— Которые в данном случае заключаются в управлении этой чертовой страной, — вставил Оделл.

— …а также рассеяние внимания и забывчивость в делах. Словом, джентльмены, половина мыслей президента, или даже больше, будет занята беспокойством о сыне, а остальная часть — тревогами за жену. Бывали случаи, когда даже после успешного освобождения ребенка именно родителям требовалось долгое лечение от травмы — это порой занимает месяцы, даже годы.

— Другими словами, — подал голос генеральный прокурор Уолтерс, — у нас сейчас есть лишь половина президента, быть может, даже меньше.

— Да хватит вам, — прервал министр финансов Рид. — У нас в стране случалось, что президент оказывался на операционном столе, лежал полностью недееспособный в больнице. Мы просто должны взять бразды правления в свои руки и действовать так, как действовал бы он сам, и при этом как можно меньше беспокоить нашего друга.

Его оптимизм особого сочувствия не вызвал. Брэд Джонсон встал и спросил:

— Какого черта эти сволочи не дают о себе знать? Прошло уже почти двое суток.

— По крайней мере наш посредник на месте и ждет, когда они объявятся, — проговорил Рид.

— К тому же в Лондоне у нас достаточно людей, — добавил Уолтерс. — Мистер Браун со своими ребятами прибыл туда два часа назад.

— Чем, интересно знать, занимается эта идиотская английская полиция? — пробормотал Станнард. — Почему она не может найти этих ублюдков?

— Не нужно забывать, что прошло только двое суток, даже чуть меньше, — отозвался государственный секретарь Доналдсон. — Конечно, Великобритания меньше Соединенных Штатов, но и там есть где спрятаться, затеряться среди пятидесяти четырех миллионов населения. Помните, как долго террористы держали у себя Патти Херст? Много месяцев, а ведь за ними охотилось все ФБР.

— Давайте признаем, джентльмены, — растягивая слова, проговорил Оделл, — все дело в том, что мы больше ничего не можем поделать.

Вопрос заключался именно в этом: больше никто ничего не мог поделать.

Парень, о котором шел разговор, проводил в заточении уже вторую ночь. Хотя он этого и не знал, в коридоре у дверей подвала всю ночь дежурил человек. Подвал пригородного дома был из пористого железобетона, но похитители приготовились наброситься на парня и затолкать ему в рот кляп, если ему вздумается кричать и звать на помощь. Однако он не совершил этой ошибки. Решив подавить в себе страх и вести себя как можно достойнее, он десятка два раз отжался от пола и сделал несколько наклонов, в то время как страж скептически наблюдал за ним в глазок. Часов у Саймона не было — он всегда бегал без часов, — поэтому он не мог точно сориентироваться во времени. Свет в комнате горел постоянно, но когда, по мнению парня, наступила полночь (он ошибся на два часа), он свернулся калачиком на постели, натянул на голову одеяло, чтобы не мешал свет, и уснул. А в это время в сорока милях от него, в посольстве его страны на Гроувенор-сквер раздавались телефонные звонки последних ночных шутников.

Кевин Браун и прибывшие с ним восемь агентов спать покамест не собирались. Они слишком быстро пересекли Атлантику и еще не успели приспособиться, их организмы еще жили по вашингтонскому времени, запаздывая на пять часов.

Браун настоял на том, чтобы Сеймур и Коллинз показали ему подвал посольства — телефонный коммутатор и пост прослушивания, где в кабинете в конце коридора американские техники — английских сюда не пускали — вешали на стены динамики, через которые предполагалось прослушивать записанные в кенсингтонской квартире разговоры.

— Там в гостиной два микрофона, — неохотно объяснял Коллинз. Он не понимал, почему должен раскрывать приемы Управления сотруднику Бюро, но приказ есть приказ, а квартира в Кенсингтоне все равно «сгорела» с оперативной точки зрения.

— Когда эту квартиру, — продолжал он, — использует кто-то из старших руководителей Лэнгли в качестве базы, микрофоны, естественно, отключаются. Но когда мы беседуем там с советскими перебежчиками, то эти микрофоны не так их стесняют, как стоящий на столе магнитофон. Основные беседы и происходят в гостиной. Однако в большой спальне тоже есть два микрофона — это спальня Куинна, но сейчас он не спит, сами услышите — и по одному в других спальнях и на кухне. Из уважения к мисс Сомервилл и нашему агенту Маккрею мы временно отключили микрофоны в их спальнях. Но если Куинн зайдет в одну из них для секретных переговоров, мы сможем включить их с помощью этих вот тумблеров.

С этими словами Коллинз указал на два выключателя на пульте.

Браун спросил:

— Но если он будет говорить за пределами досягаемости этих микрофонов, то Сомервилл или Маккрей передадут нам его слова, верно?

Коллинз и Сеймур одновременно кивнули.

— Для того-то они там и есть, — добавил Сеймур.

— Кроме того, в квартире стоят три телефона, — продолжал Коллинз. — Один — специальный. Куинн будет использовать его только в том случае, если убедится, что имеет дело с истинным похитителем, других разговоров по нему вести он не станет. Все разговоры по этому телефону будут перехватываться на кенсингтонской подстанции англичанами и транслироваться сюда через этот динамик. Во-вторых, там есть телефон, напрямую связанный с этим коммутатором, по нему он ведет сейчас беседы с людьми, которые, скорее всего, вводят нас в заблуждение. Эта линия тоже проходит через Кенсингтон. И наконец, там есть третий телефон, самый обычный, для разговоров с городом. Он тоже находится на подслушивании, но вряд ли Куинн воспользуется им — разве что захочет сам позвонить куда-то.

— Вы хотите сказать, что англичане тоже будут прослушивать все разговоры? — мрачно осведомился Браун.

— Только телефонные, — ответил Сеймур. — По части телефонной связи без их сотрудничества нам не обойтись, у них ведь все подстанции. Кроме того, они помогут разобраться, если у говорящего будет какое-то особое звучание голоса, или дефект речи, или диалектный акцент. Да и определять, откуда человек звонит, будут они, прямо на кенсингтонской подстанции. У нас нет ни одной линии, связывающей квартиру и этот подвал, которая бы не прослушивалась.

Коллинз кашлянул.

— Есть, — сообщил он, — но к ней подключены только микрофоны, спрятанные в комнатах. Провода от них спускаются в нашу другую квартиру в этом доме — она поменьше и находится на первом этаже. У меня там сидит человек. Сигнал поступает в шифратор, затем передается сюда в диапазоне ультракоротких волн, здесь принимается, расшифровывается и идет на эти динамики.

— И вы передаете все это по радио на целую милю? — удивился Браун.

— Сэр, наше Управление в прекрасных отношениях с англичанами. Но никакая служба безопасности в мире не будет передавать секретные сведения по проводам, лежащим под улицами города, который она не контролирует.

— Значит, англичане могут слышать только телефонные разговоры, а то, что говорится в комнатах, — нет? — обрадовался Браун.

Но он ошибался. Когда Служба безопасности узнала о квартире в Кенсингтоне, а также о том, что двум старшим инспекторам полиции не позволили там жить, а все их скрытые микрофоны сняли, то ее специалисты решили: в доме должна быть еще одна квартира, принадлежащая американцам, чтобы обеспечивать трансляцию бесед с советскими перебежчиками куда-то в другое место — для контроля. Через час Служба безопасности раздобыла план здания и отыскала на нем крошечную однокомнатную квартирку на первом этаже. К полуночи бригада водопроводчиков обнаружила провода, проложенные в трубах центрального отопления, и сделала от них отвод в квартире на втором этаже, хозяина которой учтиво убедили срочно взять небольшой отпуск и помочь тем самым ее величеству. К утру все слушали всех.

Подчиненный Коллинза, специалист по электронным средствам разведки, снял наушники.

— Куинн только что закончил разговор с очередным «похитителем», — сообщил он. — Теперь они говорят между собой. Хотите послушать, сэр?