Незадолго перед отплытием прибежал ко мне мой помощник, протоиерей Г. Спасский, за советом: не остаться ли ему в России?

- Как вы думаете и чего хотите? - спрашиваю его.

- Я-то желал бы остаться, что бы ни случилось. Но моя матушка истерически протестует.

- Послушайтесь матушки и смиренно уезжайте.

После я назначил его заведующим духовенством флота, который ушел во французскую Бизерту, имя это теперь стало известно всему миру. Потом он переберется в Париж, и мы еще встретимся с ним. И разделимся.

Когда я садился на катер, присланный за мною с броненосца "Алексеев", справа пылал огромный четырех-пятиэтажный дом со складами американской помощи, подожженный хозяином, чтобы не оставлять добра большевикам. А налево, в открытом море, высился и играл огнями броненосец, к которому прыгал по волнам мой катер.

Дул свежий ветер. Но небо было, помнится, чистое. Меня подняли на судно, потом на блоках втащили и катер. Я уходил с родины, невесть куда. Вот уже скоро двадцать три года, как я не видел ее.

Была ночь...

Перед снятием с якоря меня вызвали на палубу. Мои близкие знакомые, жена вице-губернатора О.В.О. и семья Р. с нянькой-старушкой, побоялись остаться у большевиков. Наняли за бешеные деньги (сначала были в России керенки, потом на юге России выпустили "колокольчики") лодку и подплыли к борту броненосца, ссылаясь на мое имя. Я немедленно дал распоряжение поднять их и водворил всех в мою каюту. Судно тихо отплывало.

На другое утро было лишь серо-зеленое безбрежное море и серое облачное небо. Было серо и на душе...

На палубе мне бросилась в глаза следующая картина. Какая-то красивая полная дама водила прогуливать свою собачку. Прошедший мимо матрос злобно посмотрел на эту прихоть и хотел отшвырнуть болонку ногой. Но дама подняла скандал. А я подумал: неужели и ради таких вот добровольцы проливали свою кровь? Не стоила она этого! Не любит она ни народа, никого и ничего, кроме себя самой и своих прихотей...

Еще я заметил, как увязавшаяся за нами сова то садилась сослепу на палубу, то опять с испугу поднималась и летала над волнами, потом от усталости падала в воду, с усилием вспархивала снова, снова падала... Так и пропала в волнах. И зачем она улетела из Крыма? А мы потихоньку плыли и плыли от родных потерянных берегов...

Позже, в Европе, мне пришлось услышать о некоторых подробностях вступления Советской армии в Крым.

Белые в порядке отступили в назначенные места, кроме Керчи, как я говорил. Красные нигде не наседали на них, опасаясь засад. И оружие, и кони, и все прочее брошено было на произвол судьбы. И жалко было, говорят, видеть бродивших лошадей, тоскливо ржавших по своим уплывшим временным хозяевам. Скоро найдутся иные.

Мой духовник, о. Дионисий, недолго пожил в архиерейском доме. Его, как заведующего моим подворьем, арестовали и посадили в тюрьму. Привели на допрос.

- Признаешь нашу власть?

- Всякую власть велено признавать.

- Как ты смотришь на нас?

- Как на наказание Божие за грехи наши.

- Ага! Наказание! Ну, вот и посиди тут, А в наказание чистить клозеты.

- Слушаю. Только дайте побольше тряпочек. Это все можно потом отмыть. Прошло еще несколько недель.

- А теперь как смотришь на нас?

- Не иначе как на наказание Божие за грехи наши!

- Ну, еще посиди в наказание.

И сидел смиренно старец, чистя клозеты. Увидели красные его кротость и лояльность, выпустили. А он в шестой версте от Севастополя снял в аренду дачку с землей, собрал несколько послушников монастыря и опять занялся с ними молитвой и работами на огороде. Большевики его не трогали. Может быть, все это было несколько иначе, но такие рассказы привезла одна женщина, прибывшая в Софию.

Таврический архиерей Димитрий, родом грузин, из фамилии князей Абашидзе, тоже остался, хотя ему несомненно грозила смерть. Большевики пришли к нему в Симферополе в дом. Он встретил их с повышенной храбростью. Кто-то из них угрожал ему револьвером, а архиерей, будто бы ухватившись за оружие, сказал вызывающе: "Ну, стреляйте, стреляйте!" Не тронули и его. После он ушел на покой в Киево-Печерскую лавру и принял схиму, а управление епархией передал епископу Никодиму, беженцу из Киева. Остался в Крыму и автор покаянного послания, протоиерей отец С.Булгаков. Но через два года он вместе с несколькими другими десятками интеллигентов был выслан советской властью за границу, в Европу, как вредный для Советского Союза человек. Так наступил конец белых...

Что бы ни говорили, но Церковь во все времена имела то или иное значение не только смысле чисто религиозном, но и общественном Уже по одному этому мне нужно коснуться в своих записках церковных соборов, они считаются в православном мировоззрении высшим органов церковной жизни и власти. Тем более это интересно, что данные соборы были связаны с революцией, как в смысле их происхождения, так и по отражению в них революционной эпохи. Наконец, как увидим, в них отразились и национальные, и социальные вопросы времени, и потом; читателю стоит со вниманием отнестись к ним. Е них много было предуказано из того, что потом будет осуществляться в жизни государства.

Конечно, многие мелочи у меня забылись, ведь уже прошло 26 лет со времени созыва Всероссийского Московского собора и 25 с половиной - Украинского. На первом мне пришлось увидеть всю страну нашу и ее религиозных представителей, а на Украинском - украинцев. Весьма интересно, между прочим, как они будут относиться и к вопросу об отделении частей бывшей единой империи? Как отнесутся к социальным переворотам, февральскому и ноябрьскому? Как к ним отнесутся власти эпохи Керенского, Советская, Украинская директория, Скоропадский, Петлюра, большевики, интеллигенты, народные массы? Как будут вести себя представители духовенства и мирян на соборе, в частности крестьяне? Какие важные постановления будут вынесены на этих соборах? Какая борьба была на них и почему? Каковы результаты их деятельности? Начну с того, когда и как возникли идеи созыва соборов вообще.

В прежнее время, в допетровской Руси, соборы в Церкви были довольно частым и обычным явлением в церковно-общественной жизни.

Таково было каноническое требование Церкви, таков был церковно-государственный строй старой Руси. Петр I оборвал эту традицию. Стремясь все централизовать в своем лице, поставив на первое место устроение государства и опасаясь влияния (особенно реакционного, но не только этого, а вообще всякого влияния) со стороны, он закрыл соборы с 1700 года. Таким образом, их не было во все время императорского периода - в течение 217 лет!

Уничтожил он силою и патриаршество, потому что в его лице видел себе конкурента по влиянию на жизнь и народ. Особенно был памятен период царствования отца его, Алексея Михайловича, над которым незаконно (даже с церковной точки зрения) взял огромную власть известный патриарх Никон. И патриаршество заменено было коллективным, безличным Синодом.

Царь Петр повернул жизнь страны на западный протестантский лад. И, конечно, Церковь была в этом случае не на его стороне. Но это - длинный вопрос.

Так или иначе, но и соборы, и патриархи на Руси перевелись с 1700 года...

Когда же началась эпоха всяких освободительных веяний, особенно после первой революции 1905 года, движение это коснулось и Церкви. Заговорили о соборности, восстановлении патриаршества. Причем одни видели в этом этап освобождения Церкви из-под опеки государства, другие надеялись церковно-соборным путем подкрепить расшатывающийся русский организм. По указу царя Николая II была организована Предсоборная комиссия из способных архиереев, выдающихся религиозных мирян. Всем епархиальным архиереям приказано было на местах разобрать проекты о нужных реформах Церкви. В результате накопилась огромная масса солидного материала. Но его напечатали и замолчали.

Был одно время даже слух в Петербурге, будто сам царь Николай, уставший от государственного управления, готов постричься в монахи, разойтись с семьей, передать царство наследнику, а самому стать патриархом. Откуда шли такие слухи - Бог весть. Теперь о них, вероятно, никто даже и не помнит, кроме автора этих записок. Но у меня остался в памяти один из мотивов такой идеи. Патриарх (Николай) должен не быть конкурентом заместителю царя, а помощником, кроме того, личность царя Николая поднимет значение патриарха в глазах народа, и его слово будет авторитетным. Одним словом, повторилась бы история с молодым царем Михаилом и его отцом патриархом Филаретом. А кажется, что еще более важным мотивом у защитников патриаршества было тайное желание привлечь царя такой комбинацией: пусть хоть сам он будет патриархом, лишь бы согласился на восстановление каноническо-патриаршего строя. Но потом замолкли и эти легенды.