В интеллектуальном отношении Лермонтов, пожалуй, стоит ближе всего к Шелли. Автор «Скованного Прометея» произвел на него глубокое впечатление; но тем не менее Лермонтов не пытался подражать Шелли. В самых ранних своих произведениях он подражал Пушкину и пушкинскому байронизму, но он вскоре уже вышел на собственную дорогу. Можно только сказать, что ум Лермонтова, как и ум Шелли, занимали великие проблемы Добра и Зла, борющихся между собою и в сердце человека, и во вселенной. Подобно Шелли среди поэтов и Шопенгауэру среди философов, Лермонтов чувствовал необходимость пересмотра современных начал нравственности, которая так настоятельно сказывается в настоящее время. Эта сторона его поэзии нашла выражение в двух поэмах — «Демон» и «Мцыри», дополняющих одна другую. В первой из них изображается пламенная душа, порвавшая с землей и с небом и смотрящая с презрением на всех поглощенных мелкими страстями. Изгнанник из рая, Демон ненавидит человеческие добродетели. Он знает, как мелки страсти людей, и глубоко презирает их. Любовь этого Демона к грузинской девушке, которая скрывается в монастырь и умирает там, — можно ли было выбрать более фантастический сюжет, ничего не имеющий общего с реальной жизнью? А между тем при чтении поэмы постоянно поражаешься невероятным богатством чисто реальных конкретных описаний, всегда одинаково прекрасных — как в отдельных сценах, так и в анализе многоразличных оттенков человеческих чувств. Танец девушки в ее грузинском замке перед венчанием; встреча ее жениха с разбойниками и его смерть; быстрый бег его верного коня; страдания невесты в монастыре, и даже любовь Демона и каждое его движение, — описаны с истинным реализмом, в высшем значении этого слова; с тем реализмом, который Пушкин навсегда утвердил в русской литературе.

«Мцыри» — это вопль юной души, стремящейся к свободе. Мальчик, взятый из горной черкесской деревушки, воспитан в маленьком русском монастыре. Монахи думают, что они успели убить в нем все человеческие чувства и стремления; но мечтой мальчика остается — хотя бы раз, хотя бы на один только миг — повидать снова родные горы, где его сестры пели вокруг его колыбели; прижать свою пылающую грудь к сердцу человека, который бы не был для него чужим. Однажды ночью, когда ревет страшная буря и монахи в страхе молятся, собравшись в церкви, ему удается убежать из монастыря, и он в течение трех дней блуждает по лесам. Наконец-то, в первый раз в своей жизни, он наслаждается несколькими моментами свободы и чувствует в себе всю энергию и всю силу юности. Он говорит впоследствии: «О, я как брат обняться с бурей был бы рад! Глазами тучи я следил, руками молнии ловил...» Но, будучи экзотическим цветком, ослабленный воспитанием, он не может найти пути в родную страну. Он заблудился в лесах, простирающихся на сотни верст кругом, и через несколько дней его, полумертвого, находят недалеко от монастыря. Он умирает от ран, нанесенных ему во время борьбы с барсом.

Он говорит старику монаху, ухаживающему за ним:

И он рассказывает о красоте природы, которую он видел во время своего побега, о своем безумном восторге при чувстве свободы, о борьбе с барсом:

Демонизм или пессимизм Лермонтова не был пессимизмом отчаяния. Это был могущественный протест против всего низменного в жизни, и в этом отношении его поэзия оставила глубокие следы на всей последующей русской литературе. Его пессимизм был раздражением сильного человека, видящего вокруг себя лишь слабых и низких людей. Одаренный врожденным чувством красоты, не могущей существовать вне Правды и Добра, и в то же время окруженный — особенно в светском обществе, в котором он вращался и на Кавказе, — людьми, которые не могли или не смели понять его, он легко мог бы прийти к пессимистическому мировоззрению и к человеконенавистничеству; но он всегда сохранял веру в человека. Вполне естественно, что в своей юности — в тридцатых годах прошлого столетия, бывших эпохой всеобщей реакции, — Лермонтов мог выразить свое недовольство миром в такой абстрактной по замыслу поэме, как «Демон». Нечто подобное есть и в истории поэтического развития Шиллера, но постепенно пессимизм Лермонтова принимал более конкретные формы. Он начинал уже ненавидеть не человечество вообще, а тем менее небо и землю, и в своих позднейших произведениях он уже относился с презрением к отрицательным свойствам людей своего поколения. В своем романе «Герой нашего времени», в «Думе» он уже проводит высшие идеалы, и в 1840 году, т. е. за год перед смертью, он, по-видимому, готовился выступить с новыми созданиями, в которых его могущественный творческий и критический ум направился бы к указанию реальных зол действительной жизни и реального, положительного Добра, к которому поэт, очевидно, стремился. Но как раз в это время он, подобно Пушкину, был убит на дуэли.

Лермонтов прежде всего был «гуманистом», — глубоко гуманитарным поэтом. Будучи всего 23-х лет, он написал поэму «Песня о купце Калашникове», действие которой происходит во время Иоанна Грозного и которая по справедливости считается одной из драгоценностей русской литературы по артистической законченности, силе выражения и удивительно выдержанному эпическому стилю. Эта поэма, произведшая большое впечатление в Германии (в превосходном переводе Боденштедта), дышит чувством могучего негодования против зверств грозного царя и его опричников.

Лермонтов глубоко любил Россию, но, конечно, не Россию официальную; он не восхищался военной силой отечества, которая дорога так называемым патриотам, но писал:

Он любил в России ее природу, ее деревенскую жизнь, ее крестьян. В то же время он горячо любил туземцев Кавказа, которые вели ожесточенную борьбу с русскими, отстаивая свою свободу. Несмотря на то, что он сам был русским и участвовал в двух походах против черкесов, его сердце было полно симпатии к этому храброму, пылкому народу и к его борьбе за независимость. Одна из его поэм, «Измаил-бей», является апофеозом этой борьбы; в другой, одной из лучших, изображен черкес, бегущий с поля битвы в родную деревню, где его мать отталкивает его, как трусливого предателя. Другая жемчужина его поэзии, небольшая поэма «Валерик», людьми, побывавшими в сражениях, считается лучшим и наиболее точным описанием битвы, какое существует в поэзии. А между тем Лермонтов не любил войны; он заканчивает одно из превосходных описаний битвы следующими стихами: