Прежде всего были укреплены дороги от форта Монро к Йорктауну для подвоза по ним артиллерии и строительных материалов. Сотни рубщиков валили тысячи деревьев, возчики волокли лишённые веток стволы из леса и гатили ими дорогу вдоль. Следующий слой брёвен укладывался поперёк, а в низинах, где грязь затапливала оба слоя, настилался поверх двух третий.

Возвели пятнадцать артиллерийских батарей. На начальной стадии работы производились исключительно по ночам, чтобы уберечь строителей от огня вражеских стрелков. Каждая из пятнадцати позиций обносилась земляным бруствером двухметровой высоты, обложенным плетёными матами, чтобы не поплыл от дождей. Толщина стен достигала пяти метров, надёжно укрывая расчёты орудий от разрывов картечи. С фронта позиции защищал ров, земля из которого пошла на постройку брустверов. Перед рвом военные инженеры установили засеки по грудь высотой из переплетения колючих веток. Вражеской пехоте, решившейся атаковать любую из батарей, придётся прорываться сквозь засеку, затем нырять в полный грязи ров, а под конец карабкаться на бруствер, выложенный сверху мешками с песком, и всё это — под непрерывным огнём самого штурмуемого орудия и соседних.

После того, как были готовы рвы, засеки и брустверы, батареи стали готовить для установки орудий. Малым пушкам, четырёхдюймовкам и двенадцатифунтовикам, требовался только деревянный настил, но с крупнокалиберными чудовищами, усилиями которых будет обращена в прах оборона мятежников, дело обстояло сложнее. В котлован, вырытый за амбразурой, засыпалась щебёнка, привезённая из форта Монро, заливалась цементом, образуя каменной твёрдости фундамент, в который, пока не затвердел, вделывался полукруг рельсов дугой в тыл. В самой амбразуре устанавливался штырь. После этого монтировался станок пушки, — пара чугунных балок, идущих с наклоном от амбразуры назад. Балки были снабжены в задней части парой колёс, сцепленных с рельсовым полукругом, а в передней имели штангу со втулкой, насаживавшейся на штырь в амбразуре. Таким образом орудию обеспечивалась свобода горизонтальной наводки. Балки нужны были для того, чтобы гасить отдачу после выстрела, ибо по ним вперёд-назад ходил пушечный лафет, который монтировался в предпоследнюю очередь. В последнюю ставилось само орудие. Пушки были слишком тяжелы для мощёных деревьями дорог, поэтому многокилограммовые стволы доставляли из форта Монро на плоскодонных баржах по вздутым после весеннего разлива водным потокам. С барж пушки перегружали на повозки, представлявшие собой раму на огромных колёсах, между осями которых и подвешивалось орудие. Устанавливали пушки на лафеты по ночам, но южане замечали суету и били шрапнелью в надежде помешать врагам.

Восьмидюймовое орудие, стреляющее 15-тикилограммовыми снарядами, на крепостном лафете

Самые большие из орудий достигали в длину четырёх метров и весили свыше восьми тонн каждая. Заряд картечи для них имел в диаметре двадцать сантиметров и весил под полсотни килограммов. Дюжина пушек меньшего калибра стреляла двадцатипятикилограмовыми картечными контейнерами, но даже эти меньшие пушки были гораздо больше любой из тех, что виднелись в амбразурах на стороне южан.

Но МакКлеллан не был удовлетворён. Он приказал доставить гигантские десятитонные мортиры — короткоствольные, похожие на здоровенные ступки, орудия, швырявшие пятидесятикилограммовые снаряды по навесной траектории. Большие пушки били прямой наводкой по переднему краю вражеской обороны, а мортиры превращали в ад тыл обороны. Бомбардировка по приказу МакКлеллана должна была продолжаться двенадцать часов, и только после этого пехота северян двинется по зелёной весенней травке к тому, что останется от позиций южан.

Пушки были готовы. Каждая из батарей оборудовалась подземным складом боеприпасов, обложенным камнем. Чтобы заполнить эти склады, потребовалось шестьсот раз гонять фургоны из форта Монро, куда боеприпасы доставлялись морем. Сапёры прокопали и «параллель», — траншею, скрытно выводящую пехоту далеко вперёд, на самое острие атаки. Без потерь не обошлось. Меткие стрелки южан выцеливали копающих, мортиры врага собирали кровавую дань, пушки сшибали плетёные щиты, скрывавшие рабочие партии от глаз противника, но метр за метром осадные орудия федералов приобретали законченный вид. Для артиллеристов отрыли убежища, где они могли бы отсидеться в случае контрбатарейной стрельбы. Всё делалось в соответствии с последними требованиями осадного искусства. Каждый залп всех сосредоточенных МакКлелланом орудий весил более трёх тонн.

— … И мы намерены поддерживать подобную интенсивность огня в течение двенадцати часов, джентльмены. — объявил МакКлеллан иностранным наблюдателям в ночь перед бомбардировкой.

По мнению генерала, после того, как на оборонительную линию мятежников обрушатся две тысячи тонн огня и металла, пехоте северян потребуется очень постараться, чтобы отыскать там хотя бы одного живого южанина.

— Полусуточная горячая припарка, господа, — самодовольно вещал МакКлеллан, — навсегда излечит южан от болезненной тяги к мятежам. Завтра к вечеру мы одержим над ними великую победу, вот увидите.

Той же ночью, словно чувствуя, какая судьба уготована им с утра, конфедератские пушки открыли огонь. Снаряд за снарядом с визгом сыпались сквозь дождь на позиции северян, тлеющие фитили чертили огненные линии в черноте небосвода. Жертв, однако, находили немногие: один заряд выпустил кишки мулу; другой накрыл палатку, похоронив обоих её обитателей, ставших первыми убитыми в бою солдатами 20-го Массачусетского со времён его недоброй памяти крещения огнём под Боллз-Блеф. Обстрел прекратился так же неожиданно, как начался, и ночную тишину, звенящую после отгремевшей канонады, нарушали только собачий брёх, ржанье лошадей и голоса крылатых пересмешников.

К утру небо очистилось. На севере, правда, темнели тучи, и местные фермеры божились, что скоро дождь возобновится, но солнце сияло, и слушать крестьян не хотелось. Дым десяти тысяч костров поднимался в синие небеса от бивуака северной пехоты. Бойцы смеялись и шутили, предвкушая лёгкую победу. Главную работу за них сделают артиллеристы, а пехоте предстоит весёлая прогулка по куче дымящейся земли. Осуществив операцию, достойную занесения в учебники, МакКлеллан твёрдо намеревался утереть нос европейцам, продемонстрировав, что американский генерал во главе американской армии может проломить вражескую оборону за каких-то двенадцать часов, а не ковыряться месяцами, как французы с британцами в Крыму (МакКлеллан был американским наблюдателем при штабе союзных войск в Тавриде).

Пушкари-янки заканчивали последние приготовления. Пушки были заряжены, фрикционные воспламенители вставлены в затравочные отверстия, офицеры осматривали вражеские позиции в подзорные трубы. Свыше сотни тяжёлых орудий ожидали сигнала, чтобы превратить в кровавую кашу позиции конфедератов. Целый месяц армия трудилась, не покладая рук, ради этого момента, и ждущим отмашки северянам казалось, что весь мир затаил дыхание. На реке Йорк канонерки приблизились к берегу, готовые влить голоса своих пушек в общий хор. Ветерок шевелил вымпелы кораблей и уносил дым их паровых машин к востроку, за реку.

Семью сотнями метров глубже артиллерийских позиций в чудом избежавшем топоров сосновом бору обретала форму странная жёлтая штука. Вокруг неё суетились солдаты. Одни лили серную кислоту из оплетённых бутылей в чаны, заполненные железной стружкой; другие качали огромными насосами образующийся водород по прорезиненным рукавам в жёлтую оболочку, медленно поднимавшуюся над линией деревьев. Надувать шар начали ещё в сумерках, а к рассвету его уже требовалось удерживать у земли трём десяткам бойцов. В корзину забрались двое: профессор Лоуи, знаменитый аэронавт, чьи навыки требовались для управления аппаратом, а также генерал Хейнцельман, который должен был опытным военным глазом оценить масштабы причинённых артиллерией северян разрушений и доложить по телеграфу МакКлеллану, когда мятежники побегут в панике. Профессор Лоуи проверил телеграфное оборудование и отдал наземной команде приказ отпускать шар.