— Я уже съел все пироги. А что бы ты хотела?

— Твое совиное перо, брат. Это единственная вещь, на которую я согласна спорить.

— Тише, друзья мои, — улыбнулась Росвита, утихомиривая спорщиков.

Лицо Теофану оставалось таким же невозмутимым, как у статуи в восьмиугольном саду. Ее взгляд был прикован к отцу, который протянул руку Сапиентии, приказывая ей подняться.

Сапиентия встала и покраснела. Каким-то образом ей удалось сдержаться и промолчать, пока говорил отец. Голос Генриха разносился по всему залу, достигая самых удаленных уголков, даже слуги, приникшие к закрытым дверям в надежде узнать о решении короля, слышали каждое его слово:

— Пусть салийский посол едет на запад с одним из наших «орлов» и отвезет дары нашему брату Лотару в знак дружбы и расположения, а унгрийский посол — на восток и передаст королю Гезе, что я разрешаю его брату, принцу Бояну, встретиться с моей дочерью в городе Хандельберге не позднее дня святого Валентинуса. Пусть их обвенчает епископ Альберада, которая правит в тех землях и несет свет истинной веры язычникам. После трехдневного праздничного пира они проследуют в Истфолл и будут править там, дабы защитить народ Истфолла от куманских набегов. Такова моя воля.

Теофану что-то невнятно пробормотала, но ее слова заглушил поднявшийся в пиршественном зале шум. Все стали поднимать заздравные чаши, отовсюду слышались приветственные крики. Сапиентия еще не пришла в себя от неожиданности. Она посмотрела на салийского посла, потом перевела взгляд на унгрийского, при этом она не казалась разочарованной, напротив, она прямо-таки сияла от счастья.

— Помолвлена наконец, — сказала Теофану, взяла из рук Росвиты чашу и осушила ее до дна. Затем сделала знак виночерпию вновь наполнить ее. — Вы выпьете за удачу моей сестры?

— Разумеется. — Росвита с благодарностью выпила.

В зале было жарко и шумно; ей вдруг захотелось оказаться в восьмиугольном саду в полном одиночестве и спокойно подумать. Однако ее мечтам не суждено было сбыться — Теофану снова заговорила. На этот раз она понизила голос, и никто, кроме Росвиты, не мог ее слышать:

— Если Генрих хочет, чтобы Сапиентия правила после него, зачем тогда он согласился на ее помолвку с иностранцем, который не может рассчитывать на то, что его поддержат вендарские лорды? Говорят, на праздник зимнего солнцестояния унгрийцы приносят в жертву своим языческим богам коней, хотя в остальное время почитают Господа. И таким мой отец хочет видеть супруга будущей королевы?

— Мы мало знаем о принце Бояне кроме того, что он знаменит своими победами во многих сражениях, — задумчиво ответила Росвита.

Унгрийский посол произнес еще один тост. Он встал, отбросил меховую накидку, с которой не расставался даже во дворце. По правде говоря, он выглядел просто нелепо среди разряженных придворных. Всего два поколения назад унгрийцы были разбойниками и до сих пор не утратили варварского облика, даже несмотря на заимствованную у аретузцев манеру одеваться.

— Все они слепцы, — резко сказала Теофану.

— Кто? — спросила Росвита, удивившись неожиданной горячности всегда спокойной и невозмутимой принцессы. — И чего они не замечают?

— Не важно. — Выражение лица Теофану снова стало непроницаемым. Она снова взяла чашу, хотя Росвита успела лишь пригубить напиток. — Не важно, просто вы еще не поняли.

— Вы думаете о Сангланте?

— Последние четыре дня отец думает только о нем одном. Это понятно по тому, как он ведет себя и как намеренно избегает всяких напоминаний о сыне.

— Слепота бывает разной. — Росвита смотрела, как ликующая Сапиентия целует отца под одобрительные крики собравшихся.

Слепота бывает разной, а неистовство заставляет действовать неожиданно. Так размышляла Росвита на следующее утро. Король послал за ней очень рано.

Он сидел во дворе и наблюдал, как слуги нагружают телегу подарками для жениха Сапиентии. Эти дары она преподнесет принцу Бояну в знак их союза. Время от времени король отдавал распоряжения относительно той или иной вещи.

Неподалеку толпились придворные, в том числе Гельмут Виллам и маркграфиня Джудит.

Возле Генриха стояли трое его детей. Сапиентия казалась счастливой. Теофану смотрела на все происходящее спокойно, как обычно. Эккехард переминался с ноги на ногу, пытаясь разглядеть кого-то в толпе вельмож. Он слишком часто хмурился, и это портило его в общем-то приятные черты.

— А-а, вот и мой верный советник.

Росвита опустилась перед королем на колени, и Генрих протянул ей руку для поцелуя. Его глаза странно поблескивали, и от этого ей стало не по себе.

— Утром нас ждут новые разлуки и расставания. — Генрих кивком указал на Теофану. — Ты, дочь моя, поедешь в Аосту в качестве моего представителя. Помогай королеве Адельхейд по мере сил и разумения.

— С радостью, отец. Но, вероятно, я отправлюсь в путь после совета в Отуне?

— Нет. Тебе придется поехать немедленно, если, конечно, ты хочешь перебраться через Альфарские горы до того, как закроется перевал.

— Но ты же знаешь, я должна давать показания в Отуне, где отец Хью предстанет перед судом.

— Я сказал свое слово, — произнес Генрих, не повышая голоса.

— Но если я не выступлю на суде… — Теофану покраснела и оборвала фразу, покосившись в сторону Джудит.

Росвита заметила, как подобралась маркграфиня, приготовившись к обороне, — так опытный военачальник сосредоточивается перед битвой.

— Ты поедешь в Аосту, Теофану. Только епископы могут судить священника. А ты не вмешивайся.

— Но мое свидетельство…

— Ты можешь отправить письмо. Таким образом, твой голос будет услышан на совете.

Теофану ничего не оставалось, как смириться с решением отца. Она не собиралась идти по стопам Сангланта, который осмелился ему перечить. Принцесса быстро овладела собой, пробормотала что-то, означающее согласие, и удалилась. Но, как заметила Росвита, взгляд у нее был отнюдь не покорным.

— Обещайте мне, — прошептала она, остановившись возле Росвиты, — что вы лично прочтете мое свидетельство на суде. Иерархи вас послушают.

— Сестра Росвита. — Обманчиво мягкий голос Генриха прервал их разговор. — Чтобы моей дочери не пришлось одной вести переговоры в Аосте, я отправляю вас с ней. Вы будете помогать ей советами и наставлять в добродетели.

— В-ваше величество… — Росвита была так потрясена, что не смогла выдавить из себя что-нибудь более осмысленное.

— Что-то не так, сестра? — вежливо осведомился король.

Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять происходящее: Теофану и Лиат не будет на суде, а Росвита не сможет отстоять их правоту. Обвинению не хватит доказательств. Тем более что Джудит непременно приведет свидетелей, которые скажут все что угодно, чтобы подтвердить невиновность Хью.

Кто подозревал ее? Чего Генрих хотел добиться этим внезапным изменением планов?

— Я никогда не видела священного города Дарр, — запинаясь, выдавила Росвита, растеряв все красноречие.

Теофану горящими глазами смотрела на Росвиту и была готова закричать от отчаяния.

Но исправить уже ничего было нельзя.

Росвита выслушала свидетельство Теофану, аккуратно записала его и запечатала письмо. Затем она написала письмо от своего имени и отвела в сторону сестру Амабилию.

— Амабилия, я хочу, чтобы вы лично доставили это письмо матушке Ротгард в монастырь святой Валерии. Фортунатус и Константин отправятся со мной в Аосту. Мне очень жаль, что вы не войдете в Дарр вместе с нами, ведь вы этого заслуживаете больше, чем кто-либо другой, но здесь вы сможете принести больше пользы. Если матушка Ротгард не обратит на письмо должного внимания, попросите ее присутствовать на совете в Отуне. Она сможет рассказать о том, что видела, когда Теофану болела в монастыре.

— Ей, конечно, покажется странным, что сестра Анна исчезла, — нахмурилась Амабилия. — Если верить принцессе Теофану, сестра Анна не оправилась после болезни. Куда она могла деться?

— Не знаю, — отозвалась Росвита, в глубине души подозревая самое худшее.