Письмо А. П. вас встревожило; это понятно, но постарайтесь по возможности предать его воле Божией. Это можно сделать тогда, когда отстранишь собственную волю и не станешь указывать, что лучше и как следует. Мне думается, что надо дать ему свободу пожить, как ему хочется. Если ему наскучила служба в Петербурге, то не лучше ли было бы взять место вице-губернатора где-нибудь в губернии; там жизнь как-то повольней, пошире в своем роде. Ваше влияние на него большое, а поэтому следовало бы теперь остерегаться давать ему советы, они могут быть тяжелы для него и слишком угнетят его внутреннее чувство. Любовь тем и хороша, что она дает свободу, не ограничивает места, до которого она может следовать за любимым, но, напротив, она идет за ним в самый ад. Потому-то она и сильна, и не раз восхищала любимых изо дна ада.

29 ноября 1876 года

...Вы спрашивали о памяти смерти. Хорошо иметь память смерти, но с разумом. Когда она служит к отречению, к умилению, к сокрушению духа, к смирению. Если же она производит уныние, то и самая память смерти будет вести не к спасению, а к погибели. Во время уныния полезнее иметь память милости Божией, Его благости, Его дарований, туне нам посылаемых, спасения, даруемого Им нам и обстоятельствами жизни и самыми нашими падениями. Все хорошо в свое время, а не вовремя и самое хорошее может послужить во вред. Но есть одно дело, для которого всегда время, это дело - смирение духа, оно лучше всего.

5 января 1877 года

Газеты известили нас, еще во время моего пребывания в Себрове, о кончине Преосвященного Леонида у вас на Бабайках, а потому я особенно была рада вашим письмам, принесшим мне подробное описание всех этих достопамятных дней. Вот как дивны судьбы Божии! Я была поражена благоговейным удивлением при чтении известия об этом событии. Господь сподобил вас послужить дивной тайне: переходу души в вечность иерарха боголюбивого, подвизавшегося от юности, зачатого в духовную жизнь семенем слова Божия, преподанного Владыкой.

27 января 1877 года

...Всегда, как только случится что-нибудь неприятное для чувств наших или скорбное по отношению обстоятельств, нас окружающих, или что-нибудь вообще противное воле нашей, - вы всегда при этом говорите: "Это попущение Божие". Это слово мне всегда не нравилось и коробило мое внутреннее чувство. Я не давала себе отчета, почему так делается, но сама никогда не повторяла ваших слов и не называла попущением Божиим случающиеся с нами неприятности и скорби. Я называла это волею Божьею. Когда Господь наш Иисус Христос в виду предстоящего страдания крестного молился в саду Гефсиманском, Он не называл чашу скорби "попущением Божием", но принимал ее как волю Отца. И в нашей жизни все скорбное есть выражение спасающий нас воли Божией. А попущением Божием мы можем назвать то зло, которое мы делаем. Так мы можем говорить: "Господь попустил врагу действовать, - попустил мне забыть Его заповеди и предаться рассеянности, сластолюбию, роскоши и прочим греховным делам. Но по воле Его постигла меня болезнь, или другая какая земная скорбь и "я вошел в себя и стал отдаляться от греха". Вот видите, где попущение Божие? - Там, где зло, где грех нас постигает, а не там, где скорбь земная, плотская.

Но волю Божию не только нужно принимать, а надо ее и творить, а для этого прежде всего ее нужно познавать. Познается же она душою, когда открывает Господь душе Свою волю Сам. Открывает же Он волю Свою душе, когда она ходит пред Ним в правоте. Это правота состоит главным образом в нелицемерном намерении исполнять волю Божию, в совершенной готовности отречься от своей, в неуклонной решимости принять все, что пошлет Господь, без всякого рассуждения и самооправдания.

24 марта 1877 года

Вчера в обедню, слушая пение стихир, я мысленно говорила вам, или передавала свою мысль: "Господа можно продать подобно Иуде за самую малоценную земную вещь, но взять Его своею собственною силою нельзя". "Сам бо пришел есть спасти блудницу", - поет Святая Церковь. Сам Он приходит к душе, если она не будет Его продавать и делом, и чувством, и мыслию.

10 января 1878 года

В этом году я еще не писала вам и не приветствовала вас с новым годом. Это отчасти происходит оттого, что я не всегда ценю обычаи света и вообще все перемены этого изменяемого мира. Вот был бы действительно новый год жизни, если б душа из тьмы пришла к свету, из страстей - в бесстрастие. А то, что нового у нас? И вчера - страсти и грехи, и сегодня они же с нами, все те же старые, и все такие же новые.

28 октября 1878 года

...Как видно, вы немного унываете. И, действительно, как не унывать душе, когда она останется одна со своими грехами, страстями и немощами? Как ей не унывать, когда она видит в себе только одно зло, одну нечистоту, а сил не имеет выйти из своего состояния гибели и даже не видит исхода, не видит пути, по которому могла бы выйти? Но когда она обратится к Богу, когда откроется ей бездна милосердия Божия к людям, - пути Его благого промысла, спасающего человека погибшего, когда она начнет искать свое спасение в этой бездне милосердия, когда верою в пути Его промысла, неизреченно спасающего нас, уничтожит в себе всякое сомнение, - тогда почувствует и силу, и покой, и утешение. Тогда отойдет от души мрачное уныние, отвалится камень бесчувствия.

Мир и радость - это плод смирения. Вот пристань, где находили свой покой все добрые подвижники, все скорбящие душою, все жаждущие спасения. Не бойтесь потерять все для получения смирения, не бойтесь проходить по пустыне уныния, в которой душа все теряет и, неимущая, бесчувственная, - не в силах двигаться. С этого пути скорей всего прийти к смирению отрешением от себя.

9 ноября 1878 года

Сегодня у меня болела щека всю ночь, и потому рука несколько успокоилась, и я имею возможность написать вам... По мнению всех и отца Феодора, лучше бы я совсем не ходила в церковь. После каждого выхода у меня усиливается болезнь. Я и не ходила бы и берегла бы себя больше, если б была надежда на то, что болезнь пройдет, но так как я уверена в том, что она неразлучна будет со мною на всю жизнь, то я пользуюсь часом или днем отдыха, чтоб пойти в церковь, чтоб заняться делом, чтоб послужить чем-нибудь своим сестрам или утешить кого словом, лаской. Бог знает, много ли будет таких часов в жизни?

В эти дни, полные страданий, и в ночи бессонные я очень полюбила молиться молитвою Господнею Отче наш. Только теперь я начала несколько видеть ее Божественное достоинство, ее высоту, ее цену для человека, для души христианской. Она для меня служит и молитвенным обращением к Богу, везде царствующему, всем управляющему, все животворящему, все освещающему. Она направляет мой дух в смирение, мое чувство - к умеренным желаниям в настоящем, мое действие - в пути Божии, мое стремление - в волю Божию. Все мое существо руководствует во спасение, носит меня, заключает в истине. Кроме этого Божественного руководства не нужно ничего; оно одно может направить на истинный путь, дать душе все то, что составляет христианское совершенство. Но довольно. Будьте здоровы и молитесь обо мне, грешной.

3 февраля 1879 года

...Мне трудно писать, но я взялась за перо, чтоб дать весточку о себе и рассказать вам мой вчерашний сон.

Мне снилось, что показывают мне большую картину Тайной Вечери. Покрыт большой стол, за которым сидят по правую сторону мужчины, а по левую женщины, одеты все в одежду первых веков христианства. Смотрю и недоумеваю: где же Господь Иисус Христос? Его изображения нет посреди стола, хотя Его присутствие ощутительно и благодать Его ясно освещает всех присутствующих на Вечери. Всматриваюсь еще и вижу, что у правой стороны стола стоит диакон, а на левой диаконисса, и оба читают Евангелие. Увидавши это, я со слезами припала к столу и воскликнула: Господи! вот когда я уразумела Тайну Вечери: все святые приобщаются слову Божию, все духовно воспринимают его и им преобразуются.