Твердая Рука поклонился девушке с изысканной вежливостью и успокоил ее относительно состояния здоровья ее матери.

Между тем солнце начинало уже спускаться за горизонт; нельзя было более терять ни минуты, чтобы добраться до асиенды до ночи; все двинулись по направлению к ущелью.

Не успели охотники сделать несколько шагов, как заметили всадника, скачущего во всю прыть. Твердая Рука приказал остановиться, чтобы подождать этого человека, которого он как будто узнал: это был Пепе Ортис.

Твердая Рука нахмурился, опасаясь дурных известий; ему показалось странным, что тот мчался так по саванне, в такое позднее время.

Между тем Пепе Ортис также узнал всадников и спешил J поскорей доехать до них.

— Э-э! Это вы, сеньор Пепе Ортис? — окликнул его Твердая Рука дружелюбным тоном.

— Да, я, сеньор!

— Вы куда?

— В Охо-де-Агуа.

— Как вы неосторожны! Разве можно лететь так одному, по пустыне?

Пепе Ортис лукаво усмехнулся.

— Я сначала сопровождал дона Порфирио Сандоса, которого нашел в Тубаке, но вынужден был вернуться в пресидио.

— А!

— Да. Мне послышались выстрелы, верно, дрались?

— Была серьезная схватка.

— А дон Порфирио?

— Он миновал западню.

— Слава Богу! Так что теперь…

— Он находится в Охо-де-Агуа и через полчаса мы его увидим. Нет ли чего нового?

— Без этого разве я отстал бы от каравана?

— Верно. Что же такое?

— Много чего.

— Хорошего или дурного? Пепе Ортис закачал головой.

— Я сейчас ничего не могу сказать вам,но когда мы приедем на асиенду, вы все узнаете.

— Ладно; я не настаиваю!

Через полчаса Твердая Рука и его спутники были на асиенде, где их ждали с большим нетерпением. Дон Порфирио выбежал к ним на встречу.

— Ну, что? — спросил он с замиранием сердца.

— Я тут, я тут, отец! — вскричала девушка, протягивая к нему руки.

Дон Порфирио снял ее с седла и прижал к своей груди, осыпая ласками; и отец, и дочь плакали от счастья быть опять вместе после стольких страданий.

Как только волнение дона Порфирио немного утихло, он, не выпуская дочь из своих объятий, обратился к Твердой Руке.

— Друг, — сказал он, — ведь это вам я обязан тем, что опять вижу свою дочь?

— Нет, мой друг, — откровенно ответил охотник, — другой, более молодой и счастливый, чем я, освободил ее из рук бандитов и сам возвратил бы ее вам, если бы мы с ним случайно не встретились в саванне.

— Другой, говорите вы? Где же он, дайте его сюда, чтобы я мог выразить ему всю мою радость!

— Вот он! — сказал Твердая Рука, указывая на молодого человека, спрятавшегося сзади него.

— Дон Руис! Сын моего старого друга! Он спаситель моей дочери?!

— Он самый, друг мой!

— Так и должно было случиться! Да будет воля Господня. Руис, сын мой, я вознагражден не по заслугам, видя ваше счастье!

Дон Порфирио прижал к груди обоих молодых людей.

— Хорошо, дети мои, — сказал он в волнении, целуя то того, то другого, — Руис, вы спасли ее, я только одним и могу отблагодарить вас…

— О, отец мой!

— Сын, так как вы теперь действительно мой сын, поцелуйте свою невесту!

Мы не беремся описать все счастье молодых людей при такой неожиданной развязке. Дон Порфирио подошел к Твердой Руке.

— Ну, — спросил его охотник, — теперь мы привели вам беглянку. А здесь что делается? Как чувствует себя донья Энкарнасьон?

— Что мама? — воскликнула девушка.

— После того, как к ней вернулось сознание, она впала в глубокий сон, который еще продолжается.

— Слава Богу! Сведите меня к ней поскорее, отец! Я хочу, чтобы она сразу увидела меня, проснувшись.

— Иди, дитя мое, иди!

— Возвращайтесь скорей, дон Порфирио, — сказал Твердая Рука, — мне надо поговорить с вами!

— В чем дело?

— Сейчас узнаете, торопитесь!

— Я привез важные известия! — сказал Пепе Ортис выступая.

— Я приду сию минуту! — дон Порфирио, скрываясь вместе с дочерью.

Между тем Твердая Рука, дон Руис и Ястреб пошли в залу, где по мексиканскому обычаю стояли уже на столе всевозможные напитки.

Пепе Ортис последовал за ними, но скромно сел поодаль на скамейку, подле двери.

Дон Порфирио возвратился через полчаса; он был сильно взволнован и сейчас же поспешил успокоить своих друзей.

— Все сошло вполне благополучно. Донья Энкарнасьон, проснувшись от горячих ласк дочери, очень обрадовалась, увидев ее; и прежде чем успела сообразить все, что произошло, Хесус так ловко сумела обмануть ее, что она теперь убеждена в своей ошибке, и думает, что ее дочь была с нами во время прохода через ущелье. Значит, с этой стороны нам больше нечего опасаться. Теперь я к вашим услугам, простите, что запоздал!

— Прекрасно, — сказал Твердая Рука, — я в восторге, что дела приняли такой оборот.

— Вы хотели что-то сказать мне?

— Да, кажется, об очень важных известиях.

— В чем же дело?

— Я сам не знаю; но Пепе Ортис, которого мы встретили в саванне, говорит, что он привез важные новости.

— А-а! Он наконец догнал нас, беглец этакий, ведь он скрылся вдруг, не сказав никому ни слова, и погнался за каким-то субъектом. Где же он?

— Я здесь, сеньор! — отозвался Пепе Ортис, вставая и походя к дону Порфирио.

— Что вы хотите сообщить нам, мой друг?

— Весьма важные известия, сеньор!

— О которых вы узнали сегодня?

— Да, ваша милость, когда я поехал за человеком, который мчался за нами.

— О-о! Тут что-то серьезное!

— Мы ничем не можем пренебрегать теперь! — заметил Твердая Рука.

— Что же это был за человек, — спросил дон Порфирио, — и чего он хотел от нас?

— Это был Муньос, сеньор!

— Трактирщик из Тубака?

— Да, он!

— Гм! Я не думал, что он такой прыткий. Тут что-то кроется! Ну, объясняйтесь же, Пепе Ортис, говорите смелее, мы выслушаем вас, только будьте кратки!

— Постараюсь, ваша милость, рассказать вам все в нескольких словах! Час спустя после вашего отъезда из Тубака в пресидио на всех парах влетел всадник. Вдруг его лошадь взвилась на дыбы и затем повалилась замертво на землю, увлекая за собой всадника, всего истерзанного и без чувств; его отнесли в гостиницу. Там он первым долгом осведомился о вас. Узнавши о вашем отъезде, он пришел в такое волнение, что Муньос сильно забеспокоился, а так как, вы сами знаете, он предан вам, то и предложил отправиться вслед за вами и привезти вас с собой. Раненый, конечно, согласился. Муньос сел на лошадь и уехал. Когда он мне сообщил обо всем, я подумал, что не стоит беспокоить вас, что лучше мне самому вернуться в Тубак с Муньосом.

— И хорошо сделали!

— Трактирщик сначала заупрямился; он хотел непременно поговорить лично с вами; но я убедил его, и мы тогда оба повернули лошадей. Лишь только я увидел раненного, как тотчас же узнал его.

— Кто же это был? — в нетерпении спросил дон Порфирио.

— Лукас Мендес, ваша милость!

— Лукас Мендес! — воскликнули в один голос дон Порфирио и Твердая Рука.

— Да, он самый, ваша милость. И вот, что я узнал: дон Мануэль заманил вас по ложному следу. Пока все ваше внимание было сосредоточено здесь, он собирал войска с другой стороны; сам же, воспользовавшись моментом, отправился в Урес.

— Скорей к делу! — воскликнул дон Порфирио в беспокойстве.

— В двух словах; в Уресе произошло восстание, вся Сонора поднялась на него и провозгласила дона Мануэля военным и гражданским губернатором штата.

— Его! О, какое безумие!

— Это еще не все, ваша милость: Синалоа и Аризона тоже на пути к восстанию; они хотят соединиться, составив самостоятельную республику, президентом которой намереваются назначить дона Мануэля. Далее, апачи и сиу присоединились к мятежникам и подступили к границам.

— Эти сведения получены вами из верных источников?

— Мне передал о них мой хозяин, дон Торрибио. Он отправил Лукаса Мендеса, доверив ему это кольцо, которое вы должны узнать

— Где оно?