Одновременно с туристическим бумом достиг своего апогея культ Тургенева в Орле. Уже в шестидесятые годы слоган «Орел - город Тургенева» утвердился в качестве чуть ли не официального. Под эгидой музея проходили многочисленные научные конференции, орловские архивисты сами всюду ездили, участвовали в разных академических изданиях, посвященных Тургеневу…

В восьмидесятые всему этому великолепию пришел конец. Сначала Спасское-Лутовиново отделилось от орловского центра и вдобавок обрело статус мемориального и природного заповедника федерального значения. А региональный и федеральный статус в музейном деле (да и в любом другом) - это, как сказала Людмила Анатольевна, небо и земля. Сначала Спасское со своим федеральным статусом оттянуло на себя львиную долю посетителей, потом наступила перестройка, и людям стало не до поездок по тургеневским местам. Есть такой литературный штамп: «Бурный поток превратился в пересыхающий ручеек». В данном случае он уместен - именно такая метаморфоза произошла с посещаемостью музея в конце восьмидесятых.

Девяностые годы Людмила Анатольевна обозначает словом «обморок». Музей, разумеется, не умер, но на десятилетие застыл в летаргическом сне. Редкие посетители, еще более редкие туристические группы. Материальные проблемы, скудное финансирование, мизерные зарплаты сотрудников.

Вы, наверное, уже поняли, что произошло дальше, в двухтысячные. Правильно: в двухтысячные все стало «налаживаться». Летаргический сон сменился пусть и не особенно активным, но все-таки бодрствованием. Заметно прибавилось посетителей - до советских заоблачных показателей по-прежнему далеко, но от 12 до 17 тысяч посетителей в год - тоже неплохо (средний уровень провинциального западноевропейского музея аналогичного профиля). Возобновилась научная и издательская работа. Более того, в последние годы наблюдается взлет литературного краеведения. Тут я услышал довольно-таки поразительные вещи. Оказывается, во времена советского музейного бума вся Орловская область оказалась покрыта сетью маленьких музеев и музейчиков. Они есть в каждом райцентре, во многих селах и даже деревнях. Везде, где ступала нога Тургенева, где он бывал в гостях, где охотился, - практически в любом подобном месте есть пусть совсем крошечный, но музей. Вся эта сеть сохранилась по сию пору. Вокруг этих музеев группируются энтузиасты из местной интеллигенции (больше всего их, конечно, в Орле), которые по мере сил и знаний занимаются краеведческой работой, а музей Тургенева в этой работе выступает «руководящей и направляющей силой».

По словам Людмилы Анатольевны, страсть к краеведению у орловцев в крови:

- Мы с коллегами довольно часто ездим по районам Орловщины. И практически везде видим такую картину. Приезжаем в село, стучимся в первую избу: здравствуйте, скажите, пожалуйста, есть ли у вас кто-нибудь, кто хорошо знает историю села? Обязательно скажут: есть тут у нас один старичок, вон, видите, дом, идите, он вам расскажет. И в каждой деревне обязательно находится такой «один старичок», который, стоит к нему обратиться, буквально бросит все и начнет рассказывать такие вещи, что бери и записывай - где какой помещик жил, где какая усадьба стояла, кто из жителей чем был знаменит, в каком году произошло то или иное знаменательное событие… Принято у нас интересоваться историей родного края, такой у нас народ. И это создает атмосферу, я бы сказала, духовной оседлости. Люди живут на своей земле не только потому, что их держит здесь экономическая необходимость или они не могут никуда уехать, но и потому, что они знают и любят свою малую родину.

При словах «духовная оседлость» мне не пришлось скрывать улыбку, я не поперхнулся и даже не удивился. В данном контексте - совершенно нормально воспринимается. Как ни странно.

Правда, продолжает Людмила Анатольевна, многие из этих сельских музеев, что называется, дышат на ладан. Будущее их туманно, не знаю, удастся ли нам их сохранить. Главная проблема - нехватка кадров, прежде всего молодых.

- А как обстоят дела с кадрами в вашем музее? - спрашиваю я у Людмилы Анатольевны. Я уже приготовился было услышать рассказ о катастрофическом дефиците специалистов музейного дела, о том, что у молодежи сейчас другие приоритеты… Вместо этого Людмила Анатольевна сказала:

- С научными кадрами в Орле все в порядке. Здесь есть библиотечно-информационный факультет Института культуры и искусств, который готовит и библиотечных работников, и музейщиков. У нас их в городе видимо-невидимо.

В этом месте я чуть было не сказал «Обалдеть!», но сдержался и сказал «Надо же!»

- Напрасно удивляетесь, - сказала Людмила Анатольевна. - Я сама преподаю на музейном отделении и могу сказать, что есть много умных, способных ребят, которые хотят работать в музейной сфере. Они усердно и, я бы сказала, правильно учатся. И приходят к нам работать уже во многом готовыми специалистами, их не приходится учить основам профессии.

Приходят молодые люди и из других вузов, в частности, с филфака. В Орле всегда было много молодых людей гуманитарного склада, им неуютно в современной погоне за успехом. Профессии, которые сейчас считаются престижными, им неинтересны. К тому же сказывается орловский характер. Мы люди достаточно скромные. У нас нет сумасшедших амбиций. В отличие от молодых жителей мегаполисов, наша молодежь не сталкивается с примерами кричащего богатства, громкого успеха. И не гонится за ними.

Я слушаю Людмилу Анатольевну и ловлю себя на мысли, что давно не слышал такой правильной, а лучше сказать, естественно правильной русской речи. Очень, очень давно не слышал. Когда же это было… Вспомнил. Это было в детстве, это была соседка по коммунальной квартире в центре Москвы, старушка из смоленских дворян, Вера Дмитриевна. Вот у нее была похожая речь.

Среди посетителей музея Тургенева преобладают орловские и, отчасти, приезжие школьники. Студентов заметно меньше, еще меньше пенсионеров. Люди пост-студенческого и допенсионного (то есть трудоспособного) возраста в музее - тоже редкость, и в основном это - туристы и командировочные. Орловцев среди них практически нет. Взрослые жители города проводят свой досуг как угодно, но только не в музее - исчезла соответствующая традиция, в советские годы поддерживавшаяся обществом «Знание». По выражению Людмилы Анатольевны, музей «кормится» группами школьников.

- У нас в Орле не только студенты, но и школьники замечательные. Не сочтите за орловский снобизм, но когда приезжают группы из некоторых соседних областей (из каких конкретно - не столь важно), это, извините меня, какой-то кошмар - шумные, крикливые, бегают, сорят семечками. Не все группы такие, конечно, но иногда просто трудно бывает их утихомирить. А среди наших, орловских часто попадаются такие ребята, которые, когда с ними говоришь о литературе, могут вас за пояс заткнуть. Опять же, не все, конечно, но вот такая отрадная тенденция явно имеет место. Все-таки, у нас в школах много хороших учителей, которые стараются привить детям любовь и интерес к литературе. Еще в последние годы замечаю, что приезжает много очень хорошо подготовленных школьников из Москвы.

Мы довольно долго разговаривали, и теперь Людмиле Анатольевне пора вернуться к работе, а мне - ознакомиться с музейной экспозицией. Я благодарю Людмилу Анатольевну, она отвечает: да не за что, голубчик, не за что.

Ангел мой. Голубчик. Опять вспомнилась мне Вера Дмитриевна, смоленская дворянка.

Надеваю поверх обуви гигантские тапочки - не традиционные музейные бахилы на веревочках, а обычные тапочки, только очень большие, размера шестидесятого или семидесятого. Людмила Анатольевна попросила провести для меня персональную экскурсию одного из опытнейших научных сотрудников музея - Евгения Васильевича, человека с очень располагающей внешностью типичного русского интеллигента, с бородой, в толстых очках, опирающегося на тросточку. Мы поздоровались, я представился по имени, Евгений Васильевич уточнил: а как ваше отчество? Я сказал, Евгений Васильевич ответил: очень приятно, Дмитрий Алексеевич, ну что же, начнем, пожалуй.