Я снова замкнулся в замке. Однако прежнего удовлетворения я уже не чувствовал. Что-то было не так в моей жизни, но что именно — сказать трудно.

Иногда забредали просители, но не чаще, чем раз в месяц. Вопросы, большей частью, они задавали неинтересные; я отвечал, придумывал им службу, а через год отпускал с миром. Но вот одна нимфа меня, признаться, удивила. Ей потребовалась отсушка для фавна, который ей буквально прохода не давал. Нимфа жила на отшибе от своих родичей и возможно поэтому не всегда забывала вчерашние события, как это обычно с ними бывает. Каждый день фавн приставал к ней, начисто забыв, что все это он уже проделывал вчера, а это сильно утомляло. Я перебрал коллекцию склянок и нашел средство от фавна. Достаточно было принять его с утра, чтобы отпугнуть ухажера на целый день. Нимфа очень обрадовалась и сказала, что это как раз то, что нужно.

Но тут же выяснилось, что никакой подходящей службы для нее нет. Все места были заняты. Тот напоминал мне, что пора принимать пищу, этот разбирал носки, еще кто-то устраивал испытания просителям. Разумеется, я не мог оставить нимфу без Ответа (это бы тут же получило огласку), но и смотреть, как она целый год болтается без дела, мне тоже не хотелось. Что бы тут придумать?

Я обратился к магическому зеркалу. У меня их было несколько. (То, старое, вконец изолгалось, и я от него избавился еще давно.) На мой вопрос, как быть с нимфой, зеркало ответило изображением хохочущего херувимчика. Негусто. Чем зеркало глубже и яснее, тем более склонно к иронии, что тоже не всегда приятно. Но уж лучше иметь дело с ясным зеркалом, нежели с тусклым.

Неприятно, конечно, но мне пришлось сказать нимфе, что службы я с нее никакой не потребую. Я, правда, предупредил, чтобы она об этом не болтала, а то тут же набегут охотники до бесплатных Ответов. Но, к моему удивлению, нимфа мое предложение отвергла. Она получила свой Ответ и теперь хотела за него расплатиться. И замок она в течение года не покинет!

Делать нечего, пришлось отвести ей комнату. Может быть, со временем дело ей и найдется.

В тот раз я засиделся в кабинете довольно долго и, вернувшись в спальню, совсем уже собрался лечь в холодную пустую постель, когда обнаружил вдруг, что там уже лежит нимфа.

— Думаю, кое-что я все-таки способна для тебя сделать, Добрый Волшебник, — сказала она. Затем обняла меня, поцеловала и уложила рядом. И впервые за долгое время постель моя не была ни пустой, ни холодной.

Я как-то забыл об основном назначении этих существ, но за этот год вспомнил основательно. Аисты не отзываются на призывы нимф, нимфы об этом знают, и все же старательно изображают все, что в таких случаях полагается. С их стороны это даже, в какой-то степени, героизм. Вот нимфа Перл — та имеет душу, там другое дело. Но остальные совершают обряд ради удовольствия, зная, что аистам до них дела нет. Да и как бы могла встретить нимфа аиста с младенчиком, если она даже не отличает одного дня от другого? Однако не могу сказать, что я не был доволен ее службой. Когда спустя год нимфа покидала замок, я ощутил искреннюю грусть.

Позже, когда подобное создание еще раз предложило мне подобные услуги, я не возражал. Я понимал уже, чего недоставало в моей жизни. В ней недоставало женщины. Но кто бы согласился выйти замуж за старого гнома, которому уже сто с хвостиком!

Затем в 1054 году после одиннадцати лет разлуки с Вопросом ко мне пришла Горгона. Она расцвела, стала двадцатидевятилетней женщиной, и ничего очаровательнее я бы вовек себе не представил. Но я, конечно, об этом с ней не говорил: дело есть дело.

Поэтому сначала ей пришлось пройти испытания. Когда есть возможность, я назначаю их индивидуально, но большей частью препятствия всем выпадают примерно одинаковые. В данном случае мы применили корабельную сирену, и было любо-дорого посмотреть, как Горгона справилась с этой трудностью. Стоило ей сесть в лодку и взяться за весла, как взвыла сирена и надо рвом начал стремительно сгущаться туман. В непроницаемом мареве лодка развернулась и снова причалила к внешнему берегу. Таково уж было ее магическое свойство: если не грести, суденышко возвращалось к пристани. Мне его смастерил за год службы один проситель. Когда туман рассеялся, вид у Горгоны был весьма забавный. Змееволосы раздраженно шипели, а мокрая одежда липла к телу. Я вспомнил, с какой страстью она признавалась мне когда-то в любви на своем островке. Сама она об этом, наверное, уже забыла, и все же мне было приятно вспомнить то время. Ах, если бы... Нет, не стоит себя обманывать!

Горгона подумала и попыталась снова. На этот раз она погребла прямо на рев сирены, поскольку ничего другого ни слышно, ни видно не было. Сирена была на внутреннем берегу рва, и вскоре преграда была преодолена. Я бы расстроился, если бы все вышло иначе.

Она справилась с другими двумя препятствиями и проникла в замок. Я поднялся и пошел ее встретить. Вблизи Горгона произвела на меня еще большее впечатление, чем издали. Лицо ее было затенено плотной вуалью, чтобы кто-нибудь не окаменел ненароком, но и от взгляда на ее фигуру тоже вполне можно было окаменеть. Мне к тому времени исполнился сто двадцать один год, но в ее присутствии подчас казалось, что мне восемьдесят один, не больше. Я вспомнил, как при первой нашей встрече я, чтобы не обратиться в камень, сделал ее лицо невидимым. Эти чары исчезли в тот грозный час, когда Ксант остался без магии. Окаменевшие мужчины снова стали живыми, но Горгона, хотя ее страшный дар к тому времени уже вернулся, позволила им уйти.

Услышь я сразу ее Вопрос и ответь я на него не мешкая, наша встреча бы вышла очень короткой. Поэтому я невольно тянул время.

— И какие же у тебя беды, Горгона?

— После того, как магия вернулась, мне пришлось покинуть Ксант, потому что не хотелось причинять зла никому. Я переселилась в Мандению, где магии нету вообще. Как ты мне и советовал. Я ненавидела Мандению и любила Ксант, но именно из-за этой любви мне и пришлось переселиться в ненавистные края. — По движениям вуали я догадывался, какое у нее сейчас лицо. — Мандения чудовищна. Но ты сказал правду: я стала там нормальной женщиной и никого не могла обратить в камень. Мне там было очень тоскливо, и я нанялась в исполнительницы экзотических танцев, потому что моя фигура нравилась тамошним мужчинам.