Марианна печально покачала головой.

– Они не появятся, друг мой. Этот город – гигантская западня...

Она больше ничего не сказала. Они вышли в огромную галерею, посреди которой граф де Сегюр, церемониймейстер, и маршал Боссэ, префект двора, прибывшие накануне, чтобы приготовить квартиры, занимались их распределением среди тех, кто заполнял помещение.

Все были настолько заняты, что не обратили ни малейшего внимания на новоприбывших, и Тробриан, заметив бесстрастную фигуру мамелюка Али, который стоял, скрестив на груди руки, перед высокой, искусно отделанной дверью, направился к нему.

Али сделал знак, подтверждение, затем показал, что у Наполеона в комнате только его камердинер.

– Констан? – воскликнула Марианна. – Его-то мне и надо. Бога ради, позовите его! Скажите, что княгиня Сант’Анна здесь и хочет немедленно увидеть Императора.

Спустя минуту слуга-фламандец выскочил из двери и, чуть не плача, буквально упал в объятия Марианны, к которой он всегда питал слабость.

– Мадмуа... Княгиня! Ваше Светлейшее Сиятельство! Какая неожиданная радость! Но какому счастливому случаю мы обязаны?..

– Позже, мой дорогой Констан, позже! Я хочу видеть Императора. Возможно ли это?

– Конечно же. Мы не успели еще ввести протокол. И он будет так доволен. Идите! Идите скорей!

Несколько дверей, анфилада салонов, снова дверь, и Марианна, чье появление объявил, как победу, торжествующий голос Констана, влетела в заваленную багажом громадную комнату, где возле кровати с пышным балдахином, увенчанным двуглавым орлом и императорской короной, Наполеон с помощью Дюрока закреплял на стене портрет белокурого мальчика.

Когда мужчины обернулись, она уже склонилась в глубоком реверансе.

Наступила такая напряженная тишина, что молодая женщина, стоя почти на коленях, не смела приподнять голову. Затем до нее донесся голос Наполеона.

– Как?.. Это вы?

– Да, сир, это я! Простите мое внезапное вторжение, но я проделала очень длинный путь, чтобы увидеть вас.

Снова молчание, но на этот раз она решилась поднять голову, посмотрела на него и тотчас ощутила, как ее охватывает разочарование и одновременно беспокойство. После того, что ей сказал Мюрат, после горячего приема Тробрианом и просто восторженного – Констаном она рассчитывала на радушную встречу. Увы, об этом, очевидно, нечего и думать. Лицо Императора мгновенно приняло такое выражение, как в самые худшие времена. Нахмурив брови, он с мрачным видом смотрел на нее, машинально перебирая за спиной руками. И, поскольку он и не подумал разрешить ей подняться, она прошептала:

– Я имела честь сказать Вашему Величеству, что я проделала длинную дорогу. Я очень устала, сир...

– Вы... Ах, да! Ну встаньте же. Уйди, Дюрок! Оставь нас и проследи, чтобы мне не мешали.

Улыбка, которую адресовал ей, проходя мимо, гофмаршал двора, немного утешила Марианну, поднявшуюся с трудом, так как сказывалось отсутствие практики.

Тем временем Наполеон вполне естественно возобновил свою привычку из Сен-Клу или Тюильри в этом чужом дворце, начал прохаживаться по толстому ковру, время от времени бросая взгляды на открытые окна, откуда открывался вид на Москву-реку и всю южную часть города. И только легкий стук закрывшейся двери напоминал ему, что он один с Марианной, заставив остановиться и посмотреть на нее.

– Для придворной дамы вы довольно странно одеты, – сухо заметил он. – Честное слово, ваше платье в дырках. Оно грязное. И хотя ваша прическа не в таком уж большом беспорядке, вы от этого не выглядите лучше. Что вы, собственно, хотите?

Оскорбленная грубостью этого выпада, Марианна ощутила, как кровь ударила ей в лицо.

– Мое платье такое же, как и я, сир! Оно пересекло от Одессы три четверти России, чтобы добраться до вас! И хотя в нем и есть дыры, оно смогло сберечь это...

Она достала из внутреннего кармана бумаги, которые ей удалось сохранить, несмотря на все передряги, так же, впрочем, как и зашитый в ее сорочке бриллиант.

– Что это такое? – брезгливо спросил Наполеон.

– Письмо наследного принца Швеции его доброму другу царю, – сказала она, четко выговаривая каждый слог, чтобы он не смог притвориться, что не понял, – письмо, в котором, Ваше Величество это увидит, этот республиканский экс-генерал дает удивительные советы. Вы найдете также, сир, сообщение из того же источника с пожеланиями этого высокого господина! И что он желает получить взамен.

Он скорее вырвал, чем взял, письмо из ее руки и, бросив быстрый взгляд на молодую женщину, стал его пробегать. По мере того как он читал, Марианна могла видеть, как трепещут его ноздри и набухает маленькая жилка на виске. Зная, как он ведет себя в гневе, она ждала взрыва проклятий, но ничего не произошло. Словно избавляясь от грязной тряпки, он бросил бумагу на кровать.

– Где вы взяли это? – спросил он только.

– На столе герцога де Ришелье, сир, после того как дала ему снотворное... и перед пожаром, уничтожившим несколько кораблей в порту Одессы!..

На этот раз он посмотрел на нее с изумлением, высоко подняв левую бровь.

– Снотворное? – пробормотал он. – Пожар!..

Затем, внезапно расхохотавшись, он протянул руку молодой женщине.

– Садитесь на диван, княгиня, и расскажите мне об этом! Вы в самом деле самая сногсшибательная женщина из всех, кого я встречал. Вас посылают с миссией, которая превосходно проваливается, но вы выполняете другую, которой никто вас не обязывал, и делаете это невероятным образом...

Он уже расположился рядом с нею, когда легкое царапанье по двери заставило его вздрогнуть.

– Я же сказал, чтобы мне не мешали! – закричал он. В приоткрытую дверь осторожно просунулась голова Констана.

– Это генерал Дюронель, сир! Он настаивает, чтобы его приняли. Он говорит, что это крайне важно...

– И он тоже! Решительно, в это утро все важно. Пусть войдет!

Появился офицер и, вытянувшись в струнку, отдал честь.

– Сир, простите! Но Ваше Величество должны немедленно узнать, что моих жандармов недостаточно, чтобы обеспечить порядок в городе таких размеров. Этой ночью были пожары. Часто попадаются вооруженные бандиты, которые стреляют в моих людей...

– Ну и что же вы предлагаете?

– Немедленно назначить губернатора, сир. Отборной жандармерии не хватает. Если Ваше Величество позволит, я осмелюсь посоветовать облечь полагающимися правами и званием господина герцога де Тревиза!

– Маршала Мортье?

– Да, сир. Свежая гвардия, которой он командует, уже расположилась в Кремле и прилегающих улицах. Следует срочно доверить ему высшее командование в Москве.

Наполеон слегка задумался, затем сказал:

– Решено! Пришлите ко мне Бертье! Я отдам ему соответствующие распоряжения. Вы можете готовиться... Но вернемся к вам, дорогая моя, – добавил он, снова поворачиваясь к Марианне, – расскажите немного ваш роман, это развлечет меня.

– Сир, – воскликнула молодая женщина, сложив руки, как на молитву, – умоляю Ваше Величество отказаться сейчас от этого рассказа, ибо у меня есть сообщить нечто гораздо более серьезное.

– Более серьезное? Что же, Господи?

– Вы в опасности в этом городе, сир... В очень большой опасности. Если вы согласитесь поверить мне, вы не останетесь ни часа больше ни в этом дворце, ни в городе вообще! Потому что завтра, быть может, не останется ничего ни от Москвы... ни от вашей Великой Армии...

Он так резко встал, что диван качнулся, едва не сбросив Марианну на пол.

– Что еще за история? Честное слово, вы сходите с ума!

– Если бы так, сир. К несчастью, я опасаюсь, что я права...

Тогда, поскольку он не откликнулся, она поспешила рассказать все, что узнала во дворце Ростопчина: об арсенале в Воронцове, о воздушном шаре, выпущенных из тюрем преступниках, бегстве горожан.

– И они не вернутся, сир! Уже прошедшей ночью вспыхивали пожары. Это начнется сегодня вечером, сейчас, быть может, а раз в Москве не осталось ни одной помпы, вам грозит смертельная опасность, сир, и я умоляю вас послушаться меня. Уезжайте! Уезжайте, пока не будет поздно!.. Я знаю, что те, кто хочет остаться в живых, должны до вечера покинуть город.