Все трое приговорены к высшей мере наказания — расстрелу. В ночь на 10-е марта приговор приведен в исполнение. Прошу указаний: давать ли сообщение в прессу».

Были репрессированы и другие родственники и знакомые Николаева: его 64-летняя мать, брат и сестры, двоюродный брат, почти все их близкие, которые каким-либо образом могли быть связаны с проходившими по делу лицами. Донесения об их допросах Ульрих также регулярно направлял Сталину.

Зная, как заботился Сталин об уничтожении любых компрометирующих его улик, можно уверенно утверждать: наивно искать официальные документы, свидетельствующие о прямой причастности «вождя» к убийству Кирова. Если они и были, то уже давным-давно, много десятилетий назад, тщательно уничтожены. Сталин показал себя непревзойденным мастером фальсификаций и не оставлял следов там, где это могло ему мало-мальски повредить. Невероятно, но факт: анонимность роли Сталина как непосредственного вдохновителя и организатора преступлений позволяет до сих пор бытовать легенде о том, что он «не знал» о репрессиях. Надо совершенно не понимать обстановки 30-х годов, чтобы, не кривя душой, всерьез взваливать на Ежова ответственность за уничтожение делегатов ХVII съезда партии, членов ЦК, сотен ветеранов революции.

Тем не менее не прекращаются отдельные публикации, в которых со ссылкой на какие-то материалы комиссии по расследованию убийства Кирова заявляется о непричастности Сталина к этому преступлению. Конструируются различные версии мотивов убийства, одна нелепее другой. Особенно настораживают попытки некоторых авторов представить случившееся обычным уголовным преступлением, совершенным по личным мотивам. Пожалуй, самым знаменательным фактом является реанимация версии 1934 года, построенной, во-первых, на отрицании какой-либо связи между убийцей Кирова Николаевым и службами НКВД, а во-вторых, на случайности гибели через день Борисова, охранника Кирова. Цель всех этих попыток предельно проста — скрыть подлинную суть разыгравшейся в Смольном кровавой трагедии, утопить ее в ворохе мелких, но красочных подробностей. Иначе как рецидивом сталинщины подобное не объяснишь.

Сошлемся в заключение на свидетельство, председателя Комиссии Политбюро ЦК КПСС по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями, имевшими место в период 30—40-х и начала 50-х годов, А. Н. Яковлева. Выступая 4 июля 1990 года на встрече с молодыми коммунистами, делегатами ХХVII съезда КПСС, он сказал: «Я лично не убежден в тех доказательствах, в которых говорится, что к смерти Кирова непричастно высшее руководство, в частности Сталин. Многое в таких доказательствах не сходится. Комиссия исследовала все, но сколько в этих исследованиях дырок! Хотя и очень сложно довести это дело до конца, людей живых уже не осталось, документы уничтожены, но сделать это необходимо. Можно уверенно сказать, что окружение Сталина — мерзавцы первой степени и все в крови». Как говорится, комментарии излишни.

Воспоминания М. В. Рослякова проливают свет на многое из того, о чем и сегодня продолжают спорить историки, пишут журналисты, размышляют читатели. Они — плод десятилетнего, скрупулезного труда. Многое им было уточнено в ходе встреч со своими современниками — людьми, которые непосредственно работали вместе с С. М. Кировым, часто встречались с ним. Большой материал Рослякову удалось собрать в фондах Центрального государственного архива Октябрьской революции Ленинграда, Ленинградского партийного архива и музея С. М. Кирова.

Мне посчастливилось на протяжении многих лет общаться с М. В. Росляковым. Это безусловно был незаурядный, обаятельный человек, щедро наделенный талантом. Поражали его оптимизм и жизнелюбие, глубина и верность суждении, гонкое чувство юмора, твердая вера в конечное торжество справедливости. Представляя сегодня книгу М. В. Рослякова читателям, я выполняю долг перед памятью этого необыкновенного человека. Он останется среди нас навсегда — человек с открытым сердцем и доброй душой, неизменно обращенными к людям.

А. П. Крюковских, доктор исторических наук

Прошли десятилетия с того трагического дня, когда не стало С. М. Кирова, любимца партии и советского народа. Это произошло 1 декабря 1934 года в здании Смольного.

Для тех, кому посчастливилось годами работать под руководством Кирова, особо дорого это имя. В течение пяти лет в большом коллективе авторов я с желанием трудился над сборником воспоминаний «Наш Мироныч». Он вышел в Лениздате в 1969 году, тепло был принят читателями и специалистами-историками. При каждом выступлении перед трудящимися я видел искренний их интерес к жизни, трагической гибели Кирова и чувствовал себя как бы виновным в том, что тайна преступления еще не раскрыта, не установлены ни истинные виновники убийства, ни те, в чьих интересах оно было совершено.

Девять лет мне довелось проработать в непосредственной близости с Кировым, общаться с ним при разных обстоятельствах. Пришлось быть и свидетелем событий 1 декабря. И потому считаю своим партийным долгом сказать все, что мне известно о трагическом событии, чтобы отмести то, что нагромождено лукавыми людьми, в интересах которых было скрыть от народа истину.

Сталин и его окружение не могут уйти от ответственности за то, что сотни тысяч честнейших, верных, талантливых ленинцев оказались ввергнутыми в физическое и историческое небытие. Они остаются виновными в том, что породили в стране обстановку клеветы, доносов, беззакония, нетерпимости, страха. Все это создало благоприятные условия для того, чтобы направить расследование убийства по ложному пути.

Такое кощунственное отношение к памяти Кирова обязывает меня, коммуниста, оставить в архивах партии документ, который в надлежащее время и при подходящей политической обстановке, трижды проверенный и взвешенный, позволит нашей партии сказать свое последнее слово, Считаю необходимым сделать два замечания, относящиеся к работе над воспоминаниями о трагической гибели С. М. Кирова.

Первое замечание.

С момента возвращения к политической жизни я не раз обращался к этой теме. В марте 1956 года, в дни окончания работы XX съезда КПСС и решения КПК о восстановлении меня в партии, я написал письмо в ЦК и был принят там (ком. 410) секретарем ЦК Д. Т. Шепиловым и сотрудником ЦК П. А. Тарасовым. По приезде в Ленинград летом 1957 года написал свои воспоминания о Кирове и отослал один экземпляр в Центральный партийный архив (ЦПА), второй сдал в Ленинградский партийный архив (ЛПА). В период работы комиссии ЦК по расследованию убийства С. М. Кирова несколько раз вызывался и давал ей свои показания. Летом 1970 года вновь и подробно написал воспоминания специально по обстоятельствам гибели Кирова, дополнив их своими впечатлениями и исследованиями по теме. Летом 1971 года переработал этот труд, дополнив новыми материалами, устранив то, что непосредственно к теме не примыкает, в частности главу о характере Сталина, чтобы не казаться чрезмерно тенденциозным.

Второе замечание.

Характер моей работы над воспоминаниями в условиях, когда они могут быть превратно истолкованы, суживает мои и так скромные возможности. Сознаю необходимость основательно потрудиться в центральных архивах, посоветоваться с некоторыми товарищами, заинтересованными в результатах работы. Зная о моем труде, некоторые из них спрашивают: рассчитываю ли я где-либо напечатать их? Что на это ответить? Я исхожу из ленинского положения[13] и пишу воспоминания с тем расчетом, что они могут быть использованы в интересах истории, в интересах партии.

М. Росляков

Глава I[14]

Год 1934-й