Университет он окончил в числе первых, а через год оказался в армии. Воевал в Северной Африке, потом итальянская кампания. Его собратья по оружию, офицеры, удивлялись, что такой тихий человек, как Стефенсон, воевал с нацистами буквально как с личными врагами. Он был уже на дипломатической службе, когда встретился с Маргарет и они поженились. Трагическая неудача брака еще больше заставила его искать в тайных политических связях духовную отдушину. Война с нацизмом сгладила противоречия между его взглядами и интересами страны. Когда закончилась война, то общая цель исчезла, а наступивший мир оказался лишь кратким перемирием между Фергусом и английским государством, и вскоре Фергус почувствовал, что ему нужно определяться.

Последней каплей явилась попытка американцев оживить труп нацистской Германии. Он считал, что этим западное общество само поставило себя вне закона, поскольку прибегло к тому же аргументу, который незадолго до этого помог жуткому чудовищу: сильная Германия — это бастион против советского коммунизма. Фергус не стал прибегать к своим партийным связям, а обратился непосредственно к русским.

Первые инструкции он получил от сотрудника Советского посольства в Лондоне. Вскоре этого человека отозвали в Москву и Фергуса передали на связь другому, тогда же он выбрал себе псевдоним Синий. Настоящий консервативный синий. Цвет политических знамен его класса. И вот он, сидя в своем кабинете, — пятидесятичетырехлетний уважаемый человек, блестящий, перспективный дипломат, у которого все шансы достичь самых больших высот в своей карьере, — сидя в кабинете, он гадает, как теперь поступит его жена.

Он принес ей столько разочарований, что она его возненавидела. Ненависть в конце концов вылилась в смесь раздражения и презрения, но в основе все равно оставалась ненависть. Он бессовестно обманул ее при женитьбе. Он не смог стать ей настоящим мужем, а затем совершил самую тяжкую ошибку, попытавшись вызвать у нее сочувствие. В отместку она вот уже двадцать лет терзает его, унижает своими любовными похождениями, изводит намеками, что их последний ребенок имеет другого отца. Стремление женщины покарать мужчину-импотента не имеет границ.

И вот теперь у нее наконец появилось средство, какого еще не было. Она может полностью уничтожить его, увидеть его разоблаченным, брошенным в тюрьму... Он не знал, пойдет ли она на это. Даже по прошествии стольких лет он не мог с уверенностью ответить на этот вопрос. Он встал и подошел к двери. Фотоаппарат уже ни на что не годится. Детали утреннего совещания придется запоминать. Кто знает, возможно, это будет последняя информация, переданная Синим.

— Я не могу сказать тебе, кто это, — сказала Джуди. Ричарда Патерсона в пятницу не было в посольстве, и только отчаяние заставило ее позвонить ему домой. Она не предложила ему сесть. Они стояли друг против друга в гостиной в ее квартире. Теперь, когда он приехал, она совершенно успокоилась. Она думала, что все будет намного хуже, чем получилось на самом деле: оказалось, что она может держаться так холодно и так любезно, словно они малознакомые люди. И Ричард Патерсон, со своей стороны, тоже предпочитал держаться официально. Он даже не попытался поздороваться за руку. Первым делом он спросил, кто этот русский. Она еще раз отказалась назвать его.

— Тогда какое право ты имела вытаскивать меня сюда, — возмутился он. — У меня нет никакого желания впутываться в такое дело, а если это всего-навсего какой-нибудь клерк, разливающий чернила по письменным приборам, который хочет подоить Запад...

— Ничего подобного, — прервала его Джуди. — Я знаю этого человека очень хорошо. Ему грозит большая опасность, и он просит политического убежища. Поверь мне, Ричард, если бы не крайние обстоятельства, я бы ни за что не позвонила тебе.

— Очень рад, — сказал он. — Жена слышала наш разговор и страшно разволновалась. Едва успокоил.

Джуди посмотрела на него. Безразличие, абсолютное безразличие. Вот чем полезен оказался для нее Свердлов.

— Извини, — сказала она. — Но это нельзя откладывать до понедельника. Пришлось позвонить тебе домой. Моему другу нужно знать, примут ли его англичане и пообещают ли не передавать его американцам и его собственному посольству. Вот что он велел мне спросить у тебя. Я попыталась связаться с человеком из разведки, но он улетел в Лондон. Мне больше не к кому было обратиться.

— Я не могу дать тебе ответы на оба вопроса, это не в моей компетенции. Я могу только вернуться в Вашингтон и доложить обо всем послу. Если это и в самом деле важная персона из Русского посольства, все равно этим должен заниматься посол. Во всяком случае, я мог бы сначала поговорить с посланником.

— Нет времени. Иди сразу к послу, — решительно заявила она. — Мой друг примет его гарантии. Можешь сказать, что этот человек будет очень ценным приобретением для Англии. — Свердлов велел ей подчеркнуть эту мысль.

Она никак не могла понять, зачем, пока он не объяснил ей, что в таких делах страны торгуются за людей, как за товары.

— Если ты не имеешь права назвать мне его, — раздраженно буркнул Патерсон, — сама подумай, как я должен вести дело. Из какого подразделения посольства — хоть это ты можешь мне сказать?

— Военный, — ответила Джуди. Свердлов сказал ей, что больше ничего говорить нельзя. Такой информации достаточно, чтобы у чиновников потекли слюнки.

— Хм, это может значить что угодно. Ты все время называешь его своим другом... — Он бросил на нее взгляд, как бы укоряя ее. — Ты не можешь не знать его имени. Почему ты не доверяешь мне? И мне же нужно что-то иметь в руках, когда я пойду к послу, иначе все выглядит странно.

— Извини, но мне не позволили говорить тебе. Я сказала все, что могла. Он важный человек, он хочет перейти к нам, у него мало времени. Я тебя знаю, Ричард, ты великий законник, но, если ты запутаешь все это дело в параграфах, мы опоздаем помочь ему.

— А почему я должен думать о том, чтобы помочь ему? — возразил он. — Я приехал сюда потому, что перебежчик может помочь нам. Всегда найдется ненадежный человек, который продастся тому, кто больше заплатит, если что-то натворил у себя и боится расплаты. У нас уже были такие случаи: солдаты из Восточного Берлина называли себя политическими беженцами, когда напивались или убегали в самоволку.

Он прекрасно понимал, что тут речь идет совершенно о другом, но его злило отношение Джуди. Он никак не ожидал такого холодного приема, можно было подумать, что она никогда не спала с ним. Ее тревожила только безопасность этого «друга».

— О боже мой! — воскликнула Джуди. — Боже мой, никогда не думала, что захочу встретиться с этим маленьким животным, Лодером, но я бы отдала все на свете, чтобы здесь вместо тебя был он. Если ты не в состоянии помочь, то ведь можешь по крайней мере вывести на меня кого-нибудь из разведки? Вот все, что мне нужно! Тебе можно не ходить к послу и не впутываться в это дело, если ты боишься, что все обернется вовсе не так, как ты думаешь, и пострадает твоя драгоценная карьера! Хотя черт бы меня побрал, но я не вижу, как она может от этого пострадать!

— Я поставлю Лодера в известность, когда получу на это указания посла. — Он направился к двери. — Не знаю, во что ты там впуталась, Джуди, но похоже, на этот раз в какую-то мерзкую историю. Посоветую тебе не забывать, на чьей ты стороне. Свяжусь с тобой завтра.

Она догнала его в дверях.

— Времени очень мало, — сказала она. — Неделя, десять дней. Ради бога, постарайся заставить их принять решение!

— Трудно что-нибудь обещать относительно времени, — резко отрубил он. — Я сказал тебе, что передам наверх и позвоню завтра. — Он быстро зашагал по коридору к лифту, и она закрыла дверь в квартиру.

Из спальни вышел Свердлов. В руке он держал сигарету, которую и протянул ей.

— Ты слышал? — спросила Джуди.

— Да. Все как нужно. Он пойдет к послу, а посол отправит его в разведывательное подразделение. Ты все провела отлично.

— Откуда ты знаешь? Откуда ты знаешь, что это будет именно так? А если Ричард не сделает ничего? Ты же слышал, как он говорил про мерзкую историю, вдруг он решит, что ему лучше держаться подальше. Ты же не знаешь, что у него на уме!