От хвойных деревьев человеку так много удовольствия и выгоды, что их не мешало бы больше разводить и лучше предохранять от врагов.

Когда идет рубка хвойных деревьев, множество работников толпится в лесу. Огромная куча этих деревьев уже свалена у опушки леса. Один крестьянин разрубает дерево, на короткие бревна, складывает их в телегу и отсылает продавать в город для топки печей. Другие работники кладут целые стволы на двуколки и отправляют к плотнику, который употребляет их на разные постройки или распиливает на доски, а потом стругает, чтобы сделать гладкими, для обшивки деревянных стен и домов. Зеленые хвои идут туда, где нужно что-нибудь предохранить от порчи. Несет ли торговка на рынок продавать дичь, она, если время жаркое, всунет в клюв тетерке целый пучок зеленых иголок; покойник ли в доме, — пол устилают ветвями ели. Сосновые иглы употребляют также для приготовления особой, так называемой, сосновой шерсти, из которой вяжут чулки, ткут материю для кофт, фуфаек и рубашек; доктора прописывают их тем, кто страдает устарелой простудой, колотьями, ревматизмом и другими болезнями. Ветви хвойных деревьев нередко служат для скота вместо соломы.

В неурожайные годы, обыкновенно, не хватает соломы на подстилку рогатому скоту; тогда режут концы ветвей вместе с зелеными хвоями и устилают этим хлева и сараи. Но самая главная услуга, которую оказывают людям ель и сосна, состоит в том, что оба дерева дают много смолы.

Вы, конечно, чувствовали в хвойном лесу запах смолы, и она, вероятно, нередко оставляла следы на вашем платье и руках. Рассмотрите дерево поближе, и вы заметите, особенно там, где есть трещина, густые, беловато-золотистые капли. Чтобы смола текла скорее, в деревьях делают отверстия и к этому месту подставляют какую-нибудь посудину. Сосновую смолу добывают не только из дерева, но и выкуривают ее из корня и пней. Когда по бутылкам разливают сиропу заготовленным из душистых веществ, то, чтобы он не потерял аромата, крепко его закупоривают, потом топят смолу в черепке и обливают ею горлышки бутылей; тоже делают, когда приготовляют пиво.

Вы проводите лето близ озера или реки: плотник сколотил уже заказанную вами лодку, только не успел еще осмолить ее — да это после: сегодня такая чудная погода, можно прокатиться и в не осмоленной лодке. Но лишь только вы отъезжаете от берега, вода начинает просачиваться в скважины; от времени до времени вы останавливаетесь и вычерпываете волу из лодки. Но вот поднялся сильный ветер, а вы одни — и кормчий, и гребец; вам нельзя остановиться ни на минуту: вода всё быстрее наполняет лодку, ваши ноги уже совсем мокры. Что-тогда? Какого страху вы наберетесь, пока доедете; да и несчастье легко может случиться. Между тем, если бы лодка была осмолена, вы могли бы кататься в ней совершенно безопасно. Теперь вам будет понятно, почему моряки смазывают смолой свои корабли и шлюпки.

Медленно пережигая хвойные деревья, получают деготь. Колеса экипажей: и телег от постоянной езды сильно скрипят. Лошади, бодрые и только что впряженные, вдруг начинают медленно везти вас; вы останавливаетесь на станции, просите кучера подмазать колеса, и те же лошади так понесли вас, что вы принуждены их сдерживать. Деготь не только облегчает труд лошадям, но часто спасает от опасности и седоков. При быстрой езде не подмазанные колеса так сильно трутся об оси, что могут легко загореться.

Многим из вас, вероятно, приходилось во время прогулки заходить в аптеку за скипидаром. Если откупорить пузырек, — по всей комнате пойдет чрезвычайно сильный запах. Сколько служб сослужил этот скипидар! Летом, когда все разъезжаются по деревням и дачам, в городе поправляют дома, маляры белят краскою потолки, стены, двери, перила на лестнице. Краска эта долго не просыхает. Вот тут-то и легко испортить одежду. Купили скипидару, помочили в него кусок сукна, стали крепко, крепко тереть им пятно, — через минуту уже нет и следа краски; скипидара тоже не осталось: он испарился, улетел в воздух. Скипидар добывают тоже из смолы.

Теперь вы согласитесь, конечно, что ель и сосна, чрезвычайно полезные деревья, что они приносят человеку и здоровье, и много выгод. Но какие же удовольствия доставляют они, какие радости? А забыли вечер накануне Рождества? Помните, как мама позвала вас в зал? Вы, ничего не подозревая, вбежали и остолбенели от удивления и восторга. В комнате бегало множество ваших товарищей, а посреди стояла елка и горела тысячью огоньков.

Но не все могут иметь елку. Многим не на что купить ее, а крестьянские дети и понятия не имеют об этом удовольствии. Какие же удовольствия дает ель бедным людям?

В летний праздник, под сумерки, где-нибудь на лужку сотрется вся деревня: молодые пляшут и поют, а старые слушают да любуются. И не будь канифоли (которую также добывают из очищенной смолы, — ею натирают смычок прежде, чем играть на скрипке), было бы слышно гораздо меньше песен, и совсем не было бы пляса.

В деревне Лукашиной, лишь только в праздничный день завидят высокого, худощавого мужчину лет за 50, сейчас вся молодежь бросается к нему.

— Сыграй, Сидорыч, плясовую!

— Есть мне когда: сапоги солдатам нужно чинить, а с вашей игрой и перекусить нечего будет.

— Да мы тебе согласились копейку с пары.

— Ну, ладно, неси деньги.

— Все разбежались по домам, а Сидорыч пошел за скрипкой. Через несколько минут куча народа собралась на небольшом лужку, где Сидорыч намазывал смычок канифолью и напевал про себя:

Все подхватили песню:

Когда кончилась песня, Сидорыч, помахивая головой и передергивая плечами, заиграл русскую. Лишь только расплясались паренек с девушкой, Сидорыч вдруг перестал.

— В уме ли ты, старый! — закричала жалобно девушка, вся раскрасневшаяся от пляски.

— Будет… будет… вы свою копейку сплясали… подавай деньги!

— Как тебе не стыдно посреди самого веселья девицу обескураживать… — упрекали его.

Девушка бросила ему две копейки, и он опять заиграл. Когда сплясали две, три пары, Сидорыч и сам расходился: всё громче и громче напевал он и приплясывал, наконец, весело и живо заиграл «Комаринскую», а когда на середину выскочило несколько девушек и пареньков, Сидорыч, со скрипкою в руках, вместе с другими пустился в присядку. Остальные женщины и девушки прихлопывали в ладоши парни насвистывали и ногами притоптывали.

— Ай-да Сидорыч! смотри, смотри: старый а никому из молодых не уступит! — кричали со всех сторон. Сидорыч устал, весь вспотел, бросил наконец, скрипку в сторону и растянулся на траве. Плясавшие стали бросать ему плату.

— Что вы? — закричал он: — глупый народ!.. — Но потом вдруг вскочил, сгреб медные гроши и побежал к постоялому двору. Через минуту он нес в пестром платке несколько пригоршней каленых орехов и черных стручков.

— Ешьте, молодки, веселись православный люд! — закричал старик, бросив узел на лужок, где отдыхали девушки. — Если кто теперь посмеет грош бросить, за вихры оттаскаю, а то и скрипку брошу.

Начались опять музыка и пляс. Сидорыч и тут не может удержаться, и каждый раз под конец сам пускается вприсядку. Но вот он решил, что плясать будет, и ноги так расходились, что он сдержать их не может, а ему завтра придется далеко разносить свою работу. Чтобы не возобновлять пляса, он вышел на середину и запел: