– Нет! – с мукой в голосе воскликнула она. – Ничего подобного! Боюсь, что, если и ты погибнешь, я больше не смогу жить…

Эти сорвавшиеся помимо ее воли слова выдали ее с головой, и Верити в ужасе посмотрела на него, а затем плотно сомкнула веки, чтобы не видеть больше пристального взгляда его синих глаз.

– Верити! – Он тихонько встряхнул ее, и она открыла глаза. На его лице вновь была бесстрастная маска. Запаниковав, она быстро продолжала:

– В этом-то все дело! Я ничего не могу поделать… с этой зависимостью…

– Садись, – угрюмо скомандовал он, усаживая ее на сиденье и пристегивая ремнем безопасности. – Какую чушь ты несешь! Я отвезу тебя в травмопункт. Пусть тебя там осмотрят.

– Люк, у меня нет никакого сотрясения мозга! – запротестовала она, поворачиваясь на сиденье, чтобы лучше его видеть. Машина тронулась и выехала со стоянки. – Не будь дураком.

– Докажи, – предложил он хриплым голосом, бросив на нее такой взгляд, что внутри у нее все перевернулось. – Попытайся сделать несколько здравых, честных утверждений и убедить меня, сага.

Сжав в отчаянии кулаки, она закрыла глаза и стиснула зубы. Люк гнал открытую спортивную машину марки «Астон Мартин» по узким деревенским дорогам с такой скоростью, что ее уже растрепанные волосы окончательно выбились из прически и туман в голове начал рассеиваться.

Как могла она такое сказать? Как у нее повернулся язык утверждать, что без него она не может жить? Видимо, с головой у нее действительно что-то не в порядке…

– Ну? – спокойно настаивал Люк. – Я ЖДУ.

– Ладно. Что ты хочешь от меня услышать? Меня зовут Верити Лейси, начала она возмущенно, – мне двадцать три года от роду. Я живу с подругой Сарой Карлтон в квартире на первом этаже в Уимблдоне. Мы занимаемся организацией банкетов и званых вечеров. Сегодня первая суббота мая, сегодня у нас был банкет по случаю благотворительного матча в норт-даунском поло-клубе, и…

– И ты меня любишь.

Она замолчала, затаив дыхание и не смея поднять на него глаз.

– А ты такой самоуверенный, тщеславный и самонадеянный самодур, каких свет не видывал, – закончила она возмущенно.

– И все же ты меня любишь. Верити.

В его низком голосе прозвучали нотки веселого смирения и чего-то такого, от чего у нее зарделись щеки и заныло в низу живота.

С трудом собравшись с силами, она вдруг увидела, что они уже въезжают в Лондон. Люк с такой уверенностью вел автомобиль в плотном городском потоке, что она даже начала успокаиваться. Но затем опять сердито дернула головой.

– Ничего подобного! Ты мне даже и не нравишься! Ты преследуешь меня из-за Эдварда, хотя в том, что произошло, ты виноват не меньше меня. Ты обвиняешь меня, что я дурачила Эдварда и вожу за нос Эллиота только ради прихоти… Нет, Люк, я не люблю тебя, а ты, конечно же, не любишь меня! Честно говоря, я вообще сомневаюсь, знаешь ли ты, что такое любовь! Хулиетта причинила тебе много боли, и потому с тех пор ты превратился в коллекционера женщин. И при этом цинично выбираешь, на ком бы в конце концов жениться!

Машина свернула на брусчатку и остановилась у высокого кирпичного здания с черной дверью, по обеим сторонам которой стояли в дубовых кадках два лавра. Замолчав, чтобы перевести дыхание после такой запальчивой речи, она нехотя повернулась к Люку и вздрогнула под его испытующим взглядом.

– Что мы здесь делаем? – нетвердо спросила она, пока он выбирался из машины и открывал для нее дверцу. – Разве ты не обещал отвезти меня домой?..

– Это и есть мой лондонский дом.

Он провел ее в квадратный с дубовым полом холл, оттуда – в большую солнечную комнату, выходящую в сад. Верити подошла к окну. Под ярко-красной айвой около кирпичной стены стояла освещенная яркими солнечными лучами деревянная скамейка, а вокруг буйствовали тюльпаны, некоторые из них уже роняли свои лепестки на траву…

– Сад надо приводить в порядок, – сказал Люк, заметив ее взгляд. – Я приехал из Аргентины только вчера вечером. Садовник, кажется, в отпуске…

– Сад просто восхитителен!

– Присаживайся, – спокойно пригласил он. – Выпьешь чего-нибудь?

– Люк, мне бы лучше вернуться к себе, в Уимблдон…

– Чай? Кофе? Прислугу я отпустил, но вполне могу заварить, в общем-то, сносный английский чай.

– Спасибо. Чай – это… хорошо. – Верити с трудом выдохнула и провела рукой по растрепанным волосам. – Можно воспользоваться твоей ванной? Синие глаза оценивающе сузились.

– Если обещаешь не сбежать…

– Мне сейчас как-то не до побегов, – вяло ответила она, отправляясь в ванную, а он пошел готовить чай.

В зеркале она увидела пепельного цвета лицо с резко выделяющимися веснушками вокруг носа и растрепанными волосами, точно аура окружавшими голову и плечи. Не надеясь привести себя в порядок, она тем не менее побрызгала водой в лицо и попыталась собрать волосы.

Сердце у нее колотилось раза в три быстрее обычного, а ладони были влажными. Поборов в себе желание как можно быстрее бежать отсюда, она на ватных ногах вернулась в гостиную.

Люка еще не было. Слишком возбужденная, чтобы сесть, она бродила по гостиной, разглядывая картины на стенах. В основном это были лошади, но было и несколько полотен в манере Пикассо. Стулья и диваны были обтянуты сатином в приглушенную малиновую и серебряную полоску. Мебель была старинная, в основном орехового дерева, с серебристыми переливами, которые создавали в комнате изысканную и вместе с тем уютную атмосферу. Вдоль одной из стен стояли книжные полки. Ей показалось, что там было все: от новейших бестселлеров до классики в кожаных переплетах. Люк, видимо, много читал и знал толк в литературе…

– Вот и я. – Люк поставил поднос на журнальный столик. – С молоком и без сахара, правильно?

Она молча кивнула. Что она делает? Все это кончится очередным фиаско или еще более горькими взаимными оскорблениями.

Люк налил и передал ей чашку чая. Откинувшись на спинку кресла, он наблюдал за Верити, маленькими глотками пившей живительную влагу. Вытянув длинные ноги в кожаных ботинках, он устало провел рукой по лицу, и ей показалось, что он страшно измотан. Сердце у нее сжалось. Поставив чашку на столик, она посмотрела ему прямо в глаза.

– Как ты себя чувствуешь, Люк? Ты выглядишь очень уставшим… Я могу взять такси. Обо мне не беспокойся.

– Ты серьезно?

Взгляд его заблестел глубинным светом.

Судорожно глотнув, она сделала глубокий вдох, набираясь мужества и стараясь выглядеть как можно более официально.

– Люк… Извини меня за намек, что ты в какой-то степени причастен к… заминке в наших делах в последнее время, – начала она осторожно. -Я знаю, мне нет прощенья. Я виновата… Просто я была так сердита, во мне все кипело, когда я опять тебя увидела, настолько, что не смогла удержаться от того, чтобы не сделать тебе больно…

– Давай забудем об этом, это не имеет никакого значения, – прервал ее Люк и выразительно посмотрел на ее зардевшееся лицо. – Я уже догадался, кто стоит за всем этим. В последние две недели я приводил в порядок свои дела, наконец-то довел до логического конца финансовые отношения с бывшей женой и ее отцом, которому дал ясно понять, что этот шантаж не может продолжаться бесконечно. Я сказал Федерико де Сантане, что мой брак с его дочерью расстроился из-за неверности Хулиетты и что я больше не могу нести за нее ответственность, поскольку собираюсь перебраться в Англию и заняться поисками Верити Лейси из фирмы «Верити Лейси Кейтеринг»…

Она открыла было рот, но смолчала; сердце ее бешено колотилось. Она чувствовала, как ее обволакивает невидимая паутина паники. Закрыв щеки дрожащими руками, она тупо уставилась на Люка, сидевшего с совершенно непринужденным выражением лица.

– Ты… ты считаешь, что отец Хулиетты мог распустить какие-то сплетни? Чтобы… чтобы подорвать мое дело?

Он пожал плечами.

– Это возможно. Но ты не беспокойся, Верити. Доверься мне, я сам с этим разберусь.

«Я ему доверяю, – неожиданно призналась она себе. – И доверяю даже больше, чем могла предположить…» Почему-то она была уверена в том, что Люк Гарсия выдержит схватку с кем угодно, даже с таким богатым и могущественным человеком, как его бывший тесть.