– Ага! – перебил его Монбар. – Ты все же говоришь: к счастью! Не замечаешь ли ты тут некоторое противоречие – значит не одни беды преследовали нас.

– Говори, что хочешь, но наш корабль тем не менее пошел ко дну и увлек в пучину наших товарищей.

– Но что могли мы сделать? Разве была в том моя вина?

– Я не говорю этого; конечно нет…

– Ну отчего же ты не говоришь о том, что случилось дальше? Мы случайно взяли с собой пирогу, брошенную на берегу. По какому-то наитию я велел Даннику положить туда съестные припасы, порох, оружие. В минуту несчастья он перерезал канат, связывавший пирогу со шхуной, отплыл подальше, чтобы тонущая шхуна не опрокинула лодку, и подхватил нас в ту минуту, когда, истощенные усталостью, мы едва не шли ко дну. Через шесть часов после этого мы вошли в Венесуэльский залив, где нам теперь нечего опасаться бури, и, заметь, только мы одни остались живы из всего экипажа.

– Да, это правда, я с этим согласен. Но ведь мы находимся вдали от наших братьев, предоставленные самим себе в стране, где и звери, и люди – все нам враждебно. Согласись, что ничего не может быть неприятнее… А теперь, если ты хочешь, не будем больше об этом говорить.

– Послушай, Тихий Ветерок, – сказал Монбар, – пора тебе узнать мои мысли.

– Как тебе будет угодно, – равнодушно ответил Тихий Ветерок, – мне все равно, умереть здесь или в другом месте, только бы погребение мое было достойным.

– Будь спокоен, друг; если мы останемся здесь, то исчезнем не иначе как среди грома и молнии.

– Ну и прекрасно! А теперь к черту печаль! От забот и кот издохнет, как говорит пословица; я не хочу ничего больше знать.

– Прекрасно; но я хочу сообщить тебе о своих намерениях, чтобы ты помог мне их исполнить.

– Хорошо. Говори, если хочешь.

– Слушай меня внимательно; дело стоит того. Шесть недель тому назад я получил на Тортуге, где находился в то время, чрезвычайно важное известие.

Тихий Ветерок несколько раз покачал головой.

– Хорошо, – прошептал он, – далее.

– Я снарядил шхуну именно для того, чтобы прибыть сюда; я имел намерение спрятать ее в какой-нибудь бухте, потом взять с собой в лодку пять-шесть самых решительных человек, пробраться сюда…

– Стало быть, все идет как надо, только вместо шестерых нас трое, но это все равно. Так и надо было говорить. Отлично! Теперь, когда я знаю, что мы должны были приехать сюда, я больше не тревожусь.

– Да, но мы должны остановиться не здесь, – сказал Монбар с улыбкой.

– Мы едем дальше?

– Да, немного, – ответил флибустьер, – мы направляемся в Маракайбо.

– Что?! – вскричал Тихий Ветерок с удивлением. – В Маракайбо?

– Да.

– Но ты же знаешь, что в этом городе по крайней мере двенадцать тысяч жителей.

– Что мне до этого?

– Но там стоит гарнизон численностью в шесть тысяч человек!

– Какое мне дело!

– Пушки…

– Еще что?

– Уж не имеешь ли ты намерения взять Маракайбо? – вскричал Тихий Ветерок не только с изумлением, но почти с испугом, до того странным казалось ему хладнокровие Монбара.

– Может быть, – ответил Монбар с насмешливым спокойствием, не покидавшим его с начала разговора.

– Я видел много твоих отважных экспедиций, но если эта удастся, она будет самой невероятной. Итак, ты, я, Данник и Монако будем атаковать Маракайбо, – прибавил Тихий Ветерок, смеясь. – Мысль оригинальная. Скорее всего, нас постигнет неудача, но это не важно; все-таки хорошо будет предпринять такое дело. Мысль достойна тебя, и, что бы ни случилось, я присоединяюсь к ней от всего сердца.

– Когда ты перестанешь насмехаться, – сухо сказал Монбар, – я продолжу.

– Я не насмехаюсь, друг мой, но эта мысль – прости за выражение – кажется мне до того шутовской…

– Что, по твоему мнению, я помешался, не так ли? – докончил его мысль Монбар. – Успокойся, я нахожусь в полном рассудке; я никогда не был так спокоен, как в эту минуту. Я вовсе не имел намерения атаковать Маракайбо, даже с помощью Монако. Что будет, мы увидим после. А теперь надо просто войти в город.

– Гм! Это просто кажется мне очень трудным делом… Я признаюсь в своем неумении, и если ты не придумаешь способа…

– Я придумаю, когда придет время.

– Но прежде чем вступить в город, необходимо до него добраться, а это, как мне кажется, не очень легко.

– Нам осталось только двенадцать лье[2], не больше.

– У меня случались такие минуты, когда и четверть лье трудно было пройти. Однако что же ты хочешь делать?

– Друг мой, в такой опасной экспедиции, как наша, когда все обстоятельства складываются против нас, составлять планы было бы глупостью; лучше полагаться на случай. Случай всегда был покровителем Береговых братьев. Он нам не изменит.

– Да-а, я вижу, что если так дальше продолжится, нам будет очень весело.

– Ты раскаиваешься, что поехал со мной?

– Черт побери! Только мне хотелось бы, чтобы Мигель Баск и Олоне тоже были с нами, а их нет.

– Что же делать, друг мой, надо постараться обойтись без них.

– Досадно будет, особенно Мигелю, когда они узнают, что мы без них сделали.

– Теперь, если ты немного отдохнул, мы будем продолжать путь, так как жара уже немного спала.

– И долго нам придется грести, словно карибам?

– Нет, только до завтра.

– Ну и слава богу! А все-таки мы поступаем очень оригинально. Стало быть, полученные тобой сведения были на этот раз очень серьезны?

– Да, – ответил Монбар, – кажется, я наконец-то напал на след; горе тем, кто попытается обмануть меня и сделать жертвой засады! Испанцы еще плохо знают Монбара Губителя, если считают меня настолько тупым, чтобы я позволил поймать себя в ловушку! Каким бы большим и прекрасно укрепленным Маракайбо ни был, я сожгу его дотла.

– Непременно хочет… – пробормотал Тихий Ветерок. – Но кто знает? Странно будет, если он найдет его после двадцати лет, – прибавил он.

В ту минуту, когда флибустьеры спустили лодку на воду, они услышали отдаленный крик и почти тотчас двойной выстрел.

– Здесь дерутся, – заметил Тихий Ветерок.

– Какое нам дело? – ответил Монбар, пожимая плечами. – Отправляемся!

Они взяли весла, и лодка начала пролагать себе путь сквозь сплетение лиан и ветвей и стволы деревьев, грозившие каждую минуту опрокинуть утлый челнок.

Берега реки, мимо которых проплывали авантюристы, были очень живописны. К пяти часам пополудни их глазам представилось озеро средней величины.

На восточном берегу находились обширные болота, на западном – большие леса и померанцевые деревья.

Немного позже они миновали бухту, окаймленную кипарисами. Оба берега сближались тут таким образом, что составляли нечто вроде узкого канала, который вел к другой реке, называемой Тринидад.

Приближался вечер. Пора было подумать, как устроиться на ночлег. В тропических странах мрак без перехода сменяет свет; едва закатится солнце, как опускается густая темнота.

Флибустьеры в этих совершенно неведомых им местах не знали, где остановиться, как вдруг на повороте реки заметили небольшой мыс, почти полуостров, где земля была густо покрыта померанцевыми деревьями, молодыми дубами, магнолиями и пальмами.

– Направимся туда, – сказал Монбар, – лучшего места нам не найти.

– Хорошо, – согласился Тихий Ветерок.

Они обогнули мыс и пристали к выбранному ими месту, которое действительно было так удобно, как они только могли пожелать.

Перед ними лежала круглая ровная площадка, имевшая в этом месте около двенадцати футов[3] высоты. Дальше тянулось большое болото, окаймленное кипарисами, а за ним виднелись зеленые равнины с маленькими пригорками, усаженные магнолиями и пальмами. Эти пригорки были не чем иным, как грудами раковин, что накопились на берегах ручьев, извивающихся по этим огромным равнинам и орошающих их во время зимы.