— Повезло нам! Не окажись ты в плавкоманде, пришлось бы нам, мужчинам, заниматься женской ерундовиной, — заговорил Костик, сидевший на камне в тени солярия; он распускал веревку, играя ею: прикладывал к верхней губе — усы! — приспосабливал ниже спины — хвост! — А так, выручаешь ты нас, подруга!
— Она женская, эта ерундовина, потому, что с нею не справитесь вы, — Лидия-Лидуся сделала многозначительную паузу, — друзья-мужчины!
Костик взмахнул полураспущенным концом, хлестнул им по песку, едва не достав Лидию-Лидусю.
— Ты!.. Не очень! — тотчас же вспыхнул Олег.
— А то… что? — артистично вскочил Костик.
— А то… то! — Олег встряхнул поплавки.
Обстановка накалялась. Не хватало еще, чтоб до зарождения дружбы у ребят появилась вражда, пусть нелепая, пусть недолгая, но вражда — отрава, которая бесследно не проходит.
— Парни! Латки будет ставить, кому выпадет! — вмешался Виль, — Кто не умеет, научится… А самых горячих — сейчас в ручей!
— Бррр! — Костик опустился на свой камень, независимо помахивая веревкой.
Лидия-Лидуся снисходительно усмехнулась: мальчишки!.. «Странно, — размышлял Виль. — Чего это она ставит Олега на одну доску с Костиком? Из конспирации, небось?»
А она сходила в сараюшку, нашла там обрезки брезента, показала Вилю:
— Хорошие латки выйдут. Скажите, куда их, я выкрою…
На скуластеньком лице ее обозначился свежий румянец — то ли солнце тронуло кожу, то ли скрытое волнение выдало себя.
Приблизился Олег, посоветовал ей:
— Низ мешков надо обшить сплошняком. Так рациональней.
Лидия-Лидуся как не слышала его — ожидающе смотрела на Виля: что вы скажете?
— Олег прав. Так и сделаем. За совет — спасибо.
Олег подавил вздох, обратился к Вилю:
— Поплавки намотаны на палки, запутываются. Давайте заменим палки рамами. Такими, чтобы концы рожками торчали. А между рожками будем пропускать веревку с поплавками, а? Рациональней будет.
— Молодец ты, Олег, инициативный ты парень, — похвалил Виль, намеренно пережимая тоном и поглядывая на Лидию-Лидусю.
Она, ворочая тяжелый тент, не заметила похвалы, а может, сделала вид, что не заметила.
— Пойди, Олег, в лагерь, раздобудь рейки, попроси в кружке «Умелые руки» гвозди, молоток и ножовку, — сказал Виль, посмотрел на Вадика, пожалел его: — Возьми в помощь себе Вадика. По дороге туда-сюда прикиньте конструкцию рамы, чтоб была легкой и жесткой… Словом, рациональной.
Вадик подхватился, обрадованный:
— Я видел рейки за домиком, в котором садовник с садовничихой живут. Объясним — разрешат взять несколько штук. А с поплавками потом враз справимся, поднажмем и справимся.
— Уговор! — предупредил Виль.
— Уг…говор! — после небольшой паузы заверил Вадик: поборолся сам с собой… если уже знает себя.
— Меня надо было послать, меня! — проводив ребят взором, назидательно произнес Костик. — Садовник сам ни палочки не даст. Олег не решится утащить. Вадик — не сумеет… А я…
— А ты уронил бы высокую репутацию плавкоманды, — закончил Виль.
— Хо! — Костик на итальянский манер помахал перед собой рукой со сложенными в щепотку пальцами. — Кто бы что бы знал бы?
— А как быть со славой? — Лидия-Лидуся иронично цитировала слышанное или читанное. — С восхищением одних и с плохо скрытой завистью других — как быть?
Костик, как косу, приложил к голове Лидии-Лидуси седые пряди расплетенной веревки, зашамкал:
— Вше в швое время, хех-хе! Пролетит четверть века! Поишковая группа пионеров выйдет на след, найдет последнюю дряхлую свидетельницу событий штарушку Клеменчиху. И в школьном мужее появится штенд, а пошреди того штенда — давний портрет Конштантина Кучугура…
Лидия-Лидуся выдернула из пряди длинную нитку, вдела в иглу, сделала первый стежок, всхлипнула:
— Старушка шила и оплакивала юного храбреца, которого начальник лагеря строго наказал в тот же день, когда был свершен подвиг. Потому что в том лагере про всех знали всё, и даже больше…
— Не надо слез! — с надрывом воскликнул Костик, поднял камешек, бросил, но до воды не добросил — далековато было до воды. Он вскинул руку, чтобы повторить попытку, и замер: к солярию приближалась Пирошка. Она была в белом халате, застегнутом на одну пуговицу, в опущенной руке — палка с термометром. Через плечо — махровое полотенце.
— Такая жара, а у вас так много неотложной работы! — растягивая слова, сказала она.
— Поможете? Иголка и нитка найдутся, — с надеждой спросил Виль.
— Оставьте для меня долю — на тихом часе сделаю…
— К обеду мы должны все закончить, — отрезала Лидия-Лидуся.
Пирошка с сожалением развела руки, полы халата разошлись:
— Очень и совсем занята.
Она пошла к морю, халат развевался на ней, как туника. Ноги погружались в песок, и шаг был медленным, торжественно-размеренным.
— Идет делать бесполезное дело, а как важно выступает. — Лидия-Лидуся жеманно подвигала плечами. — Будто от того, что она сунет свой термометр в море, погода изменится. А все равно ведь не купаемся, акклиматизируемся…
— Не язви, — едва не крикнул удивленный и уязвленный Виль. — То, что тебе представляется бесполезным, не обязательно бесполезно.
— А вы не разглядели, что там на термометре? — передразнивая Пирошку, Лидия-Лидуся поднесла к носу вытянутый палец. — Вы так смотрели…
— Я вот на тебя… смотрю, — растерялся Виль. — Впервые встретила женщину, а так изображаешь ее…
— И не впервые… Она и в том году была здесь. В нее все мужчины влюблялись, крутились вокруг.
— Мужчины… А она?
— Она… — Лидия-Лидуся помолчала и заговорила по-иному, уважительно и как бы в назидание: — Она никем, кроме своей Катерины, не интересуется… Детишек лечит хорошо — если бинт присохнет, она снимает, что и не чувствуешь. Рука у нее чуткая, добрая…
— Вот видишь…
А Пирошка подняла руки к плечам, и халат опал на песок. Зайдя в воду, мягко легла на нее, накрылась волной…
Он насильно отвернулся. Отчего-то тянуло посмотреть на Лидию-Лидусю, узнать, что там, на ее скуластеньком лице? Опустив голову, Виль занялся мешком. Лицо горело. Костик, ехидный хитрец, сел возле, стал молча помогать, — выходит, он не только хитрец и ехидна.
Когда, возвращаясь в лагерь, Пирошка поравнялась с ними, Виль вопросительно глянул на нее.
— Море — ой! С собой унесла бы!
— Останьтесь с нами, поделитесь морем, — попросил Костик.
Пирошка, удивленно вглядываясь в мальчика, чуть наклонилась к нему:
— Ты добрый-добрый! Ты такой добрый!
И пошла, не оборачиваясь.
Вернулись Олег с Вадиком, принесли все, за чем ходили: к счастью, встретился им начальник лагеря, которому садовник отказать не мог — планки брали на выбор.
Олег разравнял песок и, чертя на нем тонким прутиком, показал, как можно сделать конструкцию жесткой, не утяжеляя ее, — всего-навсего одной планкой с концами, отпиленными под определенным углом: косые концы упрутся в прямые поперечины, прямые поперечины в свою очередь будут давить на косые концы. Над чертежом склонились все, даже Лидия-Лидуся. Защищая проект, Олег взглядывал на нее, как на главного оппонента: «Хорошо ведь?» Она поскупилась на похвалу — смолчала.
— Простое и рациональное решение, — одобрительно произнес Виль и, увидев, как покраснел довольный Олег, добавил: — Инженерно мыслишь. Постарайся, чтоб и в материале все было четко, строго по замыслу.
— Да мы тут оба с Вадиком мороковали! — Олег честно делил удачу на двоих.
— Понятно, что оба. Молодцы, ребята. Беритесь!
Костик сразу присоединился к Олегу и Вадику. Лидия-Лидуся нет-нет, а бросала шитье, смотрела, как парни плотничают-столярничают. Ей и самой, должно, хотелось пилить шершавые планки ножовкой, вколачивать в дерево ровные глянцевые гвозди, хотелось! А сдерживала себя. Сдерживался и Виль, вдвойне сдерживался. Кому не интересно поработать своими руками, преобразуя материал в оригинальную конструкцию, даже если это элементарная рамка для поплавков? И, кроме того, ребята, конечно, не те мастера, что могут безупречно справиться с новым для них делом. Сам бы ловчей, аккуратней и надежней сработал! Так-то оно так, но раз оттеснишь ребят, другой подменишь — и не научатся они работать и спрашивать с себя, не узнают, что уже умеют, чего еще не умеют, не поймут, как искать собственные ошибки и просчеты и как их исправлять. Терпи, брат Вилюр, терпи, дай парням воли — она скорей, чем занудная опека по каждому поводу, приохотит их к самостоятельности и обстоятельности…
