Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Дженнифер, на ваш взгляд, какого рода человек может занимать должность декана женского отделения? Представьте себе, что вы определяете квалификацию. Чем должен обладать этот человек, чего нет у вас?

— Ну, одной вещью обязательно. У него должна быть более ясная голова — так, чтобы можно было выслушивать студентов, не впутывая в это свои чувства, и так, чтобы можно было принимать решения, которые учитывали бы и интересы колледжа, и проблемы студентов. Такой человек не должен приходить домой и мечтать о том, чтобы разбить мужу голову, как я Берту.

— Этот человек не должен быть расстроен и смущен, как вы.

— Ну, в идеале декан должен быть более уверен в том, что делает. А я все время запутываюсь.

— Если вы где-то и запутываетесь, то, в основном, не на работе.

— Ну, я прекрасно знаю, что все это делает меня несчастной, и если вы думаете, что это не так… О, погодите минуту! Когда я останавливаюсь и думаю обо всех этих запутанных чувствах, становится совершенно ясно, что меня беспокоит. Я сама! — Она молчала, потрясенная своим открытием. Я тоже сохранял молчание, но был уверен, что мой вид выражал поддержку.

— Я чувствую, если бы я сама так не запуталась, то не сокрушалась бы так сильно по поводу своей работы. Я чувствую себя несколько виноватой, что приношу свой груз к себе в кабинет, позволяю ему вмешиваться в мое отношение к детям и разрушать планы декана. Если бы только я могла привести себя в порядок… — Она вздохнула.

— Если бы вы могли привести себя в порядок, что тогда?

— Тогда бы я… — Только что она была глубоко погружена в себя, но теперь очнулась, села и посмотрела на меня. — Я не помню, что собиралась сказать.

— Думаю, вы собирались сказать, что если бы вы привели себя в порядок, то не чувствовали бы себя расстроенной из-за тех решений, которые Вам приходится принимать. Если бы вы привели себя в порядок, вы бы были как ваш гипотетический декан, без тени колебания разрешающий все проблемы.

— Звучит довольно зловеще, — усмехнулась Дженнифер.

— Но именно таков тот образ, на который вы равняетесь и который вы стремитесь обрести. Это правильный человек, а себя вы наверняка рассматриваете как «неправильную» личность.

— Да, да. — Трезво и резко. — Я всегда чувствую: если бы только я могла быть такой, какой должна быть, у меня бы не было всех этих колебаний. Знаю, моя мать была такой. Она казалась такой спокойной и безмятежной. Я ненавидела ее за это, но в то же время любила и восхищалась ею. Но ее ничто не могло по-настоящему тронуть.

— Включая и вас?

— Включая меня, — произнесла она печально.

4 декабря

— Джим, кажется, вам известно, что вы очень помогли мне в моей работе. Теперь у меня в два раза больше трудностей в принятии решений. — Прошло около недели со времени той беседы с Дженнифер, которая описана выше. Молодая женщина лежала на кушетке в своей характерной позе, подогнув под себя одну ногу. Это было таким контрастом с образом формальной дамы-декана, что я про себя улыбнулся. Сейчас ирония ситуации состояла в том, что она просила о помощи, но не отдавала себе в этом полного отчета.

— Кажется, вы довольны возрастанием трудностей, — я был осторожен, но предполагал сказать больше.

Нога выпрямилась, и ее голос изменился, стал трезвее.

— Я вовсе не довольна. Во всяком случае, не думаю. — На лице Дженнифер отразилась внутренняя работа. — Ну, может быть, в каком-то смысле. Думаю, мы напали на след того, что лежит в основе моей раздражительности и головных болей, и этот прогресс мне нравится. С другой стороны, мне в самом деле неприятно всякий раз, когда приходят студенты, потому что происходит некоторое размывание правил.

— Звучит так, как будто существует какая-то связь между головной болью и проблемами, связанными с выполнением правил, — заметил я задумчиво и мягко.

— Да, я тоже это заметила, — она насторожилась и заинтересовалась. — Быть может, правила заставляют меня думать о матери и о всех ее правилах…

— Дженнифер, это вполне вероятно, — перебил я ее. — Однако вы снова превращаете все в проблему, требующую решения. У вас появилась новая теория, и вы будете исследовать свою жизнь, чтобы доказать ее, а затем окажетесь ни с чем, так и не узнав, действительно ли это правда или только логическая возможность.

— Вероятно. Но разве не лучше иметь хотя бы какую-то идею о том, откуда берется головная боль?

— Конечно, это хорошо, но вы путаете абстрактную возможность определенной модели с тем, что действительно проживаете. Предположим, вы неожиданно просыпаетесь утром в Сан Франциско и не можете вспомнить, как там оказались. Затем, увидев в окно самолет, решаете, что прилетели из Лос Анжелеса. Конечно, вы могли прилететь, но могли приехать и на поезде, и на машине или даже приплыть на корабле. Только ваша память, ваш внутренний опыт могут подтвердить, что вы воспользовались именно этим средством, а не другим. Никакие рациональные заключения о сравнительной стоимости разных видов транспорта, требуемом времени и тому подобном не дадут вам такой уверенности, как контакт с вашим внутренним опытом.

— Я уверена, что все это так, но никогда не знаю наверняка, что представляет собой мой внутренний опыт. То есть иногда это довольно ясно, но чаще всего — нечто вроде тумана.

— Этот туман отчасти создается вашим собственным теоретизированием по поводу самой себя; вы заменяете им подлинное присутствие внутри самой себя.

— Возможно. Интересно, почему я так много этим занимаюсь? Должно быть, это связано с тем, что моя мать всегда спрашивала: «Так почему ты это сделала?» Мне казалось, у меня на все должны были быть уважительные причины.

— Как сейчас.

— Ой! Да, как сейчас.

Теперь рост Дженнифер стал более заметным. Она разрешала мне указать ей на то, как она запутывается в своих мыслях, и не воспринимала мои слова как критику, от которой необходимо защищаться. Дженнифер начала ценить другие стороны опыта больше, чем негативную добродетель невинности, и стала привыкать к мысли о необходимости прислушиваться к своему внутреннему голосу.

15 января

Вскоре после описанного выше сеанса я предложил Дженнифер участвовать в психотерапевтической группе. Она очень сомневалась.

— Я пойду в группу, если вы настаиваете, но я действительно не понимаю, чем мне может помочь общество множества людей, обремененных множеством проблем. Я и так достаточно запуталась, чтобы добавлять к своим проблемам чьи-то еще.

— Группа — это не место, где обмениваются проблемами. Это место, где вы можете попытаться быть самой собой, не прячась за правила или за что-то еще. Это место, где можно лучше понять, что угрожает вашему бытию с другими людьми и что необходимо сделать, чтобы по-настоящему быть самой собой. Вместо того, чтобы рассуждать об этом абстрактно, почему бы просто не сходить туда раз шесть, и мы увидим, как это на вас подействует.

— О’кей, если вы думаете, что это поможет, я попробую.

1 февраля

— Ну, Джим, я сходила в вашу группу вчера вечером… и я… Ну, я просто думаю, что, возможно, это не то, что мне сейчас нужно. То есть, я уверена, что…

— Кажется, вам трудно говорить сейчас об этом.

— Нет, просто… Ну, может быть. Во всяком случае, я не думаю…

— Кажется, вам действительно не по себе от того, о чем вы думаете или хотите сказать.

— Ну, понимаете, в каком-то смысле… Они кажутся такими несчастными и запутавшимися. Взять, например, Лоренса. Он так расстроен из-за своей ссоры с женой, и… и Кейт так злится на всех. И тот, другой… Я имею в виду мужчину, который… Его имя Фрэнк или Хэнк.

— Фрэнк.

— Да, Фрэнк кажется таким подавленным. Похоже на то, что он мог бы… Ну, все они, кажется, пережили такие ужасные вещи, и…

— И?

— И, вероятно, мне бы следовало понять, что мои проблемы — не такие трудные, как у них, и перестать чувствовать к себе жалость, но… — Пауза. — Но в любом случае, я не думаю, что хочу приходить туда еще раз. Кроме того, мне так трудно отлучаться из кампуса в это время…

26
{"b":"315215","o":1}