Утром, когда ехали в аэропорт в Ницце, Анжела плакала. Мэкстон заметил, что у нее много багажа. Стивен вел машину. Вид у него был мрачный. Анжела сидела рядом со Стивеном на переднем сиденье, а когда он протянул руку, чтобы коснуться ее, Мэкстон заметил, что она отстранилась. В зале для пассажиров Ральф притворился, что не смотрит, как они обнимаются. Прощание было тягостным, как будто они расставались надолго.

Анжела на миг подняла голову.

– Ты не передумаешь?

– Не могу, – прошептал он. – Мы все говорим и говорим об этом. О дорогая, я умоляю тебя, попробуй понять.

– Меня не волнуют твои обещания кому бы то ни было. Ты нарушил обещание, данное мне, – сказала она. – Мне пора. Объявляют наш рейс.

Она буквально вырвалась от него и двинулась к выходу. Мэкстон попрощался со Стивеном. Тот, казалось, не заметил его. Фалькони стоял, глядя вслед жене, потом вдруг резко повернулся и ушел. Ральф устроился рядом с ней на сиденье. Он порылся в кармане.

– От одного трусишки другому, – пробормотал он. – Выпейте капельку перед взлетом. – Он протянул ей маленькую серебряную фляжку бренди. – Вам станет лучше.

Анжела взяла фляжку. Он отвернул крошечную чашку сверху.

– Вряд ли мне что-нибудь поможет, – сказала она и выпила.

Самолет разгонялся, дюзы набирали силу, готовясь к взлету. Она закрыла глаза и тут же снова открыла, глядя, как удаляется земля.

– Если хотите уцепиться за что-нибудь... – сказал Мэкстон, и она схватилась за его руку; самолет толчком поднялся и стал резко набирать высоту. – Все кончилось, – сказал он. – Держитесь, если хотите, на случай воздушных ям.

– Спасибо, Ральф, – сказала Анжела. – Все в порядке. Я не люблю только взлет.

– А я не люблю воздушных ям, – признался он.

– По-моему, вы совсем не боитесь, – сказала она. – Вы это говорите, просто чтобы мне было легче.

Они больше не держались за руки. Над головами у них погасли таблички «Не курить» и «Пристегнуть ремни». Люди вокруг успокоились, зашелестели газетами. Послышался звон. По проходу двинулась тележка с напитками.

– Помните, что вы сказали, когда мы взлетали, – сказал ей Ральф Мэкстон. – Если что-нибудь не так и я могу помочь, вы меня попросите, правда, Анжела?

– Да, Ральф, конечно.

Он больше не давил на нее. Он заказал для них напитки. На борту были английские газеты. Она попыталась читать. Ее тошнило из-за беременности, а на душе было тошно от того, что ждало ее впереди. Слава Богу, что с ней будет Ральф. В крайнем случае, она сможет ему довериться. Отца и Чарли надо оберегать до последнего мига: до конца праздников она будет притворяться, что Стивен уехал по делам. Он не передумал. Она тоже не передумает. Она не вернется во Францию.

Собрались в задней комнате траттории на углу улиц Малберри и Гранд, в том районе Нью-Йорка, где селились первые иммигранты.

Они приезжали с Сицилии, из Неаполя, из Калабрии, из нищих промышленных городов севера и селились в кишащих крысами домишках, в полуразваленных халупах растущих трущоб. Это место прозвали Малой Италией. Здесь все еще были маленькие магазинчики, где продавали pasta[24], салями и вино со старой родины. Кафе и рестораны, жилые дома, католические школы и большие церкви, выстроенные на деньги бедняков; похоронные бюро и цветочные магазины, рынки, где старые женщины с удовольствием собирались поторговаться и поговорить на родном диалекте. Это было сердце мафии и ее неаполитанской ветви, cosa nostra. Тратторией владела одна из нью-йоркских «семей», которая контролировала азартные игры, производство наркотиков и публичные дома в этой части города. Эта «семья» была подчинена гораздо более обширной и могущественной «семье» Фабрицци.

Тратторию выбрали, чтобы провести там совет незадолго до Рождества. Шел снег, стоял лютый холод. Люди приезжали на автомобилях, закутанные в пальто и шарфы, с шапками, надвинутыми на лоб от ветра, который порывами дул из-за угла. Они входили по очереди, и их вели в заднюю комнату. Они рассаживались за столом. Когда дверь в последний раз открылась и закрылась и за стол уселся последний приглашенный, собрание было открыто. Его вел Джо Нимми, старый приятель и соратник Альдо Фабрицци.

Среди присутствующих были братья Рой и Виктор Джамбино.

Джо Нимми был могущественный человек, старый саро mafioso, его уважали за верность и мудрость. Он заговорил с подобающей случаю торжественностью.

– Все вы знаете, зачем мы собрались здесь, – начал он. – Это печальный день для меня; может быть, самый печальный в моей жизни. Сорок лет я был другом Альдо Фабрицци. Мы вместе работали на улицах, мы были как братья. Мы сражались бок о бок в те давние дни, когда ирландцы пытались захватить наши территории. Доказательство тому – мои шрамы вот здесь. – Он положил руку себе на грудь. – Альдо стал большим человеком. Мы уважали его. Мы были верны ему. Но, говорю я вам, он нас обманул. – Джо огляделся вокруг. – Несколько месяцев назад он собрал нас на совет. Он сказал, что хочет стереть с лица земли Фалькони за то, что они оскорбили честь его дочери. Но он солгал. У него были другие причины. Моя племянница Николь жила в доме Альдо. Скажу вам правду, я сам послал ее туда. Я услышал вещи, в которые не мог поверить. Николь слышала, как Альдо говорит с дочерью о деле. О нашем деле. Она видела, как Клара просматривает бухгалтерские книги. Проверяет цифры. Альдо Фабрицци хочет уничтожить Фалькони. Он хочет забрать их территории, бизнес и отдать своей дочери Кларе. Он хочет, чтобы мы работали на нее. – Он умолк и услышал недовольный шум. Он повернулся к Виктору Джамбино: – Разве это не правда?

– Это правда, – подтвердил Виктор. – Они назначили свадьбу, чтобы дон Альдо мог отдать всю власть Кларе. Бруно – наш парень, и он рассказал, к чему они клонят. Мы навели справки и узнали, что она ведает защитой магазинов одежды. Кто-то отдает команды, но приказывает она.

Джо Нимми снова заговорил:

– Мужчины возглавляют наше общество, так же как они возглавляют свои семьи дома. Никогда во главе не стояла женщина. Мы – Мужчины, Которых Уважают. – Он со всей торжественностью произнес старинное сицилийское звание. – Он совершил преступление. Обесчестил нас всех. Друзья мои, не так давно мы дали клятву. Это была фальшивая клятва. Я больше не связан ею. Должны ли мы пустить пулю в лоб Луке Фалькони, чтобы Клара Фабрицци смогла верховодить нами?

– Нет, – крикнули все почти в один голос. Он кивнул.

– То, что делает Альдо, означает открытую войну. Мы много лет жили в мире. Я говорю вам: он обречен. Призываю вас голосовать.

Он сел на место. Руки стали постепенно подниматься. Воздержавшихся не нашлось. Это был торжественный миг.

Виктор Джамбино задал только один вопрос:

– А как быть с Бруно Сальвиатти?

Джо Нимми пожал плечами.

– Мы подумаем, как быть с Бруно, – сказал он, откашлялся и произнес длинную, прочувствованную речь.

Постепенно атмосфера разряжалась. Обсуждали семейные планы на Рождество, стали обмениваться праздничными поздравлениями.

Они ушли так же, как пришли, по одному, с промежутками, и быстро отъезжали в автомобилях, торопясь домой или в контору.

Джо Нимми удалился последним. Он поговорил с хозяином траттории и его женой, выпил с ними кофе, прежде чем выходить на холод. Он дал им конверт, набитый деньгами, и поздравил с Рождеством. Ущипнул за пухлую щечку мальчугана, сидевшего на коленях у матери.

– Какой очаровательный мальчик, – сказал он и сунул в руку матери десятидолларовую бумажку. – Купите ему от меня подарок.

Он вышел на улицу. Почти стемнело. В больших магазинах люди в костюмах Санта-Клауса звонили в колокольчики и собирали деньги для бедняков.

– Что случилось?

Анжела собиралась выйти из дома, но Чарли загородил ей дорогу.

– Да ничего, ничего.