— Через пять минут будет отправлено, — ответил Камот.

— Кстати, мимоходом впусти ко мне толстяка-американца, который ждет в гостиной.

Камот кивнул головой, вышел, и почти в ту же минуту в дверях появился американец, пыхтя и отдуваясь, как кашалот, и красный, как рак; двери за ним тотчас затворились.

Капитан молча указал ему на стул.

Толстяк, садясь, проворчал:

— Странное дело, что такого человека, как я…

— Извините меня, — перебил его капитан холодно, — не я, а вы нуждаетесь в моих услугах; вы желали видеть меня и потому пожаловали с другими товарищами. У каждого из вас были, вероятно, важные причины для совершения такого действия, которое, по правде сказать, совсем не лестно для моей чести. По вашей же просьбе я должен каждого выслушать отдельно; теперь настала ваша очередь. Не угодно ли вам объясниться?

Резко и холодно отчеканенная речь с оттенком насмешки усмирила, как бы по волшебству, лютый гнев толстяка — или, может быть, он сумел ловко притвориться. Несколько секунд он отирал платком капли пота, струившиеся по его лицу, и откашливался, чтобы прочистить горло.

— Виноват, сознаюсь, виноват, — пробормотал он наконец.

— Прошу вас приступить скорее к делу, чтобы не заставить ждать другого господина.

— Вы знаете меня, конечно? — начал американец.

— Давно знаю.

— У меня есть племянник, сын брата моей жены — уж на что, кажется, близкое родство…

— Продолжайте.

— Мой племянник прелестный юноша во всех отношениях, но, к несчастью, сошел с ума, совсем обезумел.

— Я не понимаю, чем я-то могу помочь в его болезни? — заметил капитан с улыбкой.

— Позвольте, я, может быть, преувеличил, назвав племянника сумасшедшим; это не помешательство, а просто какая-то мания. Этот очаровательный, как я имел честь докладывать вам, юноша влюблен…

— Это очень даже прилично в его лета, и я, право, не понимаю, что тут такого…

— Извините, извините, — перебил его толстяк, — он влюблен в молодую девочку, совсем ему не подходящую ни в каких отношениях.

— Это его личное мнение?

— Нет, не его, а мое; мнение человека положительного, принимающего в нем искреннее участие и который по смерти его отца был бы его опекуном, если бы он не достиг уже совершеннолетия. Представьте же себе, что мы с женой устроили для него самую лучшую партию с молодой девушкой… да что уж скрывать! — с моей родной племянницей.

— А он не захотел?

— Нет. Теперь вы меня понимаете?

— Абсолютно. Но одного я в толк не возьму: я-то тут при чем?

— А вот я вам растолкую.

— Поторопитесь сделать мне это одолжение.

— Слушайте же. Отказавшись наотрез от партии, заключавшей в себе все условия счастья — богатство, молодость и общественное положение, — как вы думаете, что закрутил мой негодяй?.. Извините, что я так называю своего любимого племянника… В одно прекрасное утро, не сказав никому ни слова, он бросил все дела на попечение компаньона и отправился по следам этой ничтожной девчонки, у которой ни копейки за душой; ее родители поселились по соседству с индейцами.

— Неужели?! — воскликнул капитан, нахмурив брови с удивленным любопытством.

— Вот именно, — подтвердил толстяк, ничего не замечавший, кроме своей беды. — Из этого выходит, что мой племянник бродяжничает в этих краях, высматривает свою красавицу, а между тем забросил все дела и губит свое будущее ради какой-то глупой девочки, на которой никогда не женится.

— А вы почему так думаете?

— По крайней мере, я со своей стороны ничего не пожалею, чтобы помешать ему. Меня заверили, что только вы можете задержать этого бродягу. У меня есть некоторый должок за его отцом… но не стоит об этом… Задержите этого юношу и доставьте его ко мне в Бостон, и я мигом отсчитаю вам тысячу фунтов — да, капитан, тысячу фунтов!

С этими словами он вынул из кармана огромный бумажник и открыл его.

Капитан остановил его движением руки и сказал:

— Не торопитесь, пожалуйста, вы забыли сказать мне имя вашего обожаемого племянника.

— Джордж Клинтон, совсем юноша и такой красавец!

— Я знаю его, — заметил капитан холодно.

— Так вы уже знаете его, следовательно, вы возвратите его мне?

— Может быть, но надо хорошенько подумать. Это дело совсем не так просто, как вы думаете. Джордж Клинтон не одинок; он приобрел здесь могущественных друзей. Но виноват; я прикажу доставить вас в форт; через два или три дня вы получите мой ответ.

— Но у меня деньги с собой.

— Поберегите их пока у себя, — ответил Том Митчелл и опять ударил в гонг.

Вошел Камот.

— Но… — хотел было возразить американец.

— Ни слова, пока не получите моего ответа. Прощайте; идите за этим человеком.

Толстяк ушел, как и пришел, ворча, пыхтя, отдуваясь и обливаясь потом.

— Теперь очередь за последним, — прошептал капитан, — посмотрим, что ему надо.

Он отворил дверь и с легким поклоном и любезной улыбкой сказал пожилому французу, расхаживавшему по гостиной:

— Господин Эбрар, не угодно ли?

Француз посмотрел на него с удивлением, но по вторичному приглашению хозяина отважно вошел в его кабинет.