Паника в тюрьме и шум на улице, который слышал Генек, не имели ничего общего. Генек случайно оказался в центре района, где проводилась облава на евреев.

Свернув за угол, он внезапно столкнулся лицом к лицу с двумя эсэсовцами.

— Эй, ты, тебе чего надо в этом вонючем районе?

— Ничего, — ответил Генек, тяжело дыша. Пистолет жег руку в кармане, но делать было уже нечего. Улица была полна немцев. Евреи стояли шеренгой лицом к стене, с поднятыми вверх руками.

— Еврейский дружок? Хорошо, проходи к своим друзьям. Вместе поедете в Освенцим. Слышал когда-нибудь о таком местечке?

«Надо стрелять, стрелять, пока хватит патронов. Лучше умереть от хорошей порции пуль, чем дать себя схватить и попасть в этот ужасный лагерь», — думал Генек. Он осторожно нащупал пистолет, но осуществить свой план не успел. Послышался окрик:

— При попытке оказать сопротивление, вся банда будет немедленно расстреляна на месте!

Генек посмотрел на беспомощные фигуры задержанных. Он знал, что эсэсовцы выполнят угрозу.

— Веди его к грузовику, Клаус. Это не еврей. Отправим его сначала в тюрьму в Варшаву.

В грузовике ему удалось избавиться от пистолета. Генек с удовлетворением улыбнулся: ведь ему удалось освободить из тюрьмы товарищей.

А что касается Освенцима, время покажет. Он из выносливых! Может быть, и там им не удастся его сломить. И он уже начал строить планы побега из лагеря.

С первого дня своего появления в партизанском отряде Тадеуш влюбился в Ядвигу. Она уже давно была там, но до него никто на нее не обращал внимания. Другие видели в ней просто товарища и ценили за умение готовить еду и чинить одежду, что было очень нужно в боевом партизанском отряде.

Ядвига привыкла к своему положению. Внешне она почти не отличалась от остальных бойцов и казалась со своими коротко подстриженными волосами и в заношенном мешковатом солдатском обмундировании подростком.

Но Тадеуш сразу заметил ее белое личико, выразительные губы, тонко очерченные брови над умными карими глазами.

На взаимность он не рассчитывал, так как красотой не отличался да к тому же прихрамывал после осколочного ранения в сентябрьские дни 1939 года. В боевых операциях Тадеуш не участвовал и не разделял поэтому славы героев. Он скромно обучал партизан радиотелеграфному делу и азбуке Морзе. Командир партизанского соединения придавал этим занятиям особое значение, полагая, что партизанские отряды будут переформированы в подразделения регулярных вооруженных сил, когда подойдут русские. Тадеуш считал, что его скучные уроки не могли заинтересовать Ядвигу, и он молча восхищался ею, мечтая бессонными ночами в своей землянке о счастье с ней.

Если бы не война, он кончал бы сейчас инженерный факультет Варшавского университета. Но пришли немцы, и в 1939 году он раненым попал к ним в лапы. Его отправили в лагерь под Данцигом, откуда ему удалось бежать в начале 1941 года. Так он попал к партизанам. Он ничего не знал о родителях, но надеялся, что у них в Варшаве все в порядке.

Тадеуш всегда был серьезным юношей и не принимал участия в легкомысленных студенческих проделках и в кутежах со смазливыми девчонками.

Ядвига посещала его занятия, как и все другие. Он любовался ею, склонившейся над тетрадью, восторгался ее нежной шеей и трогательной грудью под старой солдатской курткой. Ему было приятно держать ее руку в своей, исправлять чертеж, вдыхать аромат ее пышных густых волос.

Он один видел в ней женщину и оказывал ей знаки внимания. Раньше она сама ежедневно ходила с ведрами к реке за водой. Теперь это делал Тадеуш. Он помогал ей чистить картошку, разделывать убитых кроликов и мыть пустые котелки. Другие партизаны избегали подобной работы, а Тадеуш делал это с удовольствием. Ведь тогда он мог оставаться с Ядвигой, смотреть на ее ловкие руки и разговаривать с ней. Она всегда относилась к нему дружелюбно. Иногда Тадеушу казалось, что она предпочитает его общество обществу других, но он боялся поверить в это. Как мог он, хромоногий, тягаться с героями, убивавшими врагов десятками.

Тадеуш никогда не осмелился бы признаться ей, если бы не случай. Ему было поручено сопровождать Ядвигу в Пальмиры, городишко севернее Варшавы, примерно в двадцати километрах от их штаба. В Пальмирах жил подпольщик, поддерживавший хорошие отношения с немцами, но в действительности работавший на партизан. Он собирал данные о перемещениях немецких войск, о складах боеприпасов и т. п. Каждую неделю за ними ходила Ядвига, так как женщина вызывала меньше подозрений. Она переодевалась в темно-синее платье и выцветшее бежевое пальто. Тадеуш всегда с тоской смотрел, как она уходит, и радовался ее возвращению. Сердце его билось сильнее при виде ее стройной и гибкой фигурки в скромном наряде. Иногда в своих самых смелых мечтах он отваживался представить ее без одежды, но со стыдом гнал подобные мысли прочь.

Обычно, на случай всяких непредвиденных осложнений, Ядвигу до окраины города сопровождал один из партизан. Пока все обходилось благополучно. Правда, однажды ей целый день пришлось разыскивать отряд, ушедший на выполнение задания по уничтожению важного железнодорожного узла.

На этот раз сопровождать Ядвигу поручили Тадеушу. На вопрос, не трудно ли ему будет, Тадеуш с радостью воскликнул: «О, нет!»

И вот они идут по осеннему сырому лесу. Ядвига — впереди: ей здесь знакома каждая тропинка. Тадеуш — сзади. Он даже не пытался поравняться с ней, не зная, с чего начать разговор. А так он может молча любоваться ею. В женской одежде и походка у нее изменилась. Тадеуш смотрел на ее покачивающиеся бедра, и на душе у него теплело. Но он чувствовал себя совершенно беспомощным, ничего не понимая в этом великом чуде — женщине.

В лесу пахло влажной сосной. Капли дождя, падавшие с деревьев, сверкали, как бриллианты, в волосах Ядвиги. Тадеуш пытался вспомнить диалоги из фильмов, которые он видел раньше, и из книг, читанных им. Герои фильмов и романов всегда были очень красноречивы. Они легко расточали комплименты и без труда завоевывали сердца возлюбленных.

И все же уж если ему и суждено когда-нибудь признаться ей, то лучшего случая не найти. Глухой лес, кругом ни души. Самая подходящая обстановка для объяснения.

Но с чего начать? Сказать, что он ее любит? Она, пожалуй, ответит пощечиной. Они никогда не говорили о личных делах. Он не сделал ей ни одного комплимента. Во всех романах герои начинали с комплиментов.

— Ты очень красива, — произнес он без долгих раздумий.

Она остановилась.

— Что ты, Тадеуш? Не смейся надо мной. Я знаю, что выгляжу как замарашка.

— Нет, ты красивая, — повторил Тадеуш настойчиво. — Я считаю тебя красивой.

— Иди сюда! Пойдем рядом, — сказала Ядвига. — Не надо так говорить. Не обижай меня. Знаешь, мой отец был врачом. Мы жили в Варшаве и были очень бо— гаты. По вечерам к нам приходили гости. В вечернем платье, с длинными волосами я была действительно красивой.

— Для меня ты и сейчас очень красива, — перебил Тадеуш. — Я никогда не видел ничего прекраснее твоих глаз и твоих рук.

— Как я ненавижу мою теперешнюю жизнь! — продолжала Ядвига. — У нас в доме было много слуг. Я никогда не занималась кухней, а теперь я прислуга грязных, некультурных грубиянов.

— Не говори так, Ядвига, — сказал Тадеуш. — Они хорошие товарищи. Все они настоящие поляки! И дерутся как черти. Не их вина, что они выглядят неотесанными. Война заставила их жить не по-человечески.

— Я не хочу жить по-скотски, — возразила Ядвига с жаром. — Раньше я ежедневно принимала ванну, играла на пианино и скрипке. Мужчины восхищались мной и ловили мою улыбку. А в лесу ребята даже не заметили, что я женщина. Хотя, может быть, это и к лучшему. Если бы они вдруг увидели во мне женщину, то мне пришлось бы худо.

— А я вот увидел, что ты женщина, — тихо произнес Тадеуш.

— Ты — совсем другое дело. Ты студент.

— Да, еще год, и я стал бы инженером, но чертовы немцы все испортили.