– Конечно. Спасибо, Мария.

Мария еще раз улыбнулась Люку, и Верити едва не съязвила: вот еще одна поклонница из твоей коллекции, я не удивлюсь, если она вдруг пошлет тебе воздушный поцелуй…

– Как поживает твоя жена. Люк? – Она неожиданно вспомнила о телефонном звонке в баре и решила не отказывать себе в удовольствии подколоть Люка точно так же, как и он это часто проделывал с ней.

– Бывшая жена. Неплохо, чего и следовало ожидать, – ответил он сухо.

– Кажется, именно так вы говорите?

– Разве? – Верити сделала еще один большой глоток бренди и осторожно опустила ногу. – А что, твой бывший тесть звонил, чтобы срочно сообщить тебе об этом?

Синие глаза его сузились.

– Откуда вдруг такой интерес, Верити?

– А что тебя удивило? – ответила она вопросом на вопрос с улыбкой на губах, почти не чувствуя боли в ноге. – Или я вмешиваюсь в личную жизнь? Но ведь и ты себе позволяешь… расспрашивать меня о моих отношениях с Эллиотом Грозвенором…

После короткой напряженной паузы Люк принес себе из кухни бренди и, сердито поблескивая глазами, сел радом с ней на стул.

– Ага, так вот как, оказывается, его зовут. Грозвенор. Что-то я уже о нем слышал.

– Не удивительно. У его семьи целая сеть коммерческих банков. Он вращается в высших кругах, с которыми у тебя, по-моему, очень неплохие отношения!

– Он просто холуй. Как, черт побери, тебя угораздило с ним связаться?

Она побагровела скорее от злости, нежели от смущения.

– Вполне возможно, что у Эллиота намного больше денег, чем он может потратить, но он вовсе не холуй, – отчеканила она. – Эллиот необычайно удачлив, он специализируется на фьючерсных сделках.

– Этого уже достаточно.

Их взгляды переплелись – расплавленное золото и насмешливая синева. Верити заерзала на софе, почувствовав себя страшно уязвимой в слишком прозрачном платье. Тонкая золотая бретелька опять сползла с плеча, и, торопливо поправив ее, она подтянула к себе колени, как бы защищаясь. Губы у Люка слегка дрогнули, и она поняла, что для него это не прошло незамеченным.

– Не волнуйся, я не собираюсь набрасываться на тебя, как дикий зверь, – сказал он, – с которым ты меня так лестно сравнила на танцплощадке.

– Спасибо! – она опустила глаза, пытаясь скрыть свои чувства.

– Интересно, что нами руководит при выборе карьеры? – продолжал он задумчиво. – Взять хотя бы Грозвенора… Он зарабатывает миллионы фунтов стерлингов на деньгах, которые принадлежат другим. А ты не отходишь от плиты…

– Продолжай, продолжай, – сказала она. – Давай теперь о тебе. Ты проводишь жизнь на лошади, гоняя мяч по полю и рискуя жизнью каждую минуту… Случай для психиатра!

– А что здесь такого! Поло сегодня – это то же, чем когда-то были сабельные бои. По крайней мере так говорят.

– Отвратительно, – холодно заметила Верити. Люк Гарсия, видимо, просто мужлан. – Спишь и видишь, как бы кому-нибудь снести саблей голову? Люк беспечно пожал плечами и усмехнулся.

– К счастью, правила игры не допускают подобного, Верити. Я вырос на южноамериканском ранчо, где разводят лошадей и где поло – это образ жизни. Сколько я себя помню, я все время езжу на лошади. А спортивные игры мне всегда нравились. Поло же прекрасно сочетает в себе и то, и другое. – У Эдварда с поло были, видимо, совсем другие отношения, – медленно произнесла Верити, потягивая бренди.

У нее был очень тяжелый день, а выпавшие сегодня на ее долю переживания оглушили ее.

– Ты так думаешь?

Верити показалось, что во взгляде Люка проскользнуло удивление. Да и откуда было ему знать о том, что привело Эдварда к поло? Люк вообще не производил впечатления человека с сильно развитой интуицией. С другой стороны, мужчины не очень-то откровенны друг с другом. Может, лишь изредка… в момент сильнейших потрясений…

– Для него поло было необходимо, чтобы приобрести определенный вес в обществе. Он был первым, кто в их семье пошел в закрытую привилегированную школу для мальчиков, и профессиональная игра в поло была для него возможностью утвердиться, сравняться, если хочешь, с теми, кто, как ему казалось, смотрел на него свысока.

– Интересная теория… как твоя нога?

Не дожидаясь ответа, он встал и принес из кухни бутылку бренди и, прежде чем она успела возразить, подлил ей и себе. Она сердито за ним наблюдала. Люк вернулся на свое место все с тем же выражением сосредоточенного внимания.

– Нога – прекрасно! Что ты имеешь в виду под «интересной теорией»? Тебе не кажется, что я должна была знать то, чем жил Эдвард? В конце концов, я собиралась выйти за него замуж!

После краткой паузы он сказал:

– Да, собиралась. Но зачем, Верити?

Этот вопрос застал ее врасплох.

– Как это зачем?

– Зачем ты собиралась замуж за Эдварда? Что тебя в нем привлекало? Подобный цинизм сбил ее с толку, и она внимательно обдумала ответ.

– Он был добрый, нежный, надежный…

– Как преданная собака. И это все?

От его язвительного тона краска бросилась ей в лицо. Осторожно поставив свой бокал на стеклянную крышку тростникового столика рядом с софой, она откинула волосы и вызывающе уставилась на спокойное лицо Люка.

– Я вовсе не обязана перед тобой отчитываться, оправдываться или откровенничать!.. – начала она ледяным голосом, но Люк насмешливо покачал головой.

– Ты чего так завелась? Ведь вопрос-то чрезвычайно прост. Если, конечно, тебе нечего скрывать или стыдиться.

– Прекрати, Люк! Я не понимаю, куда ты клонишь, но мы с Эдвардом были очень близки, мы любили друг друга, у нас было много общего, и мы одинаково думали о семейной жизни…

– Что именно?

– Что брак – это навсегда! Брак всегда с тобой, и над ним надо постоянно работать. Для большинства мужчин жена – это только неплохой аксессуар, который потом, по мере необходимости, можно сменить на более совершенную модель. Женщины же хотят чего-то более стабильного, уверенности в завтрашнем дне…

– Не все женщины, Верити.

Он сказал это с каким-то мягким упреком, и она сердито скрестила на груди руки, догадываясь, куда он сейчас нанесет ей удар.

– Ты, видимо, искала тихую заводь, ни к чему не обязывающие отношения, прикрытие для последующих невинных любовных приключений, так ведь? – Что? – кровь отхлынула от лица, но уже в следующую секунду, поняв его холодный намек, она опять побагровела. – Люк, как ты смеешь? Только из-за того, что…

– …что у меня есть основания для подобных допущений? – безжалостно закончил он за нее. – Как жаль, что я не похож на Эдварда, Верити. Добрый, нежный, надежный… и доверчивый?

– Я понимаю, что ты тогда обо мне подумал, – пробормотала она дрожащим от злости и ощущения собственной вины голосом. – Поверь, у меня тогда было какое-то помрачение рассудка… В первый и последний раз в жизни! Я была предана Эдварду до мозга костей! Наш брак обещал быть счастливым. Я всю жизнь была бы ему верна, как и он мне…

– Красиво сказано. Какая идиллия и какая проза! Вся эта надежность, уверенность, стабильность… и без любви? Без страсти? – прервал он ее с мягкой насмешкой.

– Ты ошибаешься, – возразила она, пытаясь держать себя в руках. – Нет ничего прозаического в желании быть уверенной в завтрашнем дне. И я любила Эдварда!

– Неправда. Эдварда ты никогда не любила. Если бы ты его любила, в тот вечер между нами ничего бы не произошло, – спокойно заявил Люк.

– Люк, это удар ниже пояса! Какое ты имеешь право говорить о любви?

Кто еще так мило обошелся со своей женой? – задыхаясь, выпалила она.

В последовавшей звенящей от напряжения паузе все звуки, казалось, усилились – шум вентилятора на потолке, стрекотание цикад, далекая музыка меренге и шум прибоя возле террасы.

– С моей бывшей женой? – спросил он наконец угрожающе спокойно. – А что ты знаешь о моей женитьбе, Верити? Кто тебе об этом рассказывал? Эдвард?

Верити замотала головой.

– Нег, Эдвард тут ни при чем.

– Тогда кто же? – Его глаза излучали холод.