Вот в этом-то доме тети Гиты и поселился наш дорогой Шеилка. Цадок Эпштейн оказался на редкость щедрым человеком, обожал приключения, любил поездить по свету. Но в то же время он обладал завидной практичностью, которая влияла на жену, так что Гита тоже теперь смотрела на жизнь весьма разумно.

В те годы люди в Одессе были помешаны на музыке, поэтому еврейские дети все как один брали уроки игры на скрипке или на фортепьяно. Не отставать же от других! – и Эпштейны, недолго думая, насильно усадили за клавиши своего сынишку Арика. Благо, пианино фирмы Беккера давно уже собирало пыль в эпштейновской гостиной. Отныне жизнь семьи наполнилась бесконечными гаммами и арпеджио.

Бедняжка Антонина Дмитриевна, дававшая уроки Арику, испытывала, по-видимому, не меньше мук, нежели ее непригодный для этого дела ученик. Мальчик возненавидел уроки музыки, и сколько его ни просила, ни уговаривала мать, – все было бесполезно. Планы Гиты сделать из сына пианиста оказались безуспешными: Арик всем своим существом противился занятиям. Тогда Гита пошла на хитрость, и у Антонины Дмитриевны появился еще один ученик – Шеилка.

К радости Эпштейнов, ход получился удачным. У Шеилки с первого же дня все заладилось. У него выявился замечательный слух, и оказались послушные, наделенные природной гибкостью пальцы. Глядя на него, неожиданно подтянулся и Арик. Шоэль же в самое короткое время догнал и перегнал своего кузена, так что учительница уделяла ему все больше и больше времени. Юноша чувствовал и понимал музыкальный язык, а податливые пальцы и желание работать обещали новоиспеченному музыканту хорошие перспективы.

Наступает зимнее утро, за окнами забрезжило, хотя в столовой, где спит Шеилка, еще совсем темно. Окна выходят на Арнаутскую; улица постепенно просыпается, уже слышны голоса, стучат лошадиные копыта, отбарабанил свое короткий ливень… Все эти звуки словно вспарывают плотный туман, нависший над городом. Шоэль открывает глаза и какое-то время лежит без движения. На часах уже восемь. Служанка Поля суетится на кухне, из соседней комнаты доносится сонный голос Арика. Подумать только – мальчишке восемь лет, а он все просится к матери под одеяло! Шоэль, не привыкший нежиться в постели, одевается.

Позавтракав, тетя Гита с Ариком выходят погулять. В доме наступает тишина – самое время готовить уроки: математику, историю, природоведение… да еще и выучить наизусть отрывок из стихотворения.

Шоэля не особенно привлекают эти занятия, но он положил себе за правило прежде всего избавляться именно от неинтересных уроков. Терпение составляет одно из главных свойств его характера, поэтому он упорно повторяет и повторяет стихотворение, пока оно окончательно не укореняется в памяти. К одиннадцати часам все домашние задания приготовлены. Шеилка складывает тетради и книги в школьную сумку и садится за пианино. На упражнения ему отводится два часа, по часу утром и вечером. Комната наполняется звуками, словно цветами.

Шеилка вдыхает их аромат; он по-настоящему наслаждается удивительными музыкальными переливами, когда звуки, как лепестки, собираются вместе и закрываются в дивный бутон, и тут же вдруг распадаются и стихают, словно опадая с цветочного стебля. Сколько изумительных тайн таит в себе пианино!

В полдень тетя Гита с Ариком возвращаются домой. Шоэль уже закончил свои гаммы и упражнения, и сейчас пришла очередь Арика позаниматься. Мальчик мужественно садится на круглый вертящийся стул, и Гита поднимает сидение. Лицо мальчика не выражает никакого желания дотрагиваться до клавишей, но Гита присаживается рядом.

– Давай, Арик, начали!

Но Арику вдруг срочно хочется пить. Потом ему приспичивает в уборную. Мальчик упрямо оттягивает момент начала своего мучения, мать сердится и теребит его.

А Шоэль в это время читает рассказ Эзры Гольдина о еврейском демоне[45]. В юноше крепко засел иврит – в гимназии «Герцлия» он получил такой мощный заряд, которого хватит до конца жизни. Но вот слышатся неприятные скрежещущие звуки – это Арик приступил к своим упражнениям. Гита сидит как на иголках, фальшивые ноты мешают и Шоэлю. Он встает, подходит к Арику и пробует ему помочь. Удивительно, но мальчик слушается Шеилку, его непослушные пальцы начинают потихоньку работать.

Потом в гостиную выходит Поля: «Обед!». Стол накрыт, пар поднимается над тарелками с горячим супом, Гита и дети рассаживаются по местам. Шоэль уже взрослый, с ним не возникает никаких сложностей, но вот с непоседой Ариком спокойствия не видать – он капризничает, отказывается есть, его приходится уговаривать. Трудно матери с избалованным мальчиком…

В половине второго Шоэль берет сумку и торопится на улицу. Там стоит привычный гвалт, и скрип, и визги, звучит русский одесский говор вперемежку с еврейскими интонациями. Кусты мимозы облепили дома с обеих сторон. Мальчик добирается до гимназии и заходит в класс. А здесь тоже своя жизнь – тридцать учеников, по двое на каждой скамье, каждый со своим норовом и увлечениями.

Сосед Шоэля, Боря Шульберг, обожает приключенческие рассказы, зачитывает и перечитывает их до дыр. В особенности он любит детективные истории с похождениями сыщиков и шпионскими страстями. Его герои во сне и наяву – это Шерлок Холмс, Нат Пинкертон, Ник Картер[46]. Иногда Боря читает прямо на уроках и попросту забывает, где находится, что, конечно, ужасно сердит учителей. Его увлекают описания жутких ситуаций, таинственных убийств; вместе с сыщиками он шаг за шагом ведет сложные расследования, вьет вокруг преступника паутину неопровержимых фактов, ловит волнующий момент, когда опасный злодей наконец понимает, что тайна его раскрыта! Шоэль тоже не пропускает детективы, хотя и знает, что это отнюдь не вершина литературного творчества. И все бы ничего, если бы чтение этих книжек, как бы быстро они ни проглатывались, не отнимало столько драгоценного времени…

Прозвучал звонок, и в класс входит учитель математики Александр Иванович – высокий, с большим выдающимся вперед кадыком. Каштановые волосы падают ему на лоб, и Александр Иванович отбрасывает их резким движением головы. Его сменяет учитель русской литературы Козлов, пожилой человек, которого любят ученики. У него седые усы и красноватое лицо. Затем идет латынь; ее преподает Ярема, инспектор гимназии, небольшого роста, с брюшком. Он работает по собственной методе, используя учебник, который сам же и написал. Ярема любит пошутить, но глаза у него какие-то недобрые, так что шутки не вызывают смеха.

Учебная программа включает и «Закон Божий». От этой дисциплины ученики-евреи освобождены – вместо нее изучается история еврейского народа по книге Дубнова[47]. Но могут ли эти занятия заменить Шоэлю памятные уроки в далекой «Герцлии»?..

Вечереет, заканчивается последний урок. Ученики выбегают из школы, начинают дурачиться, кидать друг в друга сумками. Наконец, угомонившись, расходятся. Шоэль возвращается домой со своим другом Шульбергом. Они одеты в русскую гимназическую форму: серо-зеленую шинель с блестящими пуговицами, на голове – фуражка с лаковым околышком и металлической кокардой желтого цвета. По дороге мальчики взахлеб пересказывают друг другу всевозможные истории. У Бори это чаще всего оказываются грабители, врывающиеся в банк в масках и с пистолетами в руках.

Друзья идут по зимнему холодному городу. Улицы покрыты крепким снежным настом. На столбах висят фонари, но они едва освещают дорогу. Магазины все еще открыты, и в окнах светло. Шоэль украдкой всматривается во встречных молодых женщин. Юноша подрос, созрела и плоть; каждая женщина для Шоэля теперь – неразрешимая загадка. В этом отношении шестнадцатилетним юношам приходится нелегко…

– Пошли ко мне! – соблазняет Шеилку Борис. – Могу дать тебе Пинкертона до завтра.