— Ну, и что мы будем делать, если там, за кустами, просто упремся в скалу? — спросила Соня, не в силах скрыть разочарование. — Проклятие! Выбраться из таких передряг, чтобы уткнуться носом в холодный камень!

— Слушай, как ты там пела?.. И зад у нее, как бочка?.. Ха-ха-ха, здорово! Ну что ты вдруг скисла? Надо просто забраться в кусты, вот так. — Луми, не долго думая, раздвинул жесткие ветки, — и посмотреть, что там такое! Ого-го, ну и заросли! Всю рубаху изорвешь, пока пролезешь! Тьфу, как плотно растут, ногу некуда поставить. Рыжая, двигайся за мной, там, по-моему, какой-то лаз… Или нора… Что бы это ни было, нам туда! Поцелуй ее покрепче и винца ей подноси! Тра-ла-ла! За мной, не отставай!

Соня не выдержала и рассмеялась; похоже было, что мальчишке, только что едва переставлявшему ноги от страха, поднесли кружку доброго вина, так смело он теперь ломился напролом через густые заросли, только ветки трещали. Стараясь не цепляться луком за торчащие сучья, девушка медленно пробиралась за ним. Острые обломки ветвей так и норовили проткнуть глаза, и она с трудом отводила их в сторону. Луми, худенький и юркий, гораздо уверенней, чем Соня, пробирался вперед.

— Все! Вот она! Неужели это и есть та самая пещера? Больше похоже на старую звериную нору… Но Тропа ведет туда… Бр-р-р, какая там темнотища! Я темноты не люблю. Рыжая, а вот чего не любит темнота?!

— Слушай, приятель, что-то ты уж очень расхрабрился! Дай-ка лучше я погляжу, что там за дыра такая, а ты постой рядом! То ты дрожишь, как овечий хвост, то готов лезть к Нергалу в пасть — тебя не поймешь! — И она, не церемонясь, оттащила мальчишку в сторону.

— Действительно, темень! И еще эти проклятые кусты, весь свет загородили! На три шага — и то не видно… На четвереньках туда еще можно пролезть, а вот что там дальше… Эх, сюда бы несколько смоляных факелов!

— Да, так чего боится темнота? Видишь, ты догадалась! Огня, огня она боится! А что у нас есть? — Луми привычным жестом засунул руку в суму и стал ощупывать свои сокровища. — Правильно, Рыжая, по глазам вижу, что поняла! Жезл Красного Огня!

Глядя на него, такого расхорохорившегося перед черным провалом, ведущим в сердцевину горы, Соня не могла не улыбнуться. Пусть уж лучше петушится, чем дрожит.

— Так это будет не факел, а настоящий костер! — промолвила девушка, на всякий случай отходя от Луми подальше. — Я не хочу, чтобы ты опалил меня, как заколотую свинью!

— Не бойся, Рыжая, ведь ты со мной! — Мальчик наконец достал свою трубку и осторожно поднес к губам. Невнятно произнеся три тихих слова, он слегка дунул в отверстие. Тут же на другом конце трубки возникла ослепительная белая искра и с шипением стала раздуваться, как шар, сотканный из света. Когда светящаяся окружность достигла размеров крупного граната, мальчик снова пробормотал какую-то фразу и торжествующе воскликнул:

— Ну вот, факел готов! Здорово, правда?! До сегодняшнего дня я никогда не держал в руках этот жезл, но до чего приятно чувствовать, что он послушно выполняет мою волю!

Встав на колени перед отверстием, Луми осторожно засунул в темную дыру свой факел:

— Вот это да! Рыжая, там внутри высоченная пещера и коридор! Тропа идет дальше, как раз по коридору… Ну, что, полезли? — И он проскользнул в лаз.

Теперь уже Соня, стоя на четвереньках, заглядывала внутрь, не торопясь следовать за ним. Она с трудом расставалась со слабой надеждой, что это именно то место, которое они искали и здесь наконец дадут ответ на мучившую ее загадку. Но похоже, что — нет, и путь еще далеко не пройден… Вздохнув, девушка пролезла под низким сводом и оказалась в пещере, ярко освещенной белым факелом.

Мальчик стоял на самой середине и с любопытством разглядывал барельефы, украшавшие стены. Пышные листья растений причудливо переплетались с изображениями ящериц и змей, переходя в непонятные символы и таинственные письмена.

Соня не смогла отвести глаз от искусно вырезанных в камне изображений. Она почувствовала: так можно простоять всю жизнь, скользя взглядом по магическим знакам и непостижимым образом впитывая древнюю мудрость, скрытую в них. Ей показалось, еще немного — и она постигнет самое главное, самую суть мироздания, ту, что ищут и не находят мудрецы и маги, чародеи и священнослужители… Взор девушки поднялся выше, к огромной каменной маске над темной дырой коридора. Повинуясь безотчетному желанию, девушка взяла факел из руки замершего Луми и сделала несколько шагов вперед, подняв повыше светящийся шар. Словно очнувшись, мальчик медленно пошел следом и остановился за ее спиной, тоже подняв глаза вверх.

— Рыжая, мне не хочется отсюда уходить! — заговорил он монотонным, безжизненным голосом. — Здесь покой… тишина… мудрость. А это лицо наверху! Как оно прекрасно! Ты как хочешь, а я останусь здесь, ведь это храм могущественной Богини, и она желает, чтобы я стал ее жрецом!

Наверху, словно венчая замком свод коридора, светлела высеченная из желтоватого мрамора громадная маска. Это ее и пыталась рассмотреть Соня, подняв повыше факел. Искусный резец изобразил лицо очень старой женщины, но хищное выражение губ, властная складка между сведенных бровей, глубоко прорезанные морщины делали его почти живым. В сиянии белого пламени еле заметные тени пробегали по мраморному лицу, и казалось, что узкие губы вот-вот произнесут какое-то слово. Глаза в черных провалах, такие же, как у каменных истуканов, торчавших вдоль дороги, определенно видевшие и замечавшие все, что происходило по ту и по эту сторону Серых Равнин, сейчас наблюдали за ними, не упуская ни малейшего движения путников.

Ледяные мурашки пробежали по Сониной спине, ей вдруг стало страшно, как в детстве, когда старуха-кормилица рассказывала им древние легенды о демонах и духах-оборотнях. Девушке захотелось больше ни мгновения не оставаться в этом мрачном месте, она чувствовала необходимость поскорее стряхнуть с себя наваждение и идти дальше. Но Луми, что за глупости он бормочет? Какая Богиня, какой жрец?! А мальчик тем временем говорил все громче, словно в бреду:

— Я погашу этот слепящий свет и останусь во мраке храма Великой Богини Хис, Повелительницы Земли! Ибо такова ее воля! Она ждала меня, ничтожного смертного, чтобы осчастливить мудростью и знанием! Отныне я стану служить ей, своей единственной повелительнице, сменю облик и имя и принесу ей на алтарь Священную Жертву!

Он стоял, раскачиваясь, подняв над головой руки с растопыренными пальцами и запрокинув безжизненное лицо с широко раскрытыми главами. На его губах появилась пена, голос возвысился почти до визга. Девушка, испуганная происшедшей в нем переменой, опасливо отошла на пару шагов в сторону, лихорадочно соображая, что делать.

Она только что испытала на себе силу морока, что, казалось, исходил от самих стен пещеры, и теперь удивлялась, как ей удалось стряхнуть дурманящие чары. И вдруг до нее дошло: конечно же, все дело в маске! В этом отвратительном изображении злобной ухмыляющейся старухи! Луми, бедный околдованный мальчишка, стосковавшийся по материнской любви, увидел в ее чертах то, чего так жаждала его душа — красоту и нежность…

Обман, опять обман! Но как ему помочь? Драгоценные мгновения уходили, как вода меж пальцев, и скоро им не будет пути ни вперед, ни назад!

Стараясь держать подальше от себя сверкающий факел, Соня решительно подошла к Луми, самозабвенно уставившемуся вверх, на страшную маску, и запустила руку в его суму. На миг ей почудилось, что рука провалилась в бездонный мешок, и она, точно так же, как мальчик, принялась лихорадочно в нем шарить, пытаясь нащупать то, что казалось ей сейчас последней надеждой на спасение. Шепотом проклиная пещеру и ее каменные талисманы, девушка дергала суму, а Луми, словно не замечая ее попыток, продолжал выкрикивать:

— Жертва! Богине нужна жертва! Могучая Хис желает, чтобы я, будущий жрец, обагрил ее алтарь кровью девственницы! Да воздвигнется он, да вложит Повелительница в мою руку черный обсидиановый нож, ибо девственница здесь и ждет избавления от страданий земного пути! Для этого и ступила она на Тропу, для того и течет в ее жилах горячая кровь!