Вся последующая история Израиля была, в сущности, предопределена этим фактом. Никакое иное событие всемирной истории не сопоставимо с ним, и все происшедшее с евреями до и после него обретает истинный смысл лишь в его свете. Ни освобождение из египетского рабства, навсегда отпечатавшееся в народной памяти, ни история Иудейского и Израильского царств, ни многовековое изгнание, ни создание грандиозного корпуса литературы на темы законодательhства, философии и морали — ничто не имело бы такого определяющего влияния на сердца и умы людей, не будь дарования Торы, соединяющей в себе несоединимое: благословения ипроклятия, суд и милость, изгнания и возвращения. Дарование Торы — явление особого порядка: то, что случилось там и тогда, — необратимо и нетленно.

И коль скоро это произошло, коль скоро принятие Торы оказало воздействие на народ — пути назад у евреев не было, никто, даже при большом желании, не мог отменить случившееся. С того судьбоносного часа, когда дети Израиля стали"…царством священнослужителей и народом святым" ("Шмот", 19:6), они уже не могли стать ничем другим. Конечно, отдельные индивидуумы идаже большие группы евреев, а временами и нация в целом, могли принимать решение больше не выполнять взятые на Синае обязательства, ноэто не могло изменить их сущность, определенную там.

Попытки сделать это предпринимались не только в прошлом и нынешнем веках, но и на протяжении тысячелетий до этого. Как сказано в книге Йехезкеля (20:32): "Будем как язычники, как племена иноземные, служить дереву и камню". Но они имели лишь локальный успех, в то время как еврейский народ продолжал идти своим особым путем, и любая попытка сойти с него всегда приводила к одному из двух результатов: либо отступникив конце концов раскаивались и вновь принимали Завет как долг, либо, существуя вне контекста еврейской жизни, растворялись в окружающей среде, как, к примеру, потерянные десять колен Израиля. Ибо поскольку принятие нами Торы — необратимый акт, в принципе невозможно вернуть ее Богу, оставаясь евреями. Дилемма проста: либо соблюдать ее законы — либо исчезнуть.

Объяснение этому феномену — не только в содержании десяти основополагающих заповедей, но и в способе их передачи; не только в их универсальности, но и в том, что они были адресованы конкретному народу вопределенных обстоятельствах.

Десять заповедей стали на все времена средоточием еврейской духовности благодаря двум решающим факторам, по-разному отражающим основную идею, которая сформировала особый образ жизни, постоянно связывающий Израиль с Богом. Прежде всего это не просто перечень повелений и запретов, но призыв к принятию особой судьбы, определенной Синайским союзом на основе концепции жизни в святости. Вступив в него, Израиль стал не просто одним из многих этносов, но "народом Бога", выделеленным из прочих: "…Будете для Меня избранным из всех народов…" ("Шмот", 19:5), "…Будете для меня царством священнослужителей и народом святым…" (там же, 19:6). Конечно же, у евреев есть все признаки нации: родина, язык, культура, — но они более не служат целям самоидентификации. Поэтому когда народ Израиля, казалось, утратил все эти признаки и ушел в двухтысячелетний галут, раздробившись на сотни поселившихся в разных странах общин, которых больше не объединяли единый язык, своя земля и сложившийся на ней государственный строй, — он тем не менее продолжал существовать ради исполнения своего уникального предназначения быть "царством священнослужителей и народом святым".

В еврейском народе, как и в любом другом, бывали глубокие внутренние конфликты, однако во все времена, при любых обстоятельствах осознание своей особой судьбы было ему опорой. И Союз, который заключил с нами Творец, Его Завет и верность обещаниям, которые Он дал Израилю, поддерживали нас во времена всевозможных исторических катаклизмов. В нашей избранности и уникальности — суть Синайского откровения, суть первой из Десяти заповедей, обращенной не ко всему человечеству, аименно к евреям: "Я — Г-сподь, Всесильный [Б-г] ваш, который вывел вас из Египта…" Значение исхода из Египта, таким образом, — в ярчайшем подтверждении особой связи между Царем вселенной и народом Израиля.

Невозможно переоценить влияние Десяти заповедей на жизнь евреев. То, что прежде было соблюдением принятых в сообществе людей правил: не убивать, не воровать, не распутничать, — стало служением Всевышнему. Есть огромная разница между требованием "не убивай", продиктованным необходимость поддерживать общественный порядок, и заповедью "не убивай". Если законы, принятые людьми, охраняют порядок и культуру, тосуть заповедей — в исполнении воли Создателя. Заповеди Торы, предписанные ею мораль и образ жизни — выражение святости, форма постоянной связи с Ним, а не с преходящими требованиями человеческого общежития. Тора выводит человека за пределы физического существования; каждое его доброе дело — уже не просто акт, приносящий утилитарнуюпользу: оно приобретает принципиально иное значение, став исполнением заповеди Творца. Тора вкладывает новое содержание в нормы, принятые в социуме, одухотворяя жизнь и связывая ее с Первоисточником бытия.

Социальные нормы и общечеловеческие правовые установки, на каких бы прочных моральных традициях они не были бы основаны, представляют собой как бы горизонтальный срез человеческих отношений, регулируя межличностные связи. Заповеди Торы "вертикальны", поскольку они определяют связь между человеком и Всевышним, между народом и его Царем. Если рассматривать Десять заповедей вне контекста Торы, как произвольный набор моральных установлений, то почти все они вовсе не являются откровением в истории человечества. Однако в контексте ее они становятся оплодотворяющей силой, выводящей реалии мира на принципиально иной уровень.

Первый месяц еврейского года — тишрей, в котором больше праздников, чем в любом другом месяце. И так же, как голова человека руководит жизнедеятельностью всего тела, так и праздник Рош hа-шана (буквальный перевод с иврита — "Глава года") определяет ход всего годичного цикла. Мы надеемся, что будущее принесет нам больше радости, чем прошлое, и просим об этом Всевышнего, Царя вселенной. Просят все — и взрослые, и дети. Если много людей одновременно молят Царя о чем-то, Он наверняка услышит. Не все знают слова молитв, но каждый верит и надеется, что просьба его сердца будет исполнена.

Если мысли лучше всего выражать словами, то чувства — музыкой. В Рош hа-шана звучит особая музыка: трубный глас шофара, бараньего рога. Шофар мы услышим еще раз — он возвестит о завершении поста Йом Кипур.

Обратим внимание на внутреннее противоречие, кроющееся в словосочетании Рош hа-шана (Новый год). Год, как известно, — это смена сезонов: осень, зима, весна, лето. Короткие дни сменяются долгими, дожди — сушью, холод — жарой; этот цикл повторяется из года в год. Жизнь человека, как и смена времен года, представляет собой цикл, хотя и не замкнутый, а линейный. Мы все очень похожи: даже потрясения переживаем настолько одинаково, будто все представляем собой одного человека, только многократно репродуцированного.

Все мы ожидаем Новый год в надежде на изменения. Те религиозные евреи, которые живут напряженной духовной жизнью, имеют возможность пережить то, что ощущали наши предки, стоявшие у горы Синай. Мы часто слышим: "Счастливы те, кто верит". А возможна ли в наше время истинная вера или она осталась в ушедших в небытие местечках, у старшего поколения выходцев из Марокко, в замкнутых хасидских общинах?

Какое бы светское образование ни получили люди, они стремятся к вере, однако вера религиозного человека нередко воспринимается окружающими как нечто абстрактное, оторванное от реальности. Но ведь само слово "вера" имеет на иврите общий корень со словами "педагог", "опекун" — тот, кто воспитывает ребенка и заботится о нем. Необходимо взрастить и раскрыть эту веру, дать ей возможность выразить себя, достичь воплощения.