— Дорогая, вы не могли бы выделить мне небольшую сумму на текущие расходы?

— Что вы подразумеваете под этими словами? Граф замялся.

— Ну… Мне нужны деньги для того, чтобы расплатиться с кое-какими срочными долгами и организовать поездку в Англию. Я же не могу ехать туда один. Мне нужна охрана. В конце концов, камни стоимостью в миллион франков — это привлекательная добыча для любого негодяя. Мы ведь не можем так рисковать.

Очевидно, шампанское начало оказывать свое воздействие на госпожу де ла Мотт, потому что она весело взглянула на мужа.

— А кому вы нужны, мой дорогой? Заметив, как граф обиженно надул губы, она торопливо сказала:

— Ну хорошо, хорошо. Думаю, что пяти тысяч франков вам будет вполне достаточно. Граф разочарованно отвернулся.

— Пять тысяч? Это же сущая ерунда, — пробурчал он. — Вы же не хотите, чтобы в Лондоне я питался в самых дешевых забегаловках и жил в гостиницах с крысами и пьянчужками?

Графиня расхохоталась.

— А мне кажется, что это вполне подходящее место для вас. Во всяком случае, мало кто заподозрит в вас обладателя миллиона ливров. Тогда и никакой особой охраны нанимать не нужно. Возьмите любого слугу из нашего дома, только повыше и покрепче. На этом и остановимся.

Она поднялась.

— Вы уходите, моя дорогая? — кисло спросил граф.

— А вы хотите, чтобы я продолжала наслаждаться вашим обществом? Нет, уж, увольте. Отныне я богатая и свободная женщина и буду поступать так, как мне заблагорассудится. Пока меня не будет, займитесь подготовкой к отъезду. Дело не терпит отлагательства. Я была бы очень благодарна вам, если бы вы покинули Париж немедленно, в крайнем случае — завтра.

После того, как графиня ушла, господин де ла Мотт разразился потоком такой площадной брани, что сновавшие по коридорам дома слуги оторопели.

— Похоже, что он только сейчас обнаружил у себя на голове рога, — прокомментировал один из лакеев.

— Да, и похоже, что очень тяжелые, — добавил другой.

Обещанного у графини де ла Мотт свидания с ее величеством королевой Марией-Антуанеттой кардинал де Роан не дождался ни на следующий день, ни послезавтра, ни к концу недели. Графиня де ла Мотт, появившаяся в его доме на Вьей-дю-Тампль обяснила это тем, что королева очень занята и потому, несмотря на все свое горячее желание встретиться, не может ответить кардиналу. После этого графиня де ла Мотт пожаловалась на свою соперницу графиню де Бодуэн, окончательно прибравшую все дела во дворце к собственным рукам. По словам графини де ла Мотт, мадам де Бодуэн так плотно опекала ее величество, что та даже не могла выкроить времени для того, чтобы написать ответное послание кардиналу. Однако, для того, чтобы успокоить его высокопреосвященство, и высказать ему свою благодарность за преподнесенный ей драгоценный подарок, королева все-таки передала кардиналу платок со своей вышивкой.

Осчасливленный де Роан уехал в Рим на следующий день, храня возле самого сердца как дорогую реликвию платок, собственноручно вышитый графиней де ла Мотт инициалами «МА».

После отъезда кардинала графиня де ла Мотт предпочитала как можно реже появляться в Версале, занявшись собственными делами. Ее муж, граф де ла Мотт, благополучно вернулся из Англии, где после нескольких неудачных попыток наконец-то смог продать бриллианты одному не слишком обремененному тяжестью моральных устоев ювелиру. Сумма, которую он получил, оказалась даже большей, чем рассчитывала графиня де ла Мотт. Деньги им были, положены на счет, открытый для графа де ла Мотта в Вестминстерском банке. Этот банк имел отделение в Париже, где наличные деньги можно было получить по первому же требованию, имея на руках вексель, выписанный в Лондоне. Граф де ла Мотт не собирался извещать супругу о том, что в его распоряжении оказалось несколько больше средств. Немного поразмыслив, он снял излишек со счета в Вестминсерском банке и заложил его под довольно высокие проценты одному из лондонских ростовщиков, с которым был давно знаком.

Из-за этого граф де ла Мотт возвращался в Париж в преподнятом настроении. Что ж, его можно было понять — после того, что случилось в последнее время граф отнюдь не был уверен в том, что когда-нибудь, в один прекрасный момент мадам де ла Мотт ни вышвырнет его на улицу без гроша в кармане. Такая изобретательная хитрая особа могла найти сколько угодно способов для этого. В конце концов, великий капеллан Франции кардинал де Роан считал ее своей благодетельницей, своим ангелом-хранителем, и вполне мог организовать бракоразводный процесс, в результате которого графу могли достаться лишь его долги.

Теперь же он обеспечил себе пусть небогатое, но безбедное существование на ближайщие годы, а оттого вполне мог радоваться жизни. Он твердо решил возобновить отношения с Мари — Николь, которая была куда более предсказуема в своих поступках и зависима от графа, нежели его богатая, властная и своенравная супруга.

Кардинал де Роан, пребывая в счастливом неведении относительно реального положения вещей, проводил время за бесчисленными теологическими диспутами, перемежавшимися вопросами конкретной политики. В Италии ему нравилось, и его пребывание там согревалось мыслью о любимой женщине, которая, как был уверен де Роан, с нетерпением ожидала его возвращения. Оставаясь наедине с самим собой, кардинал доставал из самого глубокого кармана платок с вышитой на нем монограммой и долго разглядывал его, подносил к губам, шептал нежные и ласковые слова.

Калиостро понемногу приходил в себя, хотя временами необузданный итальянский темперамент заставлял его совершать труднообъяснимые поступки.

Например, на одном из немногочисленных спиритических сеансов, которые ему все еще удавалось проводить в Париже, устами духа знаменитого министра финансов при дворе Людовика XIV Николя Фуке Калиостро объявил всех собравшихся преступниками и казнокрадами, в результате чего вечер закончился грандиозным скандалом. Калиостро едва ли не взашей вытолкали из дома герцогини де Сен-Жермер, где проходил вечер, а взбешенный герцог пообещал навсегда похоронить Калиостро в Бастилии.

После этого знаменитый итальянский маг и провидец надолго исчез из поля зрения парижской публики, предпочитая проводить время в номере своей дешевой гостиницы за столь же дешевым вином. Его собутыльником часто бывал Рето де Виллет, который по-прежнему не получил никаких денег за участие в афере с ожерельем.

Калиостро часто порывался отомстить графине де ла Мотт, но, вспоминая о своем близком знакомстве с кардиналом де Роаном и тех советах, которые он давал его высокопреосвященству, Калиостро быстро скисал вновь обращался к винному бокалу.

Графиня де ла Мотт давно не давала о себе знать, и временами Калиостро казалось, что обещанных ею денег он так и не получит. Однако до тех пор, пока не вернулся из Англии граф де ла Мотт, Калиостро не предпринил никаких усилий для того, чтобы взыскать с графини положенные ему деньги.

В иной раз Калиостро посещали мысли о том, чтобы каким-либо образом навредить графине де ла Мотт официальным образом. Несколько раз он даже пытался обнаружить кредиторов, которым графиня задолжала бы что-нибудь, и с их помощью добиться привлечения ее к суду. Один раз ему даже показалось, что его мечта близка к исполнению, когда он обнаружил ростовщика, Давно и безуспешно пытавшегося изыскать с мадам де ла Мотт немалую сумму, взятую ею взаймы два год назад.

Калиостро склонил было старого еврея к подаче векселя на взыскание, однако его мечтам не суждено было сбыться. Каким-то образом графиня де ла Мотт пронюхала о встречах Калиостро с ее кредитором и немедленно уплатила долг. Ничего удивительного в этом не было, поскольку в руках мадам де ла Мотт осталось бриллиантов не меньше, чем на полмиллиона франков. Калиостро долго не мог прийти в себя после того, как графиня де ла Мотт отразила и этот выпад против нее.

Спустя несколько дней после того, как попытка Калиостро посадить графиню де ла Мотт в долговую тюрьму, потерпела неудачу, он за кружкой вина рассказал об этом своему давнему знакомому Рето де Виллету. Тот немедленно выразил сочувствие приятелю, а заодно и самому себе по поводу столь неудачного окончания игры с бриллиантовым ожерельем. Однако Рето, как человек с куда меньшими притязаниями, нежели Калиостро, посоветовал своему другу более спокойно смотреть на вещи.