— Правда; мне это и в голову не пришло.
— Следовательно, пользуйтесь случаем, другой, может быть, не скоро представится.
— Я очень рад.
— Где ваше письмо?
— Если не ошибаюсь, оно заперто в моем портфеле.
— А где ваш портфель?
— В кармане моего сюртука, во внутреннем левом кармане; если при таких подробных указаниях вы его не сумеете найти, это будет означать с вашей стороны злой умысел.
— Увидим, может быть, вы его и потеряли: с вас станется.
— Как! Вы позволяете себе предполагать, что я могу потерять отцовское письмо!
— Вы сегодня что-то очень веселы.
— Сам не знаю отчего, я все вижу в розовом свете сегодня.
— Это бывает, вот письмо.
— Гм? Мой достойный батюшка написал мне не письмо, а целую книгу; о чем это он мне так широко вещает?
— Читайте — узнаете.
— Правда, начинаю.
Молодой человек распечатал письмо и расположился его читать, покойно лежа в постели.
Мы передадим своими словами содержание письма, принадлежавшего перу капитана, командира роты ста швейцарцев его величества Людовика XV, постараясь очистить его от всех стилистических украшений, которые затрудняли молодого человека на каждой фразе.
У капитана была младшая сестра; он ее чрезвычайно любил и воспитал с отеческой нежностью.
Вдруг сестра эта исчезла неизвестно куда. С тех пор имя ее не произносилось более в семействе; она умерла для своих; тайна эта хранилась так тщательно, что жена и дети капитана и не подозревали, что у него когда-нибудь была сестра. Но с этого исчезновения характер капитана существенно изменился: веселость и беззаботность уступили место настроению мрачному, печальному, желчному; самые искренние друзья его не могли понять причину такой необыкновенной перемены.
Сестре капитана было шестнадцать лет, и она слыла красавицей; в квартале, где жил капитан, ее прозвали прекрасной швейцаркой; Луизу, так звали молодую девушку, полюбил один из близких друзей капитана, чистокровный аристократ, молодой человек, которому она платила взаимностью.
Капитан в то время еще не был женат; занятый службой, он мало бывал дома, и Луиза часто оставалась одна. Брат хорошо понимал, что такая обстановка не совсем удобна и безопасна для шестнадцатилетней девочки, поэтому он очень обрадовался, когда молодой человек стал у него просить руки его сестры.
Луиза его любила; оба имели хорошие средства; молодой человек мог вполне располагать собой, следовательно, не предвиделось никаких препятствий.
Свадьба была назначена через месяц.
Накануне свадьбы молодой человек просидел у невесты весь вечер до тех пор, пока сам капитан не отправился в Версаль по делам службы.
Луиза осталась одна на попечении старой служанки, у которой на руках она родилась.
Что произошло в эту ночь?
Допросили служанку, она ничего не знала: ее нашли в кровати, связанную, с завязанным ртом и страшно перепуганную.
Часов в одиннадцать вечера, когда служанка и барышня спали, неизвестные люди взломали двери, проникли в их дом, схватили молодую девушку, не позволив ей даже одеться, и унесли ее, не обращая внимание на ее слезы и крики.
В четвертом часу похитители привели ее назад, бросили на кровать и ушли, заперев дверь.
Соседи, разбуженные в одиннадцать часов вечера непривычным шумом, видели только, что группа дворян, состоявшая человек из двенадцати, вышла в очень веселом настроении из трактира «Ноев Ковчег», который помещался как раз напротив дома капитана; они, не стесняясь, громко разговаривали.
Из их разговора расслышали следующее:
— Рауль скрытничает. Ему, чистокровному аристократу, не может, конечно, ни на минуту прийти в голову мысль жениться на простолюдинке, как бы она ни была красива; отбить у него любовницу — богоугодное дело; прекрасная швейцарка слишком хороша, она должна нам принадлежать.
— Да, — сказал другой, — Раулю надо дать урок, в другой раз не будет над нами насмехаться; к тому же я держал пари с Гастоном на десять тысяч луидоров и вовсе не желаю их проиграть; последнее время мне страшно не везет в карты; эти деньги поправят мои обстоятельства.
Слова его были покрыты взрывом хохота.
Вслед за тем дверь была взломана, молодая девушка похищена и отнесена в трактир, где и оставалась до четырех часов утра. Все время из трактира доносился женский крик, покрывавшийся смехом и пением; последнее делалось, конечно, для того, чтобы заглушить крики невинной жертвы.
В четыре часа утра ее отнесли домой; соседи заметили, что, пока ее несли из трактира до дому, она не сделала ни одного движения, не произнесла ни одного звука.
От трактирщика не добились никаких разъяснений, на все вопросы он отвечал:
— Я не понимаю, что вы хотите сказать.
Надо полагать, что ему хорошо заплатили и обязали молчать под угрозой смерти.
На одной из ступеней лестницы капитан нашел печать с вырезанным на ней гербом.
Он показал ее жениху, и оба решили умолчать пока об этой находке и искать других доказательств; найденная печать должна была, по их мнению, значительно облегчить эту задачу.
Затем оба отправились в Версаль; капитан подал королю жалобу, которую энергично поддержал его нареченный зять.
Король отнесся к жалобе довольно легко, обещал принять меры к разысканию и наказанию виновных, но скоро забыл об этом деле: у него была новая любовница, которую он обожал, насколько был к тому способен; при таких обстоятельствах мог ли он помнить о несчастье, постигшем капитана его швейцарской роты.
Капитан и молодой человек поняли, что они должны рассчитывать только на себя.
Молодая девушка опасно заболела, но выздоровела, благодаря тщательному уходу; рассудок к ней вернулся, только, как это часто бывает, она ничего не помнила о страшном позоре, который перенесла. Доктор, ее лечивший, сообщил капитану, что она беременна.
Когда молодой человек узнал об этом, он объявил, что желает обвенчаться как можно скорее.
Желание молодого человека было исполнено; несчастное положение Луизы заставило его привязаться к ней еще сильнее; он стал относиться к ней не как к жене, а как к обожаемому ребенку.
Прямо из церкви молодые люди простились с друзьями и отправились в Бретань, в поместье, в котором родился ее муж.
Графиня, так как теперь Луиза стала графиней, произвела на свет девочку. Когда она оправилась, муж уехал в Париж, а оттуда в Версаль; там он отправился к графу Рене де Витре; граф был морским офицером, и только благодаря счастливой случайности оскорбленному мужу удалось застать его дома.
— Милостивый государь, — сказал он графу де Витре, — объявляю вам, что жена моя, которую вы имели низость обесчестить, родила дочь. Как вы думаете теперь поступить?
— Вы сошли с ума, милостивый государь, я не понимаю ни слова из того, что вы говорите.
— Вы лжете; вот ваша печать, я ее нашел на лестнице дома, куда вы ворвались, как ночной грабитель.
— Милостивый государь, — отвечал граф, — вы хотите мне предложить вызов? Так? Очень хорошо; я к вашим услугам, не потому, что я был действительно виновен в легкомысленном поступке, который вы мне приписываете, а потому, что вы оскорбили меня в моем собственном доме.
— Мне все равно, я желаю только вас убить.
— Это мы еще увидим.
Они спустились в сад, окружавший отель графа и взялись за шпаги.
Граф получил очень опасную рану.
— Когда вы выздоровеете, мы будем продолжать, — сказал молодой человек.
— Очень хорошо, — холодно сказал офицер. Враги расстались.
Когда муж Луизы вернулся в замок, он не нашел своей жены, она исчезла; никто не мог объяснить ему — как и куда.
— Это месть графа Витре, — сказал он.
Ребенок в это время жил у своей кормилицы; молодой граф поручил одному из своих друзей отвезти девочку в дом другого друга, где она должна была воспитываться на правах дочери.
Граф счел нужным действовать очень осторожно и сбить с толку своих врагов, поэтому девочку увезли из Европы.