— Я и не думал его искать, — неожиданно прервал молчание Вулфер.

— Кого? — спросила Лиат, хотя и так знала ответ на свой вопрос. — Разве ты не пытался найти мою мать через огонь?

— Можно увидеть лишь живых, и то только тех, кого хорошо знаешь, с кем чувствуешь некую связь.

Лиат перекатилась на бок. Вулфер уселся по другую сторону костра, его лицо оставалось в тени.

— Я никогда в жизни не встречала таких созданий. — Лиат заколебалась, но потом решила ничего не говорить о своей встрече с колдуном из народа Аои.

— Здесь есть какая-то тайна. Я не очень-то во всем этом разбираюсь, хотя и умею видеть через огонь. Мне и в голову не приходило, что принц Санглант жив, иначе бы я искал его. Мы оба видели, как ему нанесли смертельный удар… — Вулфер резко замолчал.

— Думаю, я удивилась ничуть не меньше, когда узнала его в гентском соборе, — произнесла Лиат. Она не смогла заставить себя рассказать Вулферу, в каком виде она нашла Сангланта, не смогла описать, что он вел себя как дикое животное, настоящий зверь. Вместо этого она переменила тему: — Отец говорил…

Слова отца навек запечатлелись в ее памяти. «Если ты дотронешься до чего-то, чего касались их руки, они смогут найти тебя… Они умеют искать и находить, но я спрятал тебя от них». Если бы отец знал, что мать жива, что тогда? Смогла бы она спасти их?

— А почему отец думал, что мама умерла?

— А почему мы похоронили принца Сангланта раньше времени?

— Но если она была жива, почему же она не пыталась нас найти? Она ведь умеет видеть через огонь. Она-то знала, что я жива!

— Она искала тебя! Но охотятся не только за тобой. К тому же возможности магии не безграничны, а расстояния огромны, и за «Королевским орлом» уследить не так-то просто.

— Но почему отец считал ее мертвой? Помню… — Внезапно она вспомнила ту ночь десять лет назад.

— Что ты помнишь? — мягко спросил Вулфер.

Она едва могла говорить, настолько ее потрясли внезапно нахлынувшие воспоминания.

— Все охвачено огнем: наш дом, сад, конюшни, флигель, все здания… — Лиат закрыла глаза и погрузилась в омут памяти. — Даже скамейки. Каменные скамейки горят. Горел даже камень. Тогда мы бежали. Отец схватил книгу и меня. Он сказал: «Они убили Анну и теперь сами будут использовать ее дар».

Лиат пришлось замолчать, потому что горло у нее перехватило. Теперь в голове роились новые вопросы. Открыв глаза, она посмотрела в небо, звезды мерцали, как рассыпанные драгоценные камни. Вот одна упала. Может, это ангел, который послан Господом на землю в ответ на молитвы верующих? По крайней мере так пишут матери церкви. Или это другое творение Божие, порождение огня, которое летит от одной звезды к другой?

Вулфер ничего не ответил. В костре щелкнуло полено, и маленькая искорка упала прямо на плащ Лиат. Девушка скинула ее и, усевшись на корточки, уставилась в огонь. Вскоре желтые языки пламени стали опадать, пока не превратились в алые точки, пробегающие по гаснущим углям. Вулфер, казалось, заснул.

Он искал ее, но не смог увидеть через огонь. Неужели заклятие отца до сих пор укрывает ее?

Лиат почувствовала чужое присутствие, словно кто-то смотрел на нее. Искал ее. Она уже сталкивалась и с дэймонами, и с существом, чей голос был похож на колокольный звон. Интересно, они еще там? Сможет ли она пробраться в эти запретные места тихо, как мышка, и посмотреть?

Лиат разворошила угли и всмотрелась в них. Если она сумеет позвать свою мать, то увидит ее через огонь. Но, глядя на тлеющие угли, она внезапно почувствовала, словноее разум крепко ухватила чья-то рука. Кто-то пытался подчинить ее своей воле, как когда-то Хью.

Пламя неожиданно вспыхнуло. Казалось, в нем оживает какое-то существо — взметнулись крылья, сверкнули глаза, послышался вздох, и из пламени донесся рокочущий голос:

— Дитя.

Лиат отпрянула. Ее охватил такой ужас, что она даже не смогла крикнуть, — грудь словно сдавило, язык присох к гортани. Девушка издала сдавленный стон.

Вулфер вскочил. Пламя взметнулось в последний раз и рассыпалось тысячью маленьких искорок.

— Лиат!

Она метнулась в сторону и помчалась к недостроенному палисаду, к канаве, вырытой, чтобы защитить поселок от диких лесных зверей. Дрожа от пережитого ужаса, Лиат прислонилась щекой к бревну.

Над головой пролетела сова, ухнула и исчезла в ночном сумраке.

— Владычица, — прошептала Лиат, глядя в ночное небо. — Санглант.

Никогда в жизни Ивар столько не молился, даже в первый год послушничества и то было легче. Теперь у него постоянно болели колени. Но Болдуин вбил себе в голову, что если он будет много молиться, то защитит себя от внимания невесты. Он надеялся, что даже маркграфиня не станет отрывать человека от молитвы, и не важно, насколько она хочет его.

Такая тактика оправдывала себя только первые пять дней после того, как они покинули монастырь. Но у Ивара были уши, и он вырос с сестрами, поэтому понимал, что происходит. Маркграфиня была отнюдь не стара и до сих пор могла родить ребенка. Поэтому ее невнимание к Болдуину проистекало только из-за обычного у женщин недомогания.

Ивар подозревал, что все благочестие Болдуина продиктовано не чем иным, как желанием покрасоваться. Иногда Ивар украдкой кидал взгляд на склоненную голову Болдуина, тот действительно был необычайно красив.

— Нельзя молиться, если слова молитвы не идут прямо из сердца, — сказал Ивар на следующий день. — Это грешно.

Они ехали на запад, к королю. Ивар сидел верхом на ослике, как и подобает молодому монаху, но Болдуину дали великолепного вороного жеребца. Красивый юноша верхом на красавце-скакуне — несомненно, маркграфиня Джудит не упустила случай посмотреть на такую картину.

Однако сейчас Болдуин подъехал к Ивару и сказал:

— Ну что ты ругаешься? Я молюсь от всего сердца! Ты же не думаешь, что я хочу жениться на ней?

— Как будто у тебя есть выбор.

— Если свадьба не завершена, это не свадьба. Ивар вздохнул:

— Она не хуже многих других женщин. У тебя будут красивая одежда, доспехи и меч. Ты поедешь на болота сражаться с куманами. Это не так уж и плохо.

— Она мне не нравится, — произнес Болдуин тоном обиженного ребенка, которому раньше никогда не приходилось делать что-то, что ему не по нраву. — Я не хочу быть ее мужем. — Он бросил взгляд на леди Таллию, которая ехала подле маркграфини. — Я бы лучше женился…

— Она никогда не выйдет замуж! — неожиданно сердито прошипел Ивар. — Ни за кого! Она избрана Господом и будет невестой Его сына — блаженного Дайсана, как и все монахини.

— Ну почему меня никто не избрал?! — жалобно простонал Болдуин.

— Потому что ты мужчина. Женщины служат Господу и Владычице и управляют всем сущим.

— Ты проповедуешь ересь, — прошептал Болдуин, — церковь тебя накажет.

— Мученичество не есть наказание! Даррийцы вырвали сердце блаженному Дайсану, но Господь возродил его, ведь в Палате Света все мученики обретают новую жизнь.

Болдуин отогнал от лица муху и принялся с удвоенным вниманием рассматривать женщин, ехавших впереди.

— Как ты думаешь, после смерти маркграфиня Джудит попадет в Покои Света или в преисподнюю?

В авангарде ехали человек двадцать солдат, на плащах которых была изображена пантера в прыжке. За ними ехала сама маркграфиня Джудит, по ее величественной осанке и гордому профилю любой бы понял, что она здесь — первое лицо. Серебристые волосы маркграфини оттеняла пурпурная мантия — Ивар никогда раньше не видел такого глубокого цвета, — вышитые на ней соколы и пантеры казались живыми. Таллия ехала склонив голову и ссутулив плечи, словно под невидимой тяжестью, на ней было обычное монашеское одеяние — простое длинное платье и платок, покрывающий волосы. Рядом смеялись и шутили служанки, клирики, конюшие и рабыни — маркграфиня предпочитала общество женщин, поэтому почти вся ее свита была женской. Исключение составляли лишь солдаты и два старых священника, которые служили еще ее матери. Ивар подумал, что, вероятно, только свита самого короля была роскошнее.