Л е в Н и к о л а е в и ч (оживился). Какого Игната? Из крайне избы? Что мать с грыжей?..
С о ф ь я А н д р е е в н а. Наверное, с гнрыжей… Теперь на кухню надо кого-то брать… Из Ясенок являлись мужики. Узнали — в отъезде, сказали — потом придут. Л е в Н и к о л а е в и ч (задумчиво). Придут…
М а р ь я Н и к о л а е в н а. Я, Левушка, привезла тебе подарочек. (Достает подушечку.) Смотри: подушечка. И по одной стороне вышивание…
Л е в Н и к о л а е в и ч (берет подарок). Спасибо, сестрица, тронула… (Разглядывает вышивку.) Да здесь написано! (Читает.) «От одной из шемардинских дур».
За столом смеются. Отец Герасим крестится.
Что это, Машенька?
М а р ь я Н и к о л а е в н а. Забыл? Ты как-то просил меня подольше остаться, а я не могла без благословения старца Иосифа. Ты и спросил, сколько нас, монахинь, в Шемардине. Я говорю — шестьсот. И ни одна из вас, сказал ты, шестисот дур, не может жить своим умом! Л е в Н и к о л а е в и ч (смеется). Нехорошо сказал. И забыл совсем. Да, да, я все забыл, и это так хорошо!.. (Обвел всех насмешливым взглядом.) Когда я подумаю о ком-нибудь, что он помнит все — кто на ком женат, и как его зовут по имени-отчеству — думаю: бедный, чем полна голова! (Помолчал.) Я серьезно думаю перечесть Толстого — я все забыл. Анна Каренина, а что она делала — ничего не помню. Помню, что какие-то пакости, а чего — не помню… (Марье Николаевне.) Спасибо сестра! (Прикладывает подушечку к уху.) Удобно. (Софье Андреевне.) Вот, Сонечка, все богатеем, а ты на меня сердишься…
С о ф ь я А н д р е е в н а. Не юродствуй! Можешь и сестрин подарок на деревню отдать…
Л е в Н и к о л а е в и ч. Не отдам! И не проси.
С о ф ь я А н д р е е в н а. Никогда не прошу. Ты сам так поступаешь.
Л е в Н и к о л а е в и ч (серьезно). А как можно иначе? Я не знаю…
С о ф ь я А н д р е е в н а. Надо разумно. Все хорошо в меру. Без фанатизма.
Л е в Н и к о л а е в и ч. Вот было б хорошо, если бы жена все знала! Не знаешь чего, обратился к жене — она все и объяснит.
Чертков хохотнул.
С о ф ь я А н д р е е в н а (покосилась на Черткова). Ирония не к месту. Иные думают, что я вроде некоторых больше тебя хочу быть. А я не хочу. Я ведь помню, что я не Толстая, я только жена Толстого.
Л е в Н и к о л а е в и ч. Вот-вот! Говорите так, а все учите! Куда ни повернусь, обязательно натыкаюсь на чей-нибудь совет.
С о ф ь я А н д р е е в н а. Ты, милый, на советы тоже не скуп!
Ч е р т к о в. От Льва Николаевича их жаждут. Даже требуют.
Л е в Н и к о л а е в и ч. Тут тоже плохо переборщить. Как Соня сказала — в меру… А у меня, правда, голова кружится. Все помогают! Один, знаете, немец никак не мог сесть на лошадь. Не может, и все тут! То одного святого призывает на помощь, то другого — не выходит. Наконец уже всех святых призвал да как прыгнет и перескочил через лошадь. «Nicht alle auf einmal!» — говорит. «Не все сразу!» Я тоже прошу: не все сразу! (Марье Николаевне.) Машенька, подай мне меду. Да не капни, а то все свое женское сословие опозоришь!..
Появляется м у з ы к а н т.
А вот и милый Алексей Борисович! Входите, Алексей, входите, располагайтесь. Мы тут играем разговорным мячиком…
М у з ы к а н т. Добрый день, Лев Николаевич! (С остальными раскланивается.) Добрый день! Но я не один!
С о ф ь я А н д р е е в н а. Кто там с вами? Зовите сюда.
М у з ы к а н т. Сию минуту!.. (Уходит и сразу возвращается, неся на вытянутых руках тяжелый граммофон.) Зову!
На лице Льва Николаевича брезгливая гримаса. Остальные в восторге. Музыкант устанавливает граммофон посреди сцены. Входит л а к е й с пачкой пластинок.
Новые пластинки!.. Голос Льва Николаевича! Три штуки. Кубелик, Патти, Трояновский и еще тут…
Л е в Н и к о л а е в и ч (страдая). Зачем это?
М л а д ш а я д о ч ь. А мы хотим! Алеша, голос пап^а!
М у з ы к а н т (берет пластинку). Пожалте!..
Лев Н и к о л а е в и ч. Ах, батюшка, прошу вас! Когда я и сам могу сказать — не нужно машину… Шумят, пишут, пластинки делают, а умру — и через год будут спрашивать: Толстой? Ах, это граф, который пробовал тачать сапоги и с ним что-то случилось?
Ч е р т к о в (музыканту). Алеша, другое!
М у з ы к а н т. Можно другое. (Берет другую пластинку, устанавливает.)
К н я з ь. Что там будет? М у з ы к а н т. Узнайте! (Включает.)
Звучит балалайка.
К н я з ь. Трояновский…
Несколько секунд звучит музыка. Появляется м л а д ш и й с ы н. Лакей отошел к Тимофею, к ним присоединились Ф и л и п п, п р и к а з ч и к.
Л е в Н и к о л а е в и ч (показывает на широкую трубу граммофона, которая направлена внутрь дома). Нужно бы повернуть трубу туда! (Делает жест в сторону крестьян.) Чтобы и они могли слышать…
С о ф ь я А н д р е е в н а. Его даже в моей комнате слышно.
М л а д ш и й с ы н. По всему дому и в парке!
Музыкант повернул трубу, как говорил Лев Николаевич. Звучит граммофон.
Л е в Н и к о л а е в и ч. Зачем эта машина? Никчемная игрушка. (Кивок в сторону крестьян.) Что они про нас думают? Стыдно же!
Музыка прекращается.
К н я з ь. Вот она — эволюция! До чего дожить пришлось! Страшней велосипеда.
Л е в Н и к о л ав е в и ч. Все эти открытия цивилизации — пирожное для голодных. А им хлеб нужен. Каждый день. Душан Петрович в Крутом был давеча, у родильницы. Ее положить надо было для исследования, чтобы она лежала вытянувшись. В избе не нашлось такого места… Надо накормить всех, вылечить, а потом им искусство давать…
К н я г и н я. Вот уж, граф, не соглашусь! Тогда и Алексей Борисович не нужен со своим роялем? А он так прекрасно тут играл без вас.
Л е в Н и к о л а е в и ч. Им не нужен.
Крестьяне расходятся.
К н я з ь. Ты и оперу велишь закрыть. И балет. А меня балет вдохновляет. О т е ц Г е р а с и м. Я бы закрыл!
Л е в Н и к о л а е в и ч (отцу Герасиму). Вы бы — конечно! Только отчего? От своей жадности!
С о ф ь я А н д р е е в н а. Ну а ты бы всех погнал в поле!
Л е в Н и к о л а е в и ч. Всех — народ спасать! Нынче ведь куда ни пойди— в книжный магазин, в посудный, в ювелирный — везде искусство! Пойдите в театр — там опять искусство: какая-нибудь госпожа ноги выше головы задирает. И эти глупости никем не осуждаются. В газетах отводят даже постоянное место, наравне с величайшими мировыми событиями. Да поспешают! Дабы мир завтра мог уже знать, как именно вчера такая-то госпожа в таком-то театре ноги вверх задирала.
М л а д ш и й с ы н. Так может рассуждать только вшивый, неотесанный мужик.
Л е в Н и к о л а е в и ч. Я и есть адвокат земледельческого народа…
С о ф ь я А н д р е е в н а. Ты — граф.
Л е в Н и к о л а е в и ч. Меня этим графом давно тычут.
М л а д ш и й с ы н (коварно). Великий писатель земли русской…
Л е в Н и к о л а е в и ч. И этим!.. Это Тургенев, будь ему неладно, придумал меня так обозвать. И пошло с дегкой руки: великий писатель земли русской!.. А почему, спрашивается, земли? А не воды? Или еще пишут: «Последний этап его творчества». Надо дже! А меня по этапам вовсе и не водили!.. Однако… Не хочу нынче вести серьезные разговоры. Вот вы знаете, как ллает помещичья собака и как лает крестьянская?.. Показать? Помещичья так… (Подражает лаю собаки, вкладывая в интонации характер злобный, напористый, грубый.) А вот крестьянская… (Звучит добродушный заливистый лай.)
Все смеются. Аплодируют.
М у з ы к а н т. Неподражаемое подражание! З в я г и н ц е в а. Собаки наши так перебрехиваются. А хозяева наоборот.
Ч е р т к о в. У крестьян сейчас к помещикам крайняя злоба, вообще к господам…
Л е в Н и к о л а е в и ч. И с каждым днем больше. Помнится Пятый год. Еще будут дела…
