Джеральд наверняка понимал, что она имеет в виду, и сознательно уходил от этого. Сейчас, стоя в дверях кухни, он походил на незнакомца – высокий, безукоризненно одетый и слишком импозантный для этого скромного интерьера. На ум приходило слово «отчужденный». И еще – «осуждающий». Холодный и замкнутый, не сомневающийся в себе – в нем трудно было узнать того погруженного в занятия студента, который пришел однажды утром в музей не так уж много лет назад. Когда и каким образом произошла эта метаморфоза?

– Я не прошу ничего такого, что можно купить за деньги. Я прошу, Джеральд, и просила, чтобы ты отделался от этой гадкой девки.

– Для меня это не проблема.

– Не проблема? Ты не любишь ее?

– Нет. И никогда не любил. Мне очень жаль, что ты нашла эти дурацкие записки, жаль, что ты была так уязвлена. Я не хотел тебя обидеть. Эта ничтожная интрижка длилась шесть недель и сейчас закончилась. Она уедет к первому числу следующего месяца.

Казалось бы, подобная новость – это лучшее, чего Гиацинта могла ожидать. Однако высокомерие мужа шокировало ее. В голове мелькнуло воспоминание: тихий вечер, она стоит у окна и слышит голос Францины:

«Начав преуспевать, он будет волочиться за женщинами… Гиацинта ему не пара…»

– Сколько таких так называемых «ничтожных интрижек» у тебя было?

– Не много. Видишь ли, у мужчины случаются подобные вещи, а потом он сознает: они не стоят того, чтобы рисковать своей репутацией. Ты это слышала, читала, встречала в жизни. Это нехорошо, но такое случается. Готов признать, что стыжусь этого. Как и большинство мужчин.

«Вряд ли это можно назвать чистосердечным раскаянием или просьбой о прощении. Но ничего лучшего он, наверное, не может сказать. И коли так, это следует принять. Ведь если вдуматься, он принял то, что сделала я!»

Гиацинта сидела за кухонным столом, крутя на пальце обручальное кольцо, затем, досадливо махнув рукой, оглядела родные и дорогие ей предметы: кружки детей с их именами, написанными красной глазурью, коврик бабушки в зале, клюшки Джеральда для гольфа, прислоненные к стене. Здесь ее жизнь, которой она живет уже не один год.

– Мы оба совершили ошибки, – тихо сказала Гиацинта. – Попробуем начать все снова. Мы можем быть тем, чем мы были раньше. Ты ведь знаешь это.

Он ничего не сказал.

– У тебя нет ответа, Джеральд?

Он сел за стол с другой стороны и уставился в окно.

– Дела обстояли иначе еще год или два назад, – сказал Джеральд.

– Верно. И я устала от этого. Истомилась. Я пыталась спросить у тебя, что же у нас не так, но не получала ответа. Ты вообще отрицал, что у нас есть какие-то проблемы. Даже сейчас ты сидишь и молчишь, Джеральд.

– Я слушаю.

– Ну хорошо. Мы изменились. Стали старше. Разве это не естественно? Например, ты теперь более живой и веселый, чем я. Ты все время хочешь какого-то дела, хочешь, чтобы тебя окружали люди, – и это хорошо! – поспешно добавила она. – Мы не должны быть совершенно одинаковыми. Нужно только находить компромиссы.

– Может, нам стоит на время расстаться.

– Расстаться? Что ты имеешь в виду?

– Ну, при нынешних обстоятельствах… Просто посмотреть, что мы будем при этом чувствовать.

– И эта тайна! – воскликнула Гиацинта, обхватив голову руками. – Эта возня за моей спиной!.. Арни говорил мне о Флориде. Ты не упоминал об этом и только сейчас предложил расстаться. И это в тот момент, когда мне нужна твоя поддержка!

– Нет-нет, Гиацинта, выслушай меня. Я имею в виду лишь то, что каждый из нас должен отдохнуть. Мы пережили кризис. Нам необходимо время на размышления.

Когда Джеральд положил руку ей на плечо, она отпрянула от него.

– Время на размышления? Когда люди расстаются, чтобы «думать», все кончается разводом. Ты этого хочешь? Скажи мне! Ты хочешь развода?

– Гиацинта! – Джеральд успокаивающе поднял руку. – Ты только успокойся. Давай поговорим как цивилизованные люди. Слово «развод» произнесла ты. Но если ты этого хочешь – что ж, развод не конец жизни. Иногда он становится живительным, исцеляющим стартом.

– Цивилизованные люди! – повторила Гиа. – Цивилизованный развод – это еще одно клише? Значит, ты на него нацелился? А ты забыл… о Господи, ты забыл, как мы любили друг друга? Мы были единым целым. Один мозг, одно тело… ты это забыл?

И Гиацинта горько разрыдалась.

– Это не пойдет тебе на пользу. И уж совсем плохо будет для детей. Джерри – уже большой мальчик и, конечно, задастся вопросом, что же происходит.

Когда Джеральд протянул руку, чтобы погладить ее по голове, она вскочила и ударила его.

– Будь ты проклят! Ты хотел, чтобы я сделала аборт, когда я забеременела им!

– Возьми себя в руки, Гиацинта. Иначе мы ни к чему не придем. Давай разговаривать мирно. Меньше всего я хочу сделать тебя несчастной. Выслушай меня.

Гиацинта пришла в ярость. Небо обвалилось. Мир рухнул.

– Скажи прямо: «Я тебя не люблю, Гиа, и хочу развода». Скажи это вслух, чтобы я слышала.

– Я никогда не скажу, что не люблю тебя, поскольку это неправда.

Она наблюдала за тем, как Джеральд аккуратно положил на блюдце ложку, расположив ее параллельно краю стола. Так же аккуратно он положил салфетку слева от тарелки. Эти действия еще больше разгневали Гиацинту. Как же Джеральд педантично аккуратен даже в тот момент, когда разбивает ей жизнь! В приступе бешенства она приподняла край стола, опрокинув на пол кастрюли, чашки и тарелки.

– Что ж, – сказал Джеральд. – Вижу, сейчас нет смысла разговаривать с тобой. Лучше отложить разговор на другое время. Я отправляюсь в клинику. У меня еще остаются пациенты, о которых я должен позаботиться, если тебе это интересно знать.

– Мне не интересно! Совсем не интересно! Мне интересно, что случится с моими детьми и со мной!

– Дети будут иметь все, что им потребуется. Что касается тебя – ты такая неуравновешенная, Гиацинта. Посмотри, что ты наделала. На сей раз ты не можешь сказать, что это несчастный случай.

– Значит, ты не веришь, что в офисе произошел несчастный случай?

– Нет, Гиацинта, не верю.

– Ты считаешь, что я устроила пожар умышленно?

– Да. Тебя обуяла ревность, и ты сделала это из мести.

– Я просто обезумела на минуту! Я смахнула все вещи со столов… Разбила их… Но это все, что я сделала.

– Не все. Ты забываешь, что погиб человек.

– Я ничего не забываю. Я буду помнить об этом до конца своих дней. Но я не сумасшедшая!

– Скажем так: ты не владеешь собой. Ты неуравновешенна. И с этим мне не справиться. Я не могу должным образом заботиться о детях, быть хорошим врачом и жить с женщиной, которая находится в таком состоянии, как ты.

– Что означает «должным образом заботиться о детях»? Забота о Джерри и Эмме – моя работа. Именно я провожу дома весь день.

– Я уже сказал: поговорим об этом позже. – У самой двери Джеральд задержался. – Гиацинта, я дал слово и повторю его. Никто никогда не узнает о том, что ты сделала. Я скрою это ради тебя и детей. Помни это. Ты можешь подать на развод, говорить о несоответствии характеров и нашей несовместимости и о чем угодно еще. Я не стану возражать. Дело даже не дойдет до суда. Оно разрешится само по себе. А теперь я ухожу.

Воцарилась тишина. Дом был слишком велик, словно озеро без берегов. Она плыла, силы ее были на исходе, руки и ноги отказывали. «Что мне делать? Рядом нет ни одного близкого человека, к которому можно было бы обратиться, – в отчаянии подумала Гиацинта. – Джим умер, бабушка слишком стара и больна, Францина еще не оправилась от своей трагедии, а Мойра, хотя и хорошая подруга…»

Словом, у Гиацинты еще сохранились остатки гордости.

«Ах, Мойра, мне нужно тебе кое-что сказать. Джеральд хочет развестись со мной».

«Надо выйти из дома на свежий воздух. Посидеть во дворе. Полежать в шезлонге. Кажется, будто я только что пробудилась от кошмарного сна. Ничего такого в реальности нет. Открой дверь кухни и выгляни наружу. Стол напоминает мне о бедной павшей лошади, которую я однажды видела… Полежать в шезлонге, посмотреть на небо, такое лазурное и спокойное. Гуси летят куда-то на юг… Может, забрать детей и убежать куда глаза глядят?»