Наконец фанатик уступил, бормоча: "Святотатство!" Ржавым железным ключом отперли хрустальный ларец и принесли маленький стол и стул, чтобы Гариону было удобнее читать рукопись.
- Думаю, теперь я сам справлюсь, ваши преподобия, - с явным намеком сказал им Гарион. Ему не нравилось, когда люди читают, заглядывая ему через плечо, да и потребности в чьей-либо компании он не испытывал. Он уселся за стол, положил руку на свиток и снова посмотрел сурово на кучку священников. - Если мне что-нибудь понадобится, я вас позову, - прибавил он.
Лица их выражали неодобрение, но все же возражать категоричному велению короля Ривского они не решились и тихой шеренгой вышли, оставив его наедине с манускриптом.
Гарион почувствовал волнение - решение загадки, которая так терзала его на протяжении всех этих месяцев, было наконец в его руках. Дрожащими пальцами он развязал шелковый шнур и начал разворачивать похрустывающий пергамент. Шрифт был старинный, но выписан великолепно. Отдельные буквы были даже не столько выписаны, сколько тщательно нарисованы. Гарион подумал, что на создание единственного манускрипта у кого-то ушла целая жизнь. Когда он разворачивал свиток, руки его дрожали; взгляд побежал по таким знакомым теперь строчкам, отыскивая ту, которая навсегда развеет тайну.
Вот она! Гарион смотрел на нее, не веря своим глазам, - там было точно такое же пятно, как и на всех списках! Он чуть не заплакал от разочарования.
С горьким чувством поражения он снова перечел злосчастное место: "И Дитя Света встретит Дитя Тьмы и победит его, и Тьма рассеется. Но зри: камень, лежащий в центре Света, будет... " - и опять проклятое пятно.
Нечто странное произошло, пока он перечитывал этот отрывок. Им овладело какое-то безразличие. С чего он поднял такой шум вокруг одного-единственного слова, скрытого пятном? Что ему даст одно слово? Он уже готов был подняться, собираясь убрать рукопись в ларец, и отправиться из этого скверно пахнущего места домой. И остановился, внезапно вспомнив, сколько часов провел, пытаясь разгадать значение пятна. Наверное, не помешает прочесть этот отрывок еще раз. В конце концов, он проделал долгий путь.
Гарион начал читать, но отвращение вдруг стало столь сильным, что он едва мог его вытерпеть. Почему он тратит время на эту чушь? Он преодолел дальнюю дорогу только для того, чтобы портить глаза над этой ветхой записью бессмысленной болтовни - над вонючим, полусгнившим куском плохо выделанной овечьей шкуры. Он гадливо отбросил манускрипт. Полное слабоумие! Он отодвинул стул и встал, поправляя меч на спине. Корабль еще стоит, причаленный к пристани. К ночи он может быть уже на полпути к Коту, а через неделю - снова в Риве. Он навсегда запрет библиотеку и займется более важными делами. В конце концов, у короля нет времени на бесплодные, иссушающие мозги размышления. Гарион решительно повернулся спиной к рукописи и направился к двери.
Но что-то не дало ему уйти. Что он делает? Загадка не разгадана. Он даже не попытался разгадать ее. Ему необходимо все выяснить. Повернувшись обратно и снова глянув на рукопись, он почувствовал, как его опять захлестнула волна ничем не объяснимого отвращения. Отвращение было так сильно, что у него закружилась голова. Что-то в самой рукописи пыталось прогнать его прочь.
Гарион принялся ходить туда-сюда, не глядя на манускрипт. Надо вспомнить, что говорил ему тот таинственный бесстрастный голос. "Там несколько слов. Если ты взглянешь на них при верном свете, то сможешь увидеть их". При каком же свете? Свечи в этой сводчатой комнате - явно не то, о чем говорил голос. Солнечный свет? Едва ли. Поледра сказала, что он должен прочесть слова, но как ему это сделать, если рукопись буквально отвращает его от себя всякий раз, как он на нее посмотрит?
Он остановился. Что еще она говорила? О том, что ничего нельзя увидеть без...
В этот раз волна отвращения оказалась такой силы, что желудок его сжался. Гарион резко повернулся спиной к проклятой рукописи; рукоять королевского меча больно стукнула его по виску. В гневе он протянул руку к плечу - и вдруг ладонь его коснулась Шара. В тот же момент отвращение пропало, разум его просветлел, мысли прояснились. Свет! Ну конечно! Ему надо прочесть рукопись при свете Шара! Вот что пытались сказать ему и Поледра, и бесстрастный голос. Он неловко потянулся и взял Шар в руку. "Выходи!" - тихо сказал он ему. Легкий щелчок - и Шар оказался у него в ладони. У Гариона подогнулись колени - огромный меч, укрепленный на спине, налился свинцовой тяжестью. Он с удивлением понял, что величавое оружие казалось невесомым благодаря Шару. Сгибаясь под огромным весом, он нашарил на груди пряжку, расстегнул ее - и словно гора свалилась с его плеч. Меч короля Железной Хватки с грохотом упал на пол.
Держа Шар перед собой, Гарион обернулся и посмотрел на манускрипт. Он ощущал зло, с завыванием кружащее вокруг него, но мысли его оставались ясны. Он шагнул к столу и, подняв в одной руке Шар, другой развернул рукопись.
Наконец он понял, что представляло собой пятно, так долго не дававшее ему покоя. Это не случайно разлитые чернила. Здесь оказалось целое послание, но слова были записаны друг на друге! Все пророчество уместилось на одном крохотном кусочке пергамента! В ровном голубоватом свете Шара Алдура его взгляд, казалось, проникал все глубже и глубже, и слова, целую вечность скрытые от человеческих глаз, появлялись из глубин манускрипта, как пузырьки на поверхности воды.
"Но зри: камень, лежащий в центре Света, будет пылать алым, и глас мой обратится к Сыну Света и откроет ему имя, которое носит Дитя Тьмы. И Дитя Света возьмет меч Хранителя и отправится на поиски того, что скрыто. Долог будет его путь и будет он из трех частей состоять. И знай, что путь сей начался, когда род Хранителя был продолжен. Береги же семя Хранителево, ибо другому не бывать. Хорошо же береги его, поелику завладей семенем сиим Дитя Тьмы и унеси его туда, где зло обитает, лишь выбор слепой решит исход. Ежели же семя Хранителево прочь унесено будет, тогда Возлюбленный и Вечный да возглавит путь. И он найдет дорогу в обитель зла среди Тайн. И в каждой Тайне лежит лишь часть пути, и да найдет он их все-все - иначе пойдет дорога криво и Тьма восторжествует. Поторопись же на встречу, где положен будет конец пути. И встрече сиеи надлежит произойти в месте, коего нет, и выбор да свершится там".
Гарион перечитал этот отрывок, а затем еще раз, чувствуя, как вселенский холод поглощает его рассудок. Наконец он поднялся и подошел к двери сводчатой комнаты.
- Мне понадобятся перо и бумага, - сказал он священнику, стоявшему за дверью. - И пошлите кого-нибудь вниз, к реке. Пусть он скажет капитану моего корабля, чтобы готовился к отплытию. Как только я закончу здесь, мы отправляемся в Коту.
Священник смотрел широко раскрытыми глазами на ослепительно сияющий Шар в руке Гариона.
- Не стой здесь, отче, иди! - сказал ему Гарион. - Судьба всего мира зависит сейчас от нас.
Священник заморгал и поторопился прочь.
На следующий день Гарион был в Коту, а еще примерно через полтора дня он добрался до Алдурфорда в северной Алгарии. По счастью, ему встретились гуртовщики, переводившие вброд стадо полудикого алгарийского скота, и Гарион тотчас обратился к ним с просьбой, прозвучавшей как приказание.
- Мне понадобятся две лошади, - сказал он, пропуская традиционные приветствия, - самые лучшие, какие у вас есть. Мне надо быть в Долине Алдура до конца недели.
Гуртовщик, свирепого вида алгарийский воин, задумчиво посмотрел на него.
- Хорошие лошади дорого стоят, ваше величество, - отважился произнести он, и глаза его загорелись.
- Это не имеет значения. Они должны быть готовы через четверть часа. И бросьте мне в седельную сумку какой-нибудь еды.
- Неужели ваше величество не хочет даже поговорить о цене? - Голос гуртовщика выдал его глубокое разочарование.
- Цена будет ваша, - ответил ему Гарион. - Просто посчитайте все, я заплачу.
