал покоя. Едва удостоверив личность Одинокого Путника, волею судьбы девушка встретила Тротби, и теперь настала его очередь доказывать чистоту помыслов и свою непричастность к стану врагов.

Новый вздох вырвался из нежной груди Сони, а что он означал, она и сама не знала.

— Трупный день,— пробормотал Шон, догоняя спутников.

— Что? — девушка с недоумением посмотрела на него.

— Нынче трупный день,— повторил Шон.— Он начался с жалкого трупика бедной мыши, продолжился пятью трупами шемитских стражников, а чем закончится?

— Чьими трупами? — уточнила Соня.

— Ну да.

— Надеюсь, что не нашими.

— Я тоже надеюсь.

И Шон мрачно замолчал, уставясь в далекую точку горизонта. Видимо, его все еще терзали мысли об убиенных им железных воинах.

Тротби, уловив его настроение, сказал:

— Не стоит сожалеть о них. Если б вы не оказались проворнее, они непременно прикончили бы вас, как до того прикончили одного беднягу, который попался нам при выезде из города. Он всего лишь замедлил шаг и всмотрелся в мое лицо… И потом, эти воины Лобла — коварные воры и подлые убийцы. Сотни бедняков Асгалуна смогут теперь жить спокойно — во всяком случае, пока…

— Пока градоправитель не назначит нового сотника, а тот не наберет в свой отряд новых негодяев,— закончила фразу Рыжая Соня.

Тротби кивнул; взор его на мгновение затуманился, как будто странная мысль посетила вновь и сразу пропала, оставив лишь воспоминание о себе. Он тряхнул головой, так что прямые соломенные пряди перелетели за спину, и прошептал себе под нос: «Наваждение…»

— О чем ты? — мягко спросил Шон, отвлекаясь от созерцания светлой дали.

Соня, которая ничего не слышала, насторожилась. В серых глазах ее вспыхнуло любопытство.

— Нечто в прошлом мучает меня,— тихо сказал Тротби, опустив ресницы.— Оно возникает вдруг, не проявляясь отчетливо, а потому я не могу дать ему названия. Бывает ли с тобой такое, Одинокий Путник?

— Всякое бывает, милый.

Соня удивленно приподняла рыжие брови: Шон разговаривал с этим парнем, как с ребенком, коего несправедливо обидели — ласково, участливо… И, кажется, ему даже в голову не пришло для начала узнать о его жизни и его сути, а потом уж и жалеть — кстати, неизвестно за что. «Нечто в прошлом»! Вот это бред! Да у каждого в прошлом есть то самое нечто, какое может и мучить и терзать, если дать ему волю.

— Ты родом из Асгалуна? — наконец задал Шон дельный вопрос.

— Нет,— покачал головой Тротби.— Я родился в плодородных землях Кофа и рос там до двенадцати лет. Затем мои родители умерли, и я переехал в Шем, к дяде.

— А кто твой дядя? — решительно вмешалась Соня, видя, что разговор вот-вот снова угаснет, ибо вежливый Шон вряд ли пожелает допрашивать этого мрачного парня с пристрастием.

— Обычный гражданин Шема,— ответил Тротби на удивление охотно.— Он не шемит, а такой же кофиец, как я и мои родители. Но в юности влюбился в красавицу из Асгалуна, приехал к ней со всем своим скарбом и намерением немедленно на ней жениться, однако она, как назло, внезапно скончалась. Дядя предался унынию и возвращаться домой не пожелал.

— Он жив сейчас? — продолжал спрашивать Шон, по обыкновению мягко улыбаясь.

— Да.

— Богат?

— Да.

— Как же он позволил сотнику забрать тебя против воли твоей?

Тротби заколебался. Он не собирался открывать первым встречным все тайны своей жизни, но перед Одиноким Путником почему-то чувствовал некоторое смущение — так ученик робеет наставника и не решается слукавить, беседуя с ним.

— Хорошо,— сказал он твердо.— Я расскажу вам, как я попал в руки Лобла и его людей.

Соня удовлетворенно усмехнулась и мысленно поздравила себя с победой. Сейчас она все узнает…

— Моя дядя Лансере, верный памяти своей красавицы, более никогда не думал о женитьбе. И, будучи весьма добродетелен, не завел детей на стороне, как это делают в наше время многие одинокие мужи. Потому всю свою жизнь он прожил в большом доме, с полусотней слуг, но без семьи. Так продолжалось до того самого дня, когда я в одночасье лишился своих дорогих родителей.

Узнав о смерти брата и его супруги, дядя послал за мной карету с десятком охранников. Они прибыли вечером, ночь провели в доме, а утром, после погребения, повезли меня в Асгалун. Я ехал и вспоминал, как комья сырой земли падали на деревянные ящики с холодными телами моего отца и моей матери… Мне было всего двенадцать лет, я плакал и обещал богам отмстить им за смерть Анжелиаса Тита Бада и Винченсы, дочери Килина…

Тут Тротби запнулся, бледные щеки его порозовели. Даже не взглянув на спутников, он пустил вороного вскачь и вскоре исчез в легкой туманной дымке горизонта. Листья, вздыбленные копытами его коня, порхали в воздухе словно бабочки; потом дунул ветер и унес их в лес; дорога снова была пуста и тиха.

— Он удрал! — крикнула девушка в гневе, оборачиваясь к Одинокому Путнику.— Скорее за ним!

— Погоди,— сказал Шон, за повод притягивая к себе Соню вместе с ее буланой.— Не стоит его догонять. Мальчик вспомнил родителей и хочет поскорбеть о них в одиночестве. Поедем шагом; я уверен — он подождет нас там, дальше.

— Как знаешь, Одинокий Путник.

Недовольство в голосе юной воительницы ничуть не смутило Шона. Он и не думал торопиться. Напротив, он остановил своего каурого, спрыгнул с него; затем выудил из дорожного мешка кольцо веревки, размотал его и тщательно связал в цепочку трех одров, что так и плелись за ними всю дорогу.

— В Асгалуне мы их продадим,— пояснил он Соне, которая безуспешно пыталась поразить его взором огненным и негодующим.— По две монеты за каждую вполне можно выручить. Так что хороший ужин и ночлег нам обеспечен. Хоть я и чувствую себя нынче разбойником с большой дороги, но пока я хожу по этой земле, мне все же надо чем-то питаться и где-то спать…

Он привязал первую лошадку к каурому и опять забрался в седло.

— Ну, Соня, теперь едем. Тротби наверняка уже устал нас ждать.

Девушка очень в этом сомневалась, но ничего не сказала Шону. Про себя она уже решила, что Одинокий Путник лучше целой дюжины всяких там Тротби, а посему не стоит и спорить с ним по таким пустякам.

К ее удивлению, вскоре она действительно увидела вдалеке удравшего попутчика. Он ждал их, мрачно глядя в глубину леса. Там было черно, как в морской пучине, и вокруг тоже постепенно начинало темнеть. На белых волосах Тротби сейчас не сверкали солнечные лучи, а яркие разноцветные листья, ковром покрывшие дорогу, стали одинаково серыми. Ветер дул в разные стороны, качая длинные ветви и верхушки дерев. Вот он рванул вдруг с дикой мощью, осыпав путников пылью и трухой, спутав шелковые гривы лошадей, и снова затих.

— Ночь будет холодная, сырая,— Шон зябко передернул плечами, вынул из мешка старую куртку и надел ее,— но это вовсе не значит, что мы должны гнать лошадей, дабы поскорее достичь Асга-луна. К тому же я не прочь перекусить немного. А вы?

— Я тоже,— тихо ответил Тротби, не отрывая неподвижного взора от лесной чащи.

Соня промолчала, но лишь потому, что ужасно проголодалась и ей стыдно было в этом признаться. Одинокий Путник, проницательный, как оракул, и мудрый, как первый королевский советник, понял сие сразу. Не теряя и мига, он соскочил с каурого, быстро развел костер на обочине дороги, и, вытряхнув из бездонного мешка своего всю снедь, аккуратно разложил ее на чистой тряпице. Рыжая Соня и Тротби, до того уныло и с долей печали взиравшие на действия ловких рук Шона, при виде еды тотчас оживились: оставив коней, они подошли к костру и чинно уселись по обе стороны от него, причем Тротби изо всех сил старался не смотреть на огромные ломти каравая, перья зеленого лука и кусок холодного мяса, покрытого ароматным желе. Боепитание не позволяло ему протянуть руку к еде прежде женщины и старшего товарища. Он выжидательно уставился на Одинокого Путника, который, кажется, совсем не торопился начинать трапезу, а увлеченно бросал в костер сухие палки; потом перевел взгляд на Соню. Юная воительница и не думала стесняться.