Аристарх Доминикович. Общественное мнение заговорило. Идем.
Уходят.
Явление третье
Проходят еще две старушки.
Первая. Не весело стало у нас на кладбище, нет, не весело. И гулянье не то, и покойников интересных нету.
Вторая. В наше время покойники что дрова – жгут их, матушка.
Первая. Потому что о будущем не заботятся, вот и жгут. А придет воскресение, воскресать-то и нечем. Ох, ох, ох, ах, ах, ах, а уж дело-то сделано.
Вторая. Вот тогда посмеемся над ними, Панкратьевна.
Проходят.
Явление четвертое
Вбегает Клеопатра Максимовна, таща за руку Олега Леонидовича.
Клеопатра Максимовна. Вот.
Олег Леонидович. Что – вот?
Клеопатра Максимовна. Здесь.
Олег Леонидович. Что здесь?
Клеопатра Максимовна. Здесь его похоронят.
Олег Леонидович. Кого похоронят?
Клеопатра Максимовна. Олег, я признаюсь тебе… я убийца. Я убийца, Олег. Олег, обнимите меня, мне страшно.
Олег Леонидович. Будет вам, Клеопатра Максимовна, полноте.
Клеопатра Максимовна. Олег, вы какой-то такой, вы особенный, вы меня не осудите. Олег, я убила его.
Олег Леонидович. Кого?
Клеопатра Максимовна. Подсекальникова. Олег, он хотел мое тело, он хотел меня всю, но я говорила: «Нет». И вот он лишил себя жизни из-за меня. Олег, я убийца! Мне страшно, Олег. Везите меня к себе.
Олег Леонидович. Лучше я вас домой отвезу, Клеопатра Максимовна.
Клеопатра Максимовна. Олег, я признаюсь тебе: моя мама была цыганкой. Ее тело лишало ума, как гром. С пятнадцати лет я стала вылитой матерью. Помню, в Тифлисе я поехала на извозчике покупать себе туфли, и что же ты думаешь, приказчик сапожного магазина не сумел совладать с собой и так укусил меня за ногу, что меня увезли в больницу. С тех пор я ненавижу мужчин. Потом меня полюбил иностранец. Он хотел одевать меня во все заграничное, но я говорила: «Нет!» Тогда меня стал обожать коммунист. Мой бог, как он меня обожал. Он сажал меня на колени и говорил: «Капочка, я открою перед тобой весь мир, едем в Алупку». Но я говорила: «Нет!» И он проклял меня и вышел из партии. Потом меня захотел один летчик. Но я рассмеялась ему в лицо. Тогда он поднялся над городом и плакал на воздухе, пока не разбился. И вот теперь Подсекальников. Женщины падали перед ним как мухи, Раиса грызла от страсти стаканы и дежурила возле его дверей, но он хотел только меня. Он хотел мое тело, он хотел меня всю, но я говорила: «Нет!» Вдруг – трах, и юноши не стало. С тех пор я возненавидела свое тело, оно пугает меня, я не могу оставаться с ним. Олег, возьмите его себе!
Олег Леонидович. Видите ли… Клеопатра Максимовна… Дело в том…
Отец Елпидий (за сценой). И сотвори ему вечную память!
Клеопатра Максимовна. Боже мой. Это он. Ой, мне плохо. Держите меня, Олег. Крепче, крепче. Олег, я слабею. Это выше меня. Олег, я не в силах противоборствовать. Я буду сейчас вырываться на похороны. Олег, ты не должен меня отпускать. Крепче, крепче. Пустите меня, пустите. Хорошо, я поеду.
Олег Леонидович. Куда?
Клеопатра Максимовна. К вам.
Хор (за сценой). Вечная память.
Олег Леонидович. Видите ли, Клеопатра Максимовна, только вы не поймите превратно мои слова, но сегодня мне несколько… неудобно. Дело в том…
Клеопатра Максимовна. Все понятно. Молчи. У тебя Раиса. Олег, я раскрою тебе глаза. Олег, я клянусь тебе перед этой могилой, что Раиса обманщица. Все ее тело построено на фу-фу. Каждое утро она подкладывает ноги под шкаф и делает упражнения животом. А я… Моя мама была цыганка. Я росла и цвела без обмана, как дерево. Олег, увезите меня к себе.
Олег Леонидович. Уверяю вас, Клеопатра Максимовна, что сегодня мне несколько неудобно.
Хор (за сценой). Вечная память.
Клеопатра Максимовна. В таком случае, Олег Леонидович, я знаю, что мне остается сделать. Прощайте! (Убегает.)
Олег Леонидович. Клеопатра Максимовна! Капа! Капочка! (Бросается за ней.)
Хор (за сценой). Вечная память, вечная память, вечная память.
Явление пятое
Гроб. Похоронная процессия. Отец Елпидий, дьякон, певчие, Мария Лукьяновна, Серафима Ильинична, Маргарита Ивановна с кутьей, Аристарх Доминикович, Александр Петрович, Виктор Викторович, Пугачев,
Егорушка, Раиса Филипповна, жильцы, проститутки, старухи, гуляющая публика, любопытные, факельщики.
Хор. Вечная память, вечная память.
Аристарх Доминикович. Осторожнее, осторожнее.
Александр Петрович. Гражданин, не пихайте вдову, пожалуйста.
Маргарита Ивановна. Тише, тише кутью.
Егорушка. Да куда же вы лезете?
Первая старушка. Молодой человек, пропустите бабушку.
Егорушка. Вы покойника бабушка?
Первая старушка. Нет, я так.
Егорушка. Ну, тогда вы и здесь постоите, не барыня.
Пугачев. Опускайте.
Александр Петрович. Поставили.
Виктор Викторович. Кто у нас выступает от имени масс?
Аристарх Доминикович. Вот. Егор Тимофеевич.
Виктор Викторович. Начинайте, Егорушка.
Егорушка. Я боюсь.
Александр Петрович. Да чего ж вы боитесь, Егор Тимофеевич, ведь надгробное слово не так уже страшно.
Егорушка. Как же слово не страшно. Слово не воробей, выпустишь – не поймаешь, так вот, значит, выпустишь – не поймаешь, а за это тебя поймают и не выпустят.
Аристарх Доминикович. Но ведь мы же условились.
Егорушка. Все равно я отказываюсь. И потом, я не знаю, с чего начинать.
Виктор Викторович. У меня есть для вас замечательное начало. Вы начните, Егор Тимофеевич, так: «Не все спокойно в королевстве Датском».
Егорушка. Кто сказал?
Виктор Викторович. Марцелл.
Егорушка. Что ж вы раньше молчали? Чудак вы эдакий. (Бежит к насыпи.) Дайте место оратору. (Взбегает на насыпь.) Граждане, разрешите мне поделиться с вами радостной новостью. Минуту тому назад до нас дошли сведения от товарища Марцелла, что в королевстве Датском не все спокойно. Поздравляю вас. Между прочим, этого надо было ожидать. Прогнившая система капитализма проявила себя. Кто там дергает?
Виктор Викторович. Что вы порете? Я же вам для начала сказал, понимаете? Вы должны были сразу на покойника перейти.
Егорушка. Не волнуйте оратора. Перейдем. Итак, товарищи, в Дании неспокойно, тем не менее умер один из нас. Но утритесь, товарищи, и смело шагайте вперед, в ногу с покойником. Но вернемся, товарищи, к Дании. Вы опять меня дергаете. Дания – это…
Аристарх Доминикович, Александр Петрович и Виктор Викторович стаскивают Егорушку с насыпи.
Голоса. Что случилось?
– В чем дело?
Александр Петрович. Дорогие друзья. Предыдущий товарищ почувствовал себя плохо. Больше он говорить не может. Слишком свежа эта рана, слишком тяжка потеря – слезы душат его.
Мария Лукьяновна. Ну зачем я живу, ну скажите мне, граждане.
Маргарита Ивановна. После, после, потише, Мария Лукьяновна, не мешайте писателю.
Виктор Викторович.
Что хочешь пей, как хочешь сквернословь,
Он заплатил за всех назначенную цену.
Вся жизнь его была похожа на любовь,
А наша жизнь теперь похожа на измену.
