Режиссерша Марина Евгеньевна, против ожиданий, не стала ни приставать, ни оглашать вчерашний Лизин уход. Буркнула:
— Привет. Ты в порядке? Тогда иди за кулисы. Там девочки Живанши. Сам приедет только завтра, к показу, там его шеф кабины, такая рыжая дама. Разбираться будешь с ней. У них жуткий бардак. Платьев собственных не помнят, номеров не записано, да еще и приволокли своих «коров» — кто их просил!
«Коровы» — это манекенщицы. Лиза вздохнула.
— Если наши начнут опять топыриться с каждым платьем по полчаса, гони их без платьев. Прямо так, времени нет. Поняла?
«Коровы» топтались за кулисами, щебеча на французском.
— Parlez-vous francais, mademoiselle? — спросила одна из них, недовольно кривя рот. «Мадемуазель» по-французски не умела «парле» ни словечка. «Корова» презрительно отвернулась.
— Merde! Сette traductrice russe n'est pas competentе pour le defile vrai! — яростно выпалила она в сторону своих товарок. Те на мгновение смолкли.
— Переведите им, — сказала Лиза переводчице как можно тверже, — что они должны немедленно идти одеваться. Если не хотят, то пусть на репетиции пройдут прямо так. Но они не должны задерживать режиссера ни на минуту — иначе все полетит в тартарары. И скажите им, что с них возьмут штраф. Неустойку, или что там еще.
Переводчица, полная дама средних лет с белым пятном на русой торчащей челке и намалеванными синими тенями на веках, кивнула и, повернувшись к девицам, затараторила по-французски. Девицы в ответ возмущенно залопотали, но Лиза не слушала их — она уже «выгоняла» к «языку» одетых русских манекенщиц, сверяясь со списком и номерами.
— Катя, Василиса, Ильмира, Вика, Оля, Таня, Женя, Полина, Майя — все? Майя, ты первая, потом Василиса, потом Катя, остальным я скажу. Майя, при выходе на подиум немного задержись, пожалуйста.
— Постоять под логотипом?
— Да, умница.
Работа забивала голову и отвлекала от мрачных мыслей. Лиза поймала себя на том, что почти не волнуется за предстоящий показ и в то же время хочется сделать все именно так, как должно быть. Не как судьбе будет угодно, а как распорядятся они с режиссершей. И даже ужасные события стали как-то сглаживаться, отходить. Не смей, сказала себе Лиза. Не смей себя ругать. Соберись. Сосредоточься. Ты заработаешь немного денег. Отыщешь ребят. И все будет хорошо. Ты их отыщешь. Ты, и никто другой. И не забивай себе голову разными глупостями. Димка был прав — эта бабка ничего не понимает. Наплела про каких-то медведей. В субботу последний показ, значит, в понедельник надо будет съездить в Петровское, сходить в ментовку и поднажать на тех, кто занимается поисками детей. А сейчас — работать!
Манекенщицы проходили по «языку», одна за другой, в сверкающих платьях, гордо подняв причесанные головки.
— Не сутулиться! Свет на подиум! — доносилось с пульта.
Димке она сказала, что ей нужно съездить домой за вещами и за документами. На три дня. Димка немного приболел и капризничал, как капризничают только недомогающие мужчины. Надулся и ответил, что это почти предательство — бросить его на целых три дня. Просто невероятное предательство. Как она может бросить его, больного, на произвол судьбы?
— Димочка, у тебя всего-то тридцать семь и три.
— Мне так плохо. А ты еще и сбегаешь.
— Не сбегаю. Мне по делу надо. Ничего страшного, лекарства все есть.
— Ты — мое главное лекарство.
— Димочка, ну мне очень надо, понимаешь.
Вот тогда это случилось.
Димка вдруг приподнялся на локте и заорал, как бешеный:
— Ну вали, вали, ненормальная! Выдумала себе чего-то там и носится с этой выдумкой! Хватит, не могу больше, отстань ты от меня, Христа ради.
Лиза молча встала. Взяла куртку, сумку. Вышла. В голове крутилась мысль — больше не вернусь. Он не понимает. И никогда не поймет. Значит, я должна быть одна.
Приехав в Петровское, она позвонила на мобильный Женьке. Слава Богу, Женька номер не поменяла, мобильный был включен, поэтому все разрешилось в пять минут.
— О чем речь, подруга, знаешь, как я рада буду! А твои не засекут?
— Постараюсь, чтоб не засекли.
— Ну давай, подъезжай. Я дома буду минут через десять.
У Женьки был бардак, но довольно уютный бардак. Пахло сигаретами, дорогим хорошим кофе и мужским парфюмом.
— Знаешь, подруженция, я, кажется, наконец, подцепила настоящего мужика, — таинственно сообщила Женька, втаскивая в комнату поднос с едой.
— Как на лотке?
— Да, так. Средне. После тебя помощников и не найти — такая вторая еще не родилась на этот свет. Сечешь? — Женька хихикнула и налила горячий суп в тарелки. — Давай, рубай, голодная небось?
Обед затянулся. Но в конце концов суп и сардельки с жареной картошкой были доедены, кофе допит, выкурена традиционная сигарета, перемыты косточки всем соседкам. Женька расслабилась, можно было приступать к основному допросу.
— Слушай, Жень, а ты Макса в тот день видела?
— Видела. Утром. Детву в садик вел.
— А вечером не видела?
— Не, я в тот день поздненько вернулась, а узнала обо всем вообще случайно, аж через неделю, от Бобылихи с четвертого этажа.
— Ну, ей немудрено все прознать, она на лавке целый день болтается. Надо бы ее расспросить…
— Только ты не сама. Я спрошу, ладно? Она ведь догадливая, Бобылиха-то, еще брякнет твоим.
— Может брякнуть. Ладно, спроси.
— Ты коньяк будешь?
— Нет, не пью.
— А я пью. Давай каплю, за компанию. На язычок. Глядишь, уснешь получше.
— Не надо, Женечка, спасибо. Пойду-ка я схожу кой-куда.
— Как хочешь. Осторожнее в лифте.
— А я пешком, — Лиза торопливо накинула куртку и выскочила на лестницу.
Следующим намеченным пунктом было местное отделение милиции. Поднять заявление отца о пропавших детях через дежурного оказалось несложно. Сложнее было выяснить, кто занимается этим делом и что известно на данный момент. В конце концов Лизе сказали, что следователь в отпуске, а дело передано на закрытие за отсутствием состава преступления. Лиза пожала плечами — в принципе, от милиции она ничего особенного и не ждала. Теперь надо будет спросить в школе и в детском саду, но это уже завтра.
На обратном пути Лиза решила зайти в супермаркет — купить чего-нибудь съестного к ужину. Несмотря на то, что рабочий день недавно кончился, в супермаркете почти никого не было. Она неторопливо набрала продуктов в корзинку, подошла к кассе и тут услышала разговор двух женщин за спиной.
— Мужик-то сдал совсем, представляешь? Прямо высох. Надо же, за год одни несчастья ему.
— А дочка его куда девалась?
— Да видно, туда же.
Теперь она узнала этих женщин — они жили через подъезд в то же доме, у одной мама иногда брала детские выкройки. Лиза не стала оборачиваться. Значит, люди в доме что-то видели и знают. Что? Но в школу и в садик она все-таки должна сходить.
Грязь чавкала под ногами. Лиза недовольно подумала, что бесконечная стройка сильно усложняет жизнь и перегораживает подходы к дому. Вдоль дощатого забора, огораживавшего стройку, тянулась единственная узкая тропинка, все остальное было перекопано. Огибая забор, заметила женскую фигуру — и как раз вовремя. Она. Лиза оглянулась вокруг, заметила рядом подходящую дыру в заборе и шмыгнула туда. Прислонилась лопатками к доскам, слушала — шаги приближались. Неторопливая походка женщины, которая вышла прогуляться вечерком, перед сном. Внезапно шаги стихли — почти напротив дыры. Лиза задержала дыхание. Послышался шорох, словно кто-то подходил к дырке. Лиза осторожно сделала шаг в сторону и постаралась распластаться на досках, стать тоньше, незаметнее. Ощутила чужой запах — пахло затхлым погребом и гнилью. Ее пробрал холод — нездешний, странный, окатил ледяным смрадом до самых костей. Противник был здесь — но вроде бы не чуял ее. Потом холод так же внезапно схлынул, шаги стали удаляться. Лиза подождала некоторое время, пока все стихнет, и осторожно выбралась из дыры наружу. На тропинке никого не было. Она скорее побежала к дому. Ввалилась в Женькину квартиру со стоном — почему-то сильно ныли колени, больно было стоять. Женька заставила ее хлебнуть коньяку, уложила на тахту, укрыла одеялом и возбужденно заговорила:
