«Если изменение произволения в Адаме ввело страстность, тленность и смертность в естество (человеческое), то непреложность произволения во Христе вновь вернула этому естеству через Воскресение бесстрастность, нетленность и бессмертие» [355].

В то же время Христос дал людям, которых Он пришел спасти, произволение исправленное, согласное с логосом естества и постоянное по отношению к благу. Так, преподобный Максим отмечает в «Толковании на Молитву Господню»: Он нас примирил «через Себя с Отцом и друг с другом. И при этом мы не имеем больше воли, противящейся логосу природы, но как по природе, так и по (свободной воле) остаемся неизменными» [356]. Эта же идея содержится и в главе 4–й «Амбигвы к Фоме»:

«Так, Учитель говорит: «Содержащий всего Меня в Нем со всем, что есть Моего» [357], то есть цельную человеческую природу, через ипостасное соединение, с ее неотъемлемыми страстями. Через них Он истощает все лукавое, проникающее в нас по причине нашей страстной природы (я говорю о законе греха, следующем за непослушанием, чья сила исходит от извращенного расположения нашей воли, которая ввела страсти в страстность нашего естества своей расслабленностью или насилием), и Он не только спасает тем, что держит под своим ударом грех, но Он сообщает Божественную силу, заплатив за нас цену и восстанавливая неизменность (остр£\|па) души, нетленность тела и идентичность нашей воли благу по естеству» [358].

SB контексте споров с монофелитами преподобный Максим будет вынужден переставить акценты (однако, не переменить, что он сам подчеркнет) [359] в этой концепции, утверждая, что Христос в Своей человеческой природе обладал естественной человеческой волей как источником самоопределения, но не расположением воли и не способностью к выбору (уусЬцт] и ярошрестц), ибо Он не мог иметь в Своей человеческой воле ни греховности, ни изменчивости в том или ином смысле, ни сомнения, ни рассуждения, ни выбора в собственном значении [360]!. Воплотившееся Слово есть человек во всех смыслах подобный нам по нашему логосу естества, но Он не есть такой же по нашему способу существования (трогах; гж&р^ео*;): Его человеческие свойства раскрываются Им по Божественному способу существования на основании взаимного проникновения («перихоресис») природ в Его ипостаси; и это именно относится к Его волеизъявлению:

«Произволение человеческого начала в нашем Спасителе (вовсе не все, что есть в Нем человеческого) не было таким же произволением, как наше. На самом деле, образом высшим, чем у нас, Он был обожен через единство природы, и от этого непосредственным образом зависит безгрешность. Напротив, будучи исключительно и просто человеческим, наше произволение ни в коей мере не является безгрешным по причине своей изменчивости в том или ином смысле. Это изменчивость не изменяет природу, но делает движение, при котором, чтобы это выразиться более точно, та меняет tropos»[361].

Слово не восприняло образа действия, относящегося к ywfyiTi, по которому наше произволение не всегда согласно с волей Божией, но чаще противостоит ей и борется с ней[362]. Исключительно ради нас уврачевывая также то, что есть в нас противного естества, Он усвоил ее, как врач — страдания своих пациентов[363]:

«Ибо логос, касающийся страстей, двойствен: один есть от наказания, другой — от бесчестия; один характеризует наше естество, другой его полностью искажает. Этот первый, имеющий отношение к человеку, Он усвоил ради нас сущностно, возжелав его, разом становясь порукой человеческому естеству и уничтожая осуждение, которое было против нас. Второй, касающийся души человека, Он воспринял в плане домостроительном. Его‑то, опознаваемого в нас по нашему непокорному образу существования, так же как огонь — воск, как солнце — пар земли, Он полностью уничтожил для нас[364]. Он сделал так, чтобы мы стали обладателями благ, которые являются Его собственными, и вернул нам состояние без страстей и тленности, по обетованию»[365].

В этом особенном постоянном и совершенном согласии человеческой воли Христа с волей Божественной и отеческой преподобный Максим прозревает спасительную силу для всей человеческой природы[366]'. Это согласие сугубо проявляется в принятии страданий, в Страстях и Смерти на Кресте[367]. Это послушание отвечает на непослушание Адама и приносится для освобождения человеческой природы от его последствий[368]. «Христос освободил нас, пишет преподобный Максим, [Христос] послушанием расторгнув осуждение прародительского греха и смертью упразднив державу смерти»[369].

Смысл крещения Христа помогает лучше понять воздействие крещения на верных в отношении к последствиям прародительского греха.

Разрушив Своим рождением, произошедшим новым образом, способ плотского рождения, воспоследовавшего за преступлением Адама, Христос дает человеческому естеству через святое крещение познать новое духовное рождение, к которому первоначально был призван Адам и от которого его отклонил грех. Так, преподобный Максим отмечает, что святитель Григорий Назианзин[370] понимает рождение посредством крещения, которое согласился принять ради нас Христос, «как отвержение и упразднение телесного рождения. В самом деле, именно здесь Адам добровольно отказался — я имею в виду, от рождения по Духу для обожения, сделавшись осужденным на телесное рождение для тления. И поэтому Христос, Единый Безгрешный и свободный, стал по доброй воле, будучи благим и Человеколюбцем, человеком в нашем состоянии и, находясь Сам под тем же осуждением, что и мы, принял Свое телесное рождение, в котором заключена сила нашего проклятия, чтобы таинственно восстановить рождение в Духе и ради нас разорвать в Себе узы телесного рождения. Он дал нам власть, по благодати добровольного рождения в Духе, чтобы нам стать не детьми по крови и по плоти, но чадами Божиими, верящими во имя Его (ср. Ин. 1, 12). Таким образом, по причине моего осуждения, отсюда воспоследовало, что касается Господа, Воплощение и телесное рождение и тут же претворилось в рождение по Духу, полученное в крещении. И все это в виду моего спасения по благодати и моего призвания или, чтобы лучше выразиться, моего пререустройства»[371].

Крещение оказывается, таким образом, определяющим как Таинство, которое дает крещеному воспринять дары спасительного домостроительства, приобретенные для человечества воплотившимся Словом в Своей собственной ипостаси и усвоенные Им. Эти дары есть действия восстановления (7caA, iyyevE<ria, то есть буквально: бытие совершенное, новое)[372] человеческой природы, которое осуществляется в двух аспектах: упразднения плотского бытия, которому было подчинено человечество с Адамова греха, и духовного возрождения (или нового рождения avayЈvvriai<;)[373]. Эти два аспекта, имеющие начало в Смерти и Воскресении Христа (которые соответственно предстают в Таинстве крещения, погружении и выходе из воды[374] и символизируют смерть ветхого человека и рождение человека нового (ср. Кол. 3, 9 — 10). Первый аспект касается одного из главных последствий крещения: очищения. По существу, «через святое крещение мы освободились от прародительского греха»[375]. Надо понять отсюда ту власть, которую имеет над нами грех, в силу нашего плотского рождения, действующую по извращенным путям страстности (которая испытывает влечение к наслаждению и отвращение к боли) и устремляющуюся ко злу, запечатлевшемуся в нашем произволении и в нашей способности к выбору. Уточнения, сделанные преподобным Максимом в других текстах, редки и кратки, однако, выражают этот же смысл: «Крещение уничтожает власть греха, то есть «гордость плоти» [376]», оно упраздняет лукавые страсти[377], оно «производит ради добродетели мертвость произволения по отношению к наслаждениям телесной жизни»[378]. Оно есть «первое море, в котором уничтожен враг» (ср. Иоил. 2, 20), ибо «теперь наше естество ставит […] предел закону греха, введенного преступлением [Адама]» [379]; по его благодати отвергнуты лютые невещественные звери, то есть демоны [380], которые, как мы это видели, водворялись, скрываясь, с момента Адамова греха, в страстности тех, кто рождался плотски, и действовали через нее.