Вскоре после этих событий последовало решение командования вывести нашу роту в Асадабад, где стояли основные силы батальона. В переводе название этого города означает «каменный мешок», говорили даже, что монголо-татары в свое время не смогли взять его штурмом.
Итак, для содействия эвакуации нашей роты 27 декабря 1982-го из Кабула стали прибывать подразделения десантников; по моим расчетам, в этой операции было задействовано несколько тысяч человек. Из восьми наших БМП на ходу было только три, остальные пришлось тащить на тросах. 25 километров до Асадабада мы шли около двух суток. Был такой момент, когда по хребтам гор слева и справа от нас шли прикрывавшие нас бойцы; на одного парня из 182-го «Кабульского» полка в этих горах напали сразу двое душманов. А он от страха как схватил их обоих руками под горло, так и удушил, мы долго не могли разжать его захваты вокруг шей уже остывавших врагов – руки свело сильнейшей судорогой. За этих «духов» бойца представили к награждению орденом Красной Звезды.
В Асадабаде нас сначала разместили в палатках, а немного отдохнув, мы стали строить более капитальные жилища. Население Асадабада тогда было всего тысяч 20 человек, наши инструкторы обучали там афганскую милицию, в городе также стоял отдел глубинной разведки и другие спецподразделения, необходимые на границе. И только мы немного освоились на новом месте, как узнали о решении заменить наш батальон на 3-й, а нас перевести в Джелалабад, на окраине которого стояло управление нашей бригады. Нам предстояло пройти около 120 километров по далеко не безопасному маршруту по дороге под отвесными горами вдоль реки Кунар. Мы двигались медленно: на дороге было много мин, и впереди нас постоянно шли саперы, щупами и миноискателями проверявшие каждый метр земли. Самой трудной для обнаружения была 24-килограммовая итальянская мина, корпус которой был целиком изготовлен из пластика: металлоискатели на нее не реагировали, и обнаружить ее поэтому можно было только с помощью щупа, плюс ко всему у нее был механизм многократного нажатия, и срабатывала она, как правило, под третьей машиной. И, несмотря на все меры предосторожности, несколько машин во время марша все-таки подорвались.
П. Г. Скокленко (в центре) со своими боевыми товарищами на БМП
По прибытии в бригаду нас вновь разместили в палатках. В роте к этому времени из 76 осталось всего 37 человек вместе с офицерами. Остальных свалили желтуха, тиф и малярия. Вскоре роту доукомплектовали до штата присланными из Союза бойцами, и после их недельной подготовки боевая деятельность началась вновь.
Всего я участвовал в четырех армейских операциях, проходивших в провинциях Кунар, Нангархар, Лагман на востоке Афганистана и у горы Тора-Бора в Нангархаре. Во время одной из этих операций мы уже было возвращались с прочесывания местности, как нам по рации сказали, что один из наших разведвзводов попал в серьезную передрягу: вертолетчики по ошибке забросили десантников на три километра в глубь пакистанской территории. Ребят быстро окружили душманы и начали бить из всех стволов. На помощь кинули два наших батальона, живыми мы нашли только троих солдат… Одним из них был командир погибшего взвода, как спустя годы выяснилось, мой земляк из Брянска (на одной из встреч Союза ветеранов в 1992 году в разговоре один из ветеранов вспоминал, как какой-то прапорщик вытаскивал его, раненного, к своим, и я сразу же понял, где мы с ним встречались до этого). Выход к своим был трудным, «духи» наседали, но мы, хотя и с потерями, оторвались от преследования.
Однажды в темноте на перевале мы чуть было не столкнулись с крупной кавалерийской частью душманов. Нам повезло – мы заметили их первыми метров за 500, услышав ржание сотен лошадей. А вскоре мы увидели огромную лавину конников, каждый из которых был с факелом. Сколько их было? Даже примерно определить численность этого потока мы не успевали. Нас затрясло, ведь все понимали, что, если нас заметят, – нам труба. К нашему счастью, с нами был артнаводчик. Этот старший лейтенант быстро определил по карте все необходимые расстояния, подготовив данные для стрельбы из долины, передал их по радиостанции, запросив огня «Градов». Вскоре мы увидели над долиной настоящее море огня: восемь систем залпового огня, каждая по 40 стволов, открыли огонь по нашим координатам. В голове крутилось только одно: что не долетит до «духов» – долетит до нас. Но реактивные снаряды, прошуршав над головами, умчались в самую гущу порядков противника. Что тогда началось! Взрывы снарядов, надрывное ржание лошадей, крики раненых – все сливалось в один ужасный звук, и еще очень запомнились лошади без наездников, в ужасе носившиеся в темноте. Ошеломленная внезапным огневым налетом, банда стала отходить за перевал. А уже поутру мелкие группы душманов стали нас окружать; отбиваясь, мы потихоньку отходили. В этом бою мне довелось быть в группе прикрытия. Благополучно спустившись с гор в долину, мы отправились в свои подразделения.
Довелось также и ходить на перехват каравана с оружием из Пакистана. Мы вышли ночью, высоких гор в том районе не было, были лишь холмы. Выбрав позицию, мы немного замаскировались, в расчете на то, что «духи» не заметят нас, пока не подойдут на удобную для огня дистанцию. Но, подойдя к нам на несколько сот метров, «духи», видимо, разглядели наши панамы и начали разворачивать свой караван доверху навьюченных верблюдов обратно. Нам опять ничего не оставалось, кроме того как навести на отходящий караван артиллерию. Командование посчитало эту операцию неудачной, так как значительную часть оружия и денег, переправлявшихся караваном, душманы смогли сохранить.
Хочется вспомнить и про армейскую операцию в провинции Лагман. По данным разведки, на одной из высот с отметкой более 2000 метров над уровнем моря находился так называемый «Французский госпиталь» – пятеро французских медиков-наемников лечили там раненых моджахедов, поэтому кодовое название армейской операции так и было: «Французский госпиталь». Три дня мы штурмовали эту высоту, но к госпиталю было невозможно подойти: с каждой скалы из высеченных в камне дотов по нам «колбасили» из крупнокалиберных ДШК. От огня душманов в этих боях у нас погибло, если не изменяет память, 57 бойцов. Наконец, спустя три дня кровопролитного штурма нас отвели, а по высоте отработал наш самолет, сбросивший вакуумную бомбу. После мощнейшего взрыва высота замолчала. Все следующие дни мы занимались только вывозом трофеев: оружия, американских динамо-машин, вырабатывавших свет, китайских ДШК в смазке и прочего добра. Всего операция длилась 21 день, а по возвращении на базу в Джелалабад нам дали три дня на отдых, а после опять начались тренировки на стрельбище и подготовка к новым операциям.
Через некоторое время после боев у «Французского госпиталя» меня вызвали в штаб и объявили, что следующий месяц мне предстоит тренировать молодых снайперов. Почему выбрали именно меня? Когда мы еще стояли в Баркандайском ущелье, наш взвод на неделю был оставлен на высоте, прикрывать расположение роты. Нам тогда сильно докучал афганец, призывавший с соседней горы душманов скорее нас всех перебить, причем делал он это по несколько раз в день, и, когда его вопли стали сводить нас с ума, я не выдержал и снял его из СВД. За эту самодеятельность меня потом долго таскали по особым отделам, был и строгий выговор по партийной линии, но все обошлось, а слух остался – прозвище Снайпер прилипло надолго, хотя мастерству этому я специально нигде не обучался. Целый месяц мы стреляли день и ночь; ночной стрельбе с инфракрасными прицелами, кстати, уделялось довольно много внимания. Месяц прошел, капитан, контролировавший мою работу, принял у ребят экзамены, я был ненадолго свободен.
Отдыхать пришлось недолго: спустя какое-то время нас вновь решили перебросить в Асадабад на замену 3-го батальона, некогда сменявшего нас. Этот батальон там здорово потрепали: один из его взводов вышел на операцию по перехвату и уничтожению небольшого отряда бандитов, но попал в засаду на старом афганском кладбище. 27 человек погибли в том неравном бою, уцелел лишь один сержант, который сумел спрятаться под каменной плитой.
