Там было солнечно и тепло, теплее всего в доме. Мал возился на полу, рядом с ним валялись детские книжки. Джоэл ползал на коленях, играя с машинками. Кристофер сидел, сосал палец и наблюдал за остальными мальчиками.
— У нас для вас важные новости, — начала я. Алисия присела на кресло-качалку, сжимая руки в кулак и беспокоясь, словно маленькая птичка.
— Что случилось, мама? — допытывался Мал.
— Что-то очень печальное, я боюсь.
Все трое подошли к нам вместе и уставились широко раскрытыми глазами на Алисию, которая готова была разреветься.
— Можно я сама все скажу им, Оливия, — прошептала она.
— Нет, — ответила я, — здесь я всем распоряжаюсь.
Алисия покачивалась в кресле, и все мальчики забрались к ней на колени. Она обняла их всех вместе и прижала к себе, так что Кристофер заплакал, а за ним и остальные дети.
— Алисия покидает нас, — повторила я.
— Я тебе не верю, — закричал Джоэл.
— И я, — сказал Кристофер, глядя широко раскрытыми глазами на плачущую мать.
— Почему? — с болью в голосе спросил Мал.
Он рос, становился рассудительным и в то же время чувствительным молодым человеком. В отличие от остальных мальчиков его возраста он свободно читал и писал, поэтому был на голову выше остальных. Он будет таким же высоким, как и Малькольм.
— Почему? — снова спросил он. — Она сердится на нас?
Кристофер прижался головой к груди матери. Алисия разрыдалась. Джоэл заткнул уши руками и сказал:
— Алисия не может уехать, она должна сегодня играть со мной на пианино.
Он был маленький и хрупкий ребенок, страдавший аллергией. Частичка пыли могла заставить его чихать и кашлять несколько часов подряд, чего терпеть не мог Малькольм.
Мал слез с колен Алисии, подошел ко мне и посмотрел на меня снизу вверх, как солдат на своего генерала.
— Почему? — закричал он изо всех сил.
— Вы слишком маленькие, чтобы все понять, — сказала я, стараясь сохранять внешнее спокойствие. — Когда вы подрастете, то будете воспринимать все несколько иначе. Будь моя воля, Алисия осталась бы здесь навсегда. Но этого не хочет ваш отец.
Внезапно лицо Мала сморщилось, и слезы градом потекли по его щекам.
— Я ненавижу его, — закричал он. — Я ненавижу его! Я ненавижу его! Он никогда не разрешает нам делать то, что мы хотим!
У Джоэля тоже началась истерика. Он непрерывно кашлял, и Алисия стала гладить его по спине, пытаясь успокоить, пока ее собственный сын прижимался к груди матери.
— Пожалуйста, пожалуйста, — хрипел он, — можно нам поехать с ней?
— Нет, — твердо ответила я. — Я — ваша мать. И вы останетесь со мной.
— А Кристофер? — спросил Мал.
— Кристофер побудет здесь немного, пока Алисия не устроится в новом доме, — объяснила я.
При упоминании собственного имени Кристофер молча взглянул на меня и быстро на мать.
— Мамочка, — заплакал он, его голос дрожал от ужаса. — Я не поеду с тобой?
— Нет, солнышко, нет, — заплакала Алисия. — Но вскоре я вернусь за тобой, и мы будем всегда вместе. Это будет длиться недолго, Кристофер, любовь моя, дорогой мой сынок. За тобой будет ухаживать Оливия, а рядом будут Мал и Джоэл. — Затем она повернулась к моим сыновьям. — И помните, что я люблю вас всех и всегда буду любить вас. Душой я всегда буду с вами, следить за тем, как вы играете на пианино, чудесно рисуете или когда вы будете ложиться в кровать. Я буду целовать и обнимать всех вас.
На следующий день я известила слуг о предстоящем отъезде Алисии. По выражению их лиц я поняла, что они об этом глубоко сожалеют. Когда я спускалась в гостиную, то слышала разговор Мэри Стюарт и миссис Штэйнер в столовой, когда они накрывали на стол к обеду. Стоя за дверью, я прислушивалась к их разговору.
— Свет уходит из этого дома, — заметила миссис Штэйнер. — Поверь мне.
— Мне так жаль, что она уезжает, — сказала Мэри. — Она всегда улыбается нам, не то, что эта высокая.
Значит, так они различают нас, подумала я. Эта высокая.
— По-моему, высокая добилась своего. Она не терпела молодую миссис Фоксворт с самого первого дня и захотела избавиться от нее, как только Гарланд Фоксворт умер. Ее нельзя за это винить. Я бы не пожелала видеть в доме красивую молодую женщину, которая каждый день попадается на глаза моему мужу. Особенно, если меня саму Бог красотой обделил, — сказала миссис Штэйнер, делая ударение на последней фразе.
— Это уж точно, — произнесла Мэри.
Я была убеждена, что она улыбнулась при этих словах. Даже в голосе ее звучала улыбка.
Я счастлива избавиться от всех вас, подумала я и решила как можно скорее сообщить им о том, что услуги их больше мне не нужны. В один из дней я пригласила всех их: Мэри, миссис Штэйнер, миссис Уилсон и Лукаса. Я сидела на кресле с высокой спинкой, руки свободно лежали на ручках кресла, голова была плотно прижата к спинке, волосы были уложены в пучок на затылке, напоминая при этом Коррин. Я беседовала с ними, словно королева со своими подданными.
— Как вам известно, — начала я, — миссис Гарланд Фоксворт покидает Фоксворт Холл в следующем месяце. Она уедет на некоторое время, но вернется лишь за тем, чтобы забрать сына и уехать навсегда. Я все тщательно продумала и решила, что ваши услуги нам больше не понадобятся.
Миссис Уилсон побелела от испуга. Миссис Штэйнер кивнула, ее глаза сузились, как будто она все это предвидела. Лукас и Мэри Стюарт странно разволновались.
— Наши услуги? Это значит, что вы всех нас отпускаете? — спросила Мэри с недоверием.
— Да. Однако, я распорядилась, чтобы вам всем было выплачено выходное пособие в размере двухгодичного жалования, — добавила я, дав понять, что именно моя щедрость предоставила им такой подарок.
— Когда нам нужно уехать? — спросила ледяным голосом миссис Штэйнер.
— Вам следует отбыть в тот же день, когда уедет миссис Гарланд Фоксворт.
Началась подготовка к переселению Алисии из лебединой комнаты и упаковке тех вещей, которые не понадобятся ей во время вынужденного заточения. Я руководила ее приготовлениями, одобряя или не одобряя отобранные ею вещи, каждую сорочку и юбку, которые она собиралась взять с собой.
— Тебе не следует брать с собой нарядные платья, — сказала я, увидев, как она прижимает к груди изящное голубое платье, стоя перед зеркалами.
— Ты ведь пока не будешь ходить на балы и не сможешь регулярно стирать и чистить одежду, как прежде. Кое-что из того, что ты не сможешь выстирать в ванне, я буду уносить с собой, поэтому не следует брать ничего лишнего.
Она печально взглянула на свои наряды. Я не смогла поверить, какими несметными богатствами она обладала. Меня удивила та расточительность, с которой она растрачивала состояние Гарланда. Неужели она считала себя ходячим журналом моды, который должен был полностью обновляться каждый сезон?
Эта расточительность и тщеславие стали причиной того, что случилось с ней.
— Но мне приятно сознавать, что я красиво выгляжу, — сказала Алисия.
— Ты не скоро сможешь все это снова надеть, — добавила я.
— Но у меня не осталось широких платьев для беременных, Оливия. Я их все раздала благотворительным учреждениям после рождения Кристофера. Что же я буду носить в период беременности?
— Я дам тебе кое-что из моего гардероба.
— Но твои платья… такие большие, Оливия.
— Не все ли равно, как ты будешь выглядеть в этой комнате, Алисия? Ты будешь встречаться только со мной. Поэтому, дорогая, тебе совсем не потребуются наряды, чтобы завлекать мужчин. Платья должны быть лишь удобными и теплыми.
Ее облик, утонувший в моих платьях, сшитых для периода беременности, заставил меня улыбнуться. Теперь ей предстоит увидеть, что ее великолепие не отражается больше в зеркале. Отныне она тоже будет неуклюжей и совсем непривлекательной. А мои платья периода беременности были самыми подходящими для нее. Ведь в конце концов, она вынашивала моего будущего ребенка.
— Разумеется, — добавила я, — такие наряды буду носить и я.