Внимание очень чутко следует за взглядом. Нетрудно заметить, что блуждающий взгляд соответствует блужданию мыслей. Взгляд, опущенный долу, направленный внутрь, утишает помыслы, собирает ум. Зрение — основной канал получения информации: притока впечатлений, зрительных образов, от которых возбуждаются, множатся помыс
{268}
лы. В то же время, через взгляд растекается внимание вовне, развлекается и рассеивается. Отсюда старческие заветы — «береги глаза», «положи печать на очи свои», «не насыщай очей». Неизбежна зависимость от внешних условий. Темнота собирает внимание, яркий свет — рассеивает, выманивает его вовне. При тихом спокойном пении внимание слушателя направляется внутрь, при громком и бодром — наружу. Низкие голоса поющих способствуют сосредоточению, высокие и звонкие — наоборот.
В учении свт. Григория Паламы значительное внимание уделяется положению тела при молитве. Говоря о значении телесной свернутости и направленности взора, святитель вспоминает ветхозаветного пророка Илию, который, молясь, пал ниц на землю и принял именно такую предельно замкнутую позу: «Если… внутреннему человеку свойственно уподобляться внешним формам, то неужели монаху, который старается возвратить свой ум во внутрь себя и хочет, чтобы он двигался не прямым, а круговым и неблуждающим движением, не пригодится привычка не блуждать взором то туда, то сюда, но, словно на каком-нибудь упоре, останавливать его на своей груди?.. Свертываясь внешне по мере возможности как бы в круг, то есть уподобляясь желаемому внутреннему движению ума, он и силу ума, изливающуюся из глаз, благодаря такой форме тела тоже введет внутрь сердца… Как она [плоть] подчинится нам?.. Как отразить подступающего к ней духа злобы, особенно когда мы еще не умеем духовно отражать духовные силы зла, если не научимся быть внимательными и к своей внешней форме? Что говорить о начинающих, если даже совершенные мужи не только после Христа, но и прежде Его пришествия к нам придавали телу такую форму во время молитвы и были услышаны Богом. Совершеннейший боговидец Илия разрешил молитвой многолетнюю засуху, прислонив голову к коленям и таким образом прилежно введя свой ум во внутрь его самого и в Бога (3 Цар. 18:42)[115]… Как говорит Господь в Евангелиях? Мытарь не смел даже поднять глаз на небо (Лк. 18:13). К этой внешней форме и стремятся те, кто при молитве направляет взор на самого себя»{354}.
Телесные приемы способствуют сосредоточению внимания в словах молитвы, помогают направлять и удерживать ум в области сердца. Для этого прежде всего стараются синхронизировать молитву с дыханием и установить контроль над пульсом, сочетая оба эти делания. Можно прислушиваться к пульсу, воспринимая его как некий аккомпанемент к молитве или как метроном. Можно, вслушиваясь в его биение, стараться в нем самом расслышать звучание молитвы, как бы исходящей из глуби
{269}
ны пульсирующего сердца. Всю эту работу по слиянию молитвенной мысли, сердцебиения и дыхания следует совершать, сосредотачиваясь, как уже говорилось, в верхней части сердца. Здесь затворяется ум, «свернувшись» в молитве, успокаиваясь, по меткому выражению Иосифа Исихаста, «как в гнезде».
Привычка увязывать молитву с дыханием побуждает человека все чаще обращаться к молитвенному деланию. Этому способствуют рефлекторно-ассоциативные связи, которые устанавливаются по мере привыкания. А поскольку дышим мы непрестанно, то приобретаем через это побуждение к таковой же молитве. Нужно отметить, что в этом деле важно подстраивать молитву под свой естественный дыхательный ритм, а не наоборот, дабы избежать насилия над организмом. Темп и скорость дыхания должны оставаться естественными. Не стоит принудительно задерживать дыхание. Последнее подтверждается, например, советом старца Паисия Афонского: «Задержка дыхания при молитве в некоторых случаях наносит вред организму, и вам следует избегать этого»{355}. По мере зарождения связи молитвы с ритмами организма моление становится органически присущим ему действом, молитва как бы приобщается к естественным процессам нашего существа, — как и в более крупном масштабе существует гармоничная связь богослужебного круга с естественными природными ритмами: ежедневным, недельным, годичным.
«Особенно уместно, — пишет Григорий Палама, — учить начинающих смотреть в самих себя и посредством дыхания вводить собственный ум во внутрь. Поэтому ни один разумный человек не отсоветует какими-нибудь приемами сосредоточивать ум в себе монаху, который еще не умеет видеть самого себя. Именно, поскольку у только что приступивших к борению даже сосредоточенный ум постоянно скачет и им постоянно приходится снова его возвращать, но он ускользает от неопытных, которые еще не знают, что нет ничего более трудноуловимого и летучего, чем их собственный ум, то некоторые советуют внимательно следить за вдохом и выдохом и немного сдерживать дыхание, в наблюдении за ним как бы задерживая дыханием и ум, пока, достигнув с Богом высших ступеней и сделав свой ум неблуждающим и несмешанным, трезвенники не научатся строго сосредоточивать его в „единовидной свернутости“{356}. Исихасты… дыхание ограничивают в той мере, в какой это зависит от нас»{357}.
«Задолго до апологии тела у Паламы элементы „положительной соматики“ применялись на практике. То было естественно и неизбежно. Всякое молитвенное делание, а непрестанная молитва в особенности, включает элемент многократного, тождественно повторяемого дейст
{270}
вия. В такое делание необходимо привходит ритм, и на нем не может не отражаться то, что телесное наше естество уже участвует в целом ряде биоритмов; и, прежде всего, не может не сказаться наличие ритмов дыхания и сердца. Игнорировать взаимодействие ритмов (в любом случае неустранимых) подвижники не видели оснований; и наоборот, они рано заметили, что учет этого взаимодействия может быть полезен»{358}.
Антропологическое учение Григоря Паламы основано на многовековом опыте восточного монашества. Анализируя это учение, архимандрит Киприан (Керн) обращает внимание на утверждение о необходимости «уметь воспользоваться телом и привлечь его к соучастию в молитве», чему и учит методика исихастов. «Что касается физических приемов, то есть известного положения тела при молитве, наклона головы, устремления взгляда на определенное место и самой координации молитвенного ритма с дыханием, — все это не самое главное в мистике исихастов. Это рекомендуется отдельными учителями, и то только как вспомогательное средство. Суть молитвы не в этих приемах. Но советы эти вытекают из [святоотеческого] взгляда на тело и физику в деле духовного подвижничества. Эти телесные приемы того же происхождения и порядка, как поднятые руки ввысь, крестное знамение, связанное с метаниями [поклонами], лежание долу на земле. В аскетическом подвиге должна участвовать не одна только душа или какая-нибудь одна из ее способностей (воля, ум, чувство), а весь вообще психофизический состав человека. Такова древняя практика монашества»{359}.
Использование некоторых внешних приемов может способствовать переходу от словесной молитвы к умной, позволяет ослабить привязанность к словесному звучанию молитвы, оторваться от слова и приблизиться к чистой мысли. Затем, продолжая несколько понуждать себя, используя простые физиологические закономерности, можно получить помощь в достижении умно-сердечной деятельной молитвы. Далее применение художества может послужить подспорьем в обретении высокого дара благодатной непрестанной молитвы, примером чему служит опыт героя «Рассказов странника», последовательно прошедшего весь деятельный путь от словесной до умно-сердечной молитвы и после сего обретшего, уже с помощью художества, молитву самодвижную.
